Анна и Сергей Литвиновы - Ревность волхвов
– Не могу. Не понимаю, – развел я руками. – Сам голову ломаю: зачем ее поставили, для кого, какая связь с убийством…
– Если ты думаешь, – призналась Леся, – что понимаю – я, то глубоко и серьезно заблуждаешься… – Она кивнула на щиток: – Закрывай!
Мы вернулись к крыльцу. Отряхнув с ботинок снег, вошли в дом.
Женя Горелова лежала в своей спальне в той же позе: больная нога на спинке кровати, в руках книжка Льосы. Однако мысли ее, казалось, витали далеко от латиноамериканских страстей. Увидев нас, девушка приветливо улыбнулась.
– Можно с вами поговорить? – немедленно взяла быка за рога Леся.
– Можно, – улыбнулась она. – Если только ваш очаровательный спутник отнесет меня к месту беседы.
– Да не утруждайте себя! – воскликнула следовательница. – Я сяду сюда, на кровать, если вы позволите.
– Нет уж, супружеская спальня не место для допросов.
Женя села на кровати, притом ее халатик задрался гораздо выше коленей, обнажив стройные, загорелые бедра. Я подал ей руку, помогая встать.
– Не так, – покачала она головой. – Вы парень мощный, мои пятьдесят один килограмм как-нибудь выдержите. Присядьте. – Я исполнил ее команду. – Теперь хватайте.
Я подхватил девушку на руки, встал. Тело ее оказалось теплым и упругим. И, она не соврала, совсем не тяжелым.
Леся безо всякого удовольствия смотрела на Женю в моих руках.
Горелова обвила мою шею. Запах ее свежевымытых волос ударил мне в голову. У меня даже рефлекторно, совсем безо всякой связи с головным мозгом, немедленно откликнулся низ живота… Впрочем, стоп! Вряд ли моя физиология интересна широкому кругу читателей… Евгения кокетливо воскликнула: «Сто лет меня не носили на руках, как приятно!» А у меня возникла шальная мысль: может, мне закрутить роман – чтобы каникулярное время даром не пропадало – с этой чужой женушкой? А почему нет? Она на десять лет меня старше, ей тридцать семь, мне двадцать семь – но об этом я знаю только потому, что паспорт ее в посольство таскал. Выглядит Горелова гораздо моложе – на тридцать и выглядит. И еще она просто красива! Эти волоокие глаза, пухлые губы… И потом, от тридцати до сорока – самый замечательный возраст для женщины. Еще хороша собой, но уже и опыта полно, и не боится ничего, и подрастеряла романтические иллюзии. Муж ее, этот Петя, настоящий хлюпик, да и надоел он ей, по-моему… К тому же один раз она ему уже, как нам стало достоверно известно из разговора с Настей, изменяла, а где раз, там и два, там и много, много раз… А то ведь Леська продолжает вести себя со мной, как Снежная королева. Создается впечатление, что сыск для нее гораздо интереснее, чем секс. Ну, и будет ей наука…
Все эти идеи пронеслись у меня в голове в долю секунды – ведь когда мужчина ощущает напряжение в определенном месте, думать он может только о сексе. Мыслей, в основном околопостельных, враз возникает множество, в мозгу они пролетают быстро, и решения принимаются мгновенные.
Я бережно опустил Женю на лавку у обеденного стола, а она ласково потрепала меня за волосы. Надо, надо навести к ней мосты – хотя бы для того, чтобы досадить хладнокровной Леське!
Девушки – создания чувствительные, даже столь юные и провинциальные, как Олеся Максимовна, и потому она сразу разобрала искру, проскочившую меж мною и Евгенией. Похоже, поэтому и допрашивать Горелову начала в жесткой манере.
– Скажите, какие отношения связывали вас с покойным?
Женя по складам, словно пробуя слово на вкус, повторила:
– Свя-зы-ва-ли?.. От-но-ше-ния? – В этом повторе, отчасти глумливом, прозвучало нечто высокомерное по отношению к Лесе. Через минуту Женя вроде как нашла формулировку: – Отношения – дружеские. Так и запишите, Иван, – кивок в мою сторону, иронический тон, – меня с гражданином Сухаровым связывали теплые, дружеские отношения.
Она улыбнулась мне. Женя, кажется, набивалась мне в сообщники. И сейчас я не противился этому. Кажется, в тот момент нас объединило одно желание: позлить слишком уж заносящуюся юную Лесю.
Но сыщица, казалось, не заметила ниточки взаимопонимания, протянувшейся от меня к допрашиваемой. Она вперилась в Горелову:
– А в интимной связи вы с Вадимом состояли?
Хватка и бесцеремонность Леси порой поражали меня.
