Сергей Валяев - Кровавый передел
Громко и неожиданно затрезвонил звонок в прихожей. Показалось, что покойник очнулся от вечного сна. Черт, нервы, однако.
Я заметил, что в подобных случаях всегда появляется некто, кто пугает до смерти всех действующих лиц сцены.
Это бывают — пионеры, пенсионеры, почтальоны, электрики, Мосгаз, цыгане, продавцы меда, сборщики макулатуры и так далее.
Я увидел (через глазок) маленькую, искаженную фигуру юного натуралиста с тявкающей у ног собачкой. Юноша попался настойчивый — трезвонил на всю планету. А мы, два серьезных бойца, с оружием у лица стояли в пыльной, душной прихожей и, обливаясь потом, не знали, что делать. Нам повезло — из соседней квартиры вышла мама Павлика Морозова и выгнала юнната на улицу, сказав, что, вероятно, сосед спит. И это было близко к правде.
Благополучно выбравшись из могильной западни, мы вдохнули свежего речного воздуха и поняли, что ситуация начинает выходить из-под контроля. Смерть сама по себе неприятна. Для всех. И для тех, кто уснул вечным сном. И для тех, кто остался бодрствовать. Для живых загадочная смерть вдвойне тайна. Как её раскрыть, если она зашифрована ребусом на листе бумаги?
Наш дружный коллектив долго бился над разгадыванием ребуса с бессознательными кружочками, треугольниками, рожицами и буквой «Б». В конце концов решили, что покойник бредил последние минуты жизни, и больше ничего. Я был не согласен — просто нужен дополнительный ключ. Он где-то рядом, этот ключик. Я это чувствовал… Мои боевые товарищи, будучи практиками, не верили в мои романтические, психоаналитические выкладки. Я же знал, что в минуту опасности сторожевые участки мозга, паникуя, начинают выдавать зашифрованную информацию, как бы пытаясь сохранить её для других, заинтересованных лиц. Например, по мнению психоаналитиков, треугольники обозначают сексуальность субъекта. Но, простите, какая сексуальность у трехсотлетнего динозавра с таким же партийным стажем? Или вот буква «Б»? Что она означает? По словарю: от «бабы» до «бяшки». М-да.
Между тем микроавтобус приближался к высотному дому, похожему на полураскрытую книгу. Там нас ждала встреча родственных душ: американизированного бизнесмена и отечественного банкира. В свете последних трагических событий она, эта встреча, представлялась нам крайне важной и любопытной. Когда встречаются два выдающихся паразита, жди сюрпризов; в этом сермяжная правда нашей кислотной действительности.
Никитин и Резо готовили аппаратуру к прослушиванию новой радиопьесы. Степа Рыдван дремал с невозмутимостью младенца. Я же занял удобную высотку для наблюдений. (Врага надо знать в лицо.)
Река в бетонных берегах медленно несла свои мазутно-осенние воды в пресное, искусственное море-хранилище. Светлел мрамором и окнами знаменитый дом Верховной власти, окруженный автомобильными табунами. Небольшой парк имени Павлика Морозова был покрыт золотой паутиной сентября. Я родился в сентябре; быть может, поэтому так люблю живой, золотистый цвет осени. И не люблю мертвого цвета золота. Хотя безделушки на женщинах вполне милы и безобидны. Всего несколько таких дней — очей очарованья, как сказал Поэт. Жаль, что после такого яркого праздника цвета наступают будни, слякотно-бесконечные. Но не будем нервничать. Как говорится, из-под моста первый в горницу гость. Это я к тому, что вижу: с шумного проспекта сворачивает знакомый мне «кадиллак», за ним две машины сопровождения. Потом у входа возникает любезная сутолока, удобная для опытного снайпера. Сына встречают с хлебом-солью и радостными объятиями. Я запоминаю лицевые вывески телохранителей. Так, на всякий случай. Вдруг произойдет нечаянная встреча на вечеринке. Буду знать, с кем не пить шампанского.
Я вернулся в лабораторию на колесах. Там уже щелкали потаенные механизмы, крутилась магнитофонная лента на огромных бобинах — будущие поколения должны знать своих героев и подлецов… На этажном поднебесье начиналась дружеская встреча прохиндеев.
— Милости просим, милости… — Незнакомый мне голос, слащаво-полипный. («Утинский», — ответил Никитин на мой немой вопрос.) — Жду! Жду с нетерпением… Как родина?
— Все тот же круговорот говна в природе, — ответил Сын. — Хотя фантики цветные появились… Но не Чикаго…
— Однако уже не Урдюпинск, Виктор, — хихикнул банкир. — Работаем… над собой… и другими…
— Вижу-вижу, — вероятно, осматривался Сын. — Резво комсомол стартовал в капитализм, а раньше соплями утирались…
— Так то раньше… — буркнул бывший вожак молодежи. — Коньяк, виски, кофе, чай, мороженое?..
— На работе не пью, — ответил Сын. — Как наше предложение?..
— Вполне-вполне, — суетливо проговорил банкир. — Только у нас, так сказать, встречное предложение…
— Да?
— Поскольку мы идем на риск…
— Какой риск? — удивился Виктор. — Вы нам капусту, мы рижье…[17]
— Все верно, но золотце нам здесь хранить никак нельзя…
— Ну?
— Подмогните нам, — льстиво проговорил банкир. — Мы знаем ваши возможности…
— Тьфу ты, е'вашу деммать! — выругался Сын. — Я от этого металлолома бегу, а вы…
— Но наша цена, так сказать, по сердечной договоренности… А в Штатах?.. Все по закону… А какие налоги? Мать моя родная!
Возникла напряженная пауза. Я как бы увидел Сына в позе роденовского Мыслителя. Чикагский мальчик терзал себя бизнес-выкладками, потом плюнул.
— Черт с вами! Урдюпинск, он всегда Урдюпинск!..
— Вот и прекрасненько, — обрадовался Утинский. — И вам хорошо, и нам… Лучше, конечно, самолетом…
— Военно-транспортным?..
— Отлично. Все остальное — мои проблемы… — Поинтересовался: Родной-то не слишком осерчал?.. Доживет до завтра?..
— Будет как Ленин в семнадцатом на броневике!
— Замечательно! — восхитился банкир. — Старая гвардия у нас ещё боевая. В штыковую можно ходить…
— Это точно, — согласился Сын. — Значит, кремлевский восход встречаем, как договорились?
— Да-да, нас ждут, — ответил банкир. — Надеюсь, потом мы выпьем шампанского?..
— И даже курнем кизячка…
— Кизячка?
— Это гашичек, комсомол, — очевидно, собирался уходить Сын. — Это надо знать, товарищ…
— Куда нам… за вами… Не успеваем…
— За партией бежали, портки потеряли…
— Было дело, — признался комсомольский лидер из эпохи коммунизма. — Да вот перестраиваемся…
— Бодрее, товарищи-господа, бодрее, — ерничал Сын. — Родина нуждается в молодых, надежных кадрах…
— Кадры решают все!
— Партия сказала: надо; комсомол ответил…
— …есть!
— Да, кстати, — вспомнил Сын. — Самое же главное забыли: самолет куда заказывать? В Чикаго?
— Нет-нет, — посмеялся банкир. — Ближе. В ЗГВ,[18] есть там у меня нужные кадры…
— Значит, Германия? — задумчиво переспросил Виктор. — Ну, ЗГВ, так ЗГВ!
— ЗГВ — наша сила и опора!
Хохотнули понимающе. Кажется, даже обнялись, как кровные братья. Потом ещё несколько необязательных слов, и наконец комсомольский вожак остается один. Пьет жадно воду, отдувается, рявкает зверем по селектору:
— Все документы по валюте ко мне!.. И службу безопасности на режим тревоги…
Подводим итоги. Существует стратегический запас золота, принадлежащий определенной группе лиц. Из старой гвардии большевиков. Видимо, СЗЗ поделен между ними. У каждого свой личный счет, являющийся как бы шифром для получения драгметалла на нужды партии. Одного не учли старые гвардейцы, что они смертны и что подрастает молодое поколение, выбирающее вместе со жвачкой свой частный бизнес под тенью дядюшки из-за моря-океана. Сын решил распотрошить родного отца, шантажируя его. Чем? Чем угодно. Грешны были члены ВКП(б) перед народом, это правда. Словом, ГПЧ испугался шантажа, ещё более испугается смерти Михайловича. В том, что смерть эта по заказу, сомнений нет. Любопытна технология исполнения. Хотя и это сейчас не самое главное. Пошла смертельная игра: обмен. Доллары на золото. Золото на доллары. По коммерческому курсу. Несколько тонн рижья в Штаты не провезешь дипломатической почтой, это верно. Лучше и удобнее доллары. Но бывший комсомольский вожак не хочет хранить металл на родине. И действительно, лежать он здесь будет мертвым грузом. Золото должно работать, как каждое утро должно восходить солнышко. Значит, ЗГВ — сила и опора? Через ЗГВ в надежный и многопроцентный сейф швейцарского банка? Вот такая простая современная история. Слишком простая. Для сложного дергача,[19] коим является Сын ГПЧ. Я буду не я, если в рукаве его белого клубного пиджака не окажется крапленой карты. Ну что ж, товарищи, нас ждет интересная, полная, надеюсь, неожиданностей, напряженная работа. Чертовски хочется работать, повторим вслед за одним из когорты партийно-номенклатурных прохвостов.
Продежурив ещё несколько часов под стенами высотного здания, похожего на полураскрытую книгу, и убедившись, что ничего более экспрессивного нас не ждет, мы отправились в терем-теремок. Основные события, как я понимал, должны были развиваться в царском гостиничном люксе.