В ответ Женя пропела:
– Это вам сказала На-а-астя… – Голос ее прозвучал укоризненно. – Моя подруга все никак не может нам всем, включая самое себя, простить того эксперимента… То, что случилось, до сих пор еще задевает ее… И потому она болтает о происшествии направо-налево… Вербализация негативного жизненного опыта с целью смягчить связанные с ним переживания….
– Значит, вы признаете, что у вас четверых, включая и убитого, имелся этот негативный опыт?
– Деточка, – свысока усмехнулась Женя, – да такой (или иной) опыт имеется у каждой первой супружеской пары. Вы что, думаете, я была единственной, с кем Вадим изменял Насте? А Настя – единственный опыт, – последнее слово она опять произнесла саркастически, – в жизни моего Петра? Держи карман шире!.. Конечно, они ни о чем не распространялись, они же настоящие мужчины, но эти, блин, запахи чужих, и весьма дешевых, духов… возвращения под утро… губная помада на воротнике… засосы на шее… Вы что, деточка, не знаете, что каждая женатая москвичка знакома с этими милыми мелочами? И чем ее муж успешнее, чем больше зарабатывает денег, тем лучше знакома… И все эти их мужицкие разговоры… Про хороший левак, что укрепляет брак… Эти их совместные командировки… Всегда вдруг неожиданные… Вечерние звонки… «Мы с Вадимом, – передразнила она мужа, – срочно выезжаем в Питер, да, самолет уже через полчаса, вернемся через пару дней…» Если вы думаете, деточка, что окольцуете хорошего парня, – Горелова по-прежнему адресовалась к Лесе, но при этом послала выразительный взгляд в мою сторону, – а он будет вечно хранить вам верность, то имейте в виду: дудки! Он будет вам верен в одном случае: если будет безработным и безденежным. И станет сидеть на вашей шее!
Если Евгения хотела смутить Лесю (а она, безусловно, преследовала эту цель), то она своего добилась. Однако юная сыщица умела держать удар. И была упорной. Да, та смутилась, рассердилась, покраснела, но после секундной паузы подвела черту под монологом Гореловой фразой из лексикона милицейских протоколов:
– Значит, ваш муж изменял вам. А вы – ему. В том числе с Вадимом Сухаровым.
– Вывод неправильный! – окрысилась Женя. – Да, бывало, Петька мне изменял. Но в том не было ничего серьезного. А вот я ему – за исключением того злосчастного случая с Вадимом – была верна. Вы хорошо меня поняли?
Я ни капли не поверил в Женькину почти что безупречную верность, да и Леся, кажется, тоже. Однако спрашивается, какое отношение имели ее прошлые измены, действительные или мнимые, к преступлению? Вот если бы у них сейчас была с Вадимом страстная любовь-морковь… Тогда я еще б поверил, что она его убила, – чего только человек не сделает от любви и ревности… Хотя… Как Женя могла – чисто физически? Она ведь без посторонней помощи еле ползает. Как она могла обуться и по льду, по снегу, добрести от своего домика до нашего? Убить Сухарова и вернуться обратно?
Может, тогда Вадима замочил Петр? Мотив – опять-таки ревность. Я припомнил, какими довольными и раскрасневшимися выглядели наши инвалиды Вадим с Женей, когда мы в новогоднюю ночь вернулись к ним из городка…
Кстати, у Петра имелась и гораздо более мощная мотивация для того, чтобы расправиться со своим старшим партнером. Бизнес. Горелову (об этом и Настя нам говорила) надоело пребывать на вторых ролях. Он хотел стать первым – и единственным. Я сразу заметил, что его и Сухарова связывает полудружба-полувражда, полусоперничество-полувосхищение, чувства, которые часто возникают между мужчинами, особенно когда они работают вместе… И Петр не раз бросал на старшего партнера злобные взгляды… Но порой – и влюбленные, восхищенные… Питательный бульон, в котором может созреть убийство… Плюс роль катализатора сыграла застарелая ревность Горелова к Сухарову. И еще – деньги, ведь теперь, после убийства, фирма, скорей всего, окажется в руках Петра.
Да еще Петр по жизни какой-то неадекватный. Я вспомнил разговор Насти с Женей, который я нечаянно подслушал в день приезда. Они, помнится, толковали о какой-то болезни Горелова. Да и сам Петр проявил себя во всей красе, когда сидел сегодня утром за столом нечесаный, нездешний, заторможенный… Нет, если бы кто-то объявил тотализатор, то я бы поставил на то, что убийца – Горелов…
А Леся тем временем продолжала допрашивать его супругу.
– Что делали вы – и ваш муж – вчера во время убийства?
– То есть с двух до четырех дня? – уточнила Женя, Лесе не удалось ее провести на такой мякине.
– Именно.
– Да я ведь все уже рассказала.
– А мне кажется, что вы не были до конца откровенны.
