Робин Слоун - Круглосуточный книжный мистера Пенумбры
Пенумбра смотрит на меня, и его глаза смеются:
— Эдгар был продавцом в Сан-Франциско, как и ты, мальчик мой.
Я чувствую себя немного дезориентированным — характерное ощущение, что все в мире связано теснее, чем ты думал. Были ли те строчки с наклоном вписаны в журнал рукой Декла? Работал ли он в ночную смену?
Декл тоже улыбается, затем говорит с притворной серьезностью:
— Небольшой совет. Как-нибудь вам станет любопытно, и вы подумаете, а не проверить ли, что там, в клубе по соседству.
Он выдерживает паузу.
— Не делайте этого.
Точно, работал в ночную.
Напротив стойки стоит стул — из полированного дерева и с высокой спинкой — и Декл указывает Пенумбре на него.
Нил доверительно склоняется к Деклу и, указывая большим пальцем через плечо в сторону офиса, спрашивает:
— Значит это все просто маскировка?
— О, нет, нет, — отвечает Декл. — Компания Festina Lente — это настоящая коммерция. Еще какая. Она продает права на шрифт Gerritszoon…
Кэт, Нил и я понимающе киваем, будто посвященные неофиты.
— …и на множество других. Но это не все. Есть разные проекты, как вот по электронным книгам.
— А что за проект? — спрашиваю я.
Этот бизнес, похоже, куда многограннее, чем нам описывал Пенумбра.
— Я не до конца это понимаю, — говорит Декл, — но каким-то способом мы отслеживаем для издателей пиратское распространение цифровых книг.
У меня раздуваются ноздри: я вспоминаю рассказы о второкурсниках, которых приговаривают к штрафам на миллионы долларов.
— Это новое направление, — поясняет Декл. — Детище Корвины. Должно быть, весьма прибыльно.
Пенумбра кивает.
— Это благодаря усилиям тех людей за стенкой существует наш магазин.
Ну, красота. Мое жалованье берется из лицензионных платежей и судов за нарушение копирастии.
— Эдгар, эти трое разгадали Загадку Основателя, — говорит Пенумбра.
Кэт с Нилом удивленно поднимают брови.
— …и им пора увидеть Читальный Зал.
Он произносит так, что я прямо слышу заглавные буквы.
Декл лыбится.
— Потрясающе. Поздравляю и приветствую.
Он кивает в сторону настенной вешалки, где половину крючков занимают обычные пиджаки и свитера, а половину — черные мантии, как у него самого.
— Что ж, для начала переоденьтесь.
Мы скидываем промокшие куртки. Надеваем балахоны, а Декл объясняет:
— Внизу всегда должно быть чисто. Я знаю, выглядят они по-дурацки, но на самом деле сконструированы отлично. По бокам разрезы, чтобы можно было свободно двигаться…
Он машет руками взад-вперед.
— …а внутри карманы для бумаги, ручки, линейки и компаса.
Он широко раскидывает свой балахон, показывая.
— Внизу у нас есть запасы канцелярии, но инструменты нужно приносить свои.
Почти остроумно: на первый день в секте не забудь линейку! Но где же это «внизу»?
— И еще одно, — говорит Декл. — Телефоны.
Пенумбра показывает пустые ладони и шевелит пальцами, ну а мы сдаем своих темных дрожащих приятелей. Декл сваливает их в неглубокий деревянный лоток на стойке. Там уже отдыхают три айфона, черный «нео» и обшарпанная бежевая «нокия».
Декл поднимается, расправляет мантию, напруживается и сильно толкает стеллаж позади стойки. Полки поворачиваются плавно и бесшумно — будто невесомые, парящие в пространстве — и за раздвинувшимися створками открывается сумрачный тамбур и широкая лестница, винтом спускающаяся во мрак. Декл вытягивает руку, приглашая.
— Festina lente, — буднично произносит он.
Нил шумно тянет носом, и я точно знаю, что это значит. Это значит: «я всю жизнь ждал случая пройти сквозь секретный ход, замаскированный под книжные полки». Пенумбра подымается со стула, мы следуем за ним по пятам.
— Сэр, — говорит Пенумбре Декл, отступая в сторону от развернутых полок, — если вы позже будете свободны, я бы с радостью угостил вас кофе. Есть о чем поболтать.
— Так и сделаем, — с улыбкой отвечает Пенумбра.
Проходя, он хлопает Декла по плечу.
— Спасибо, Эдгар.
Пенумбра ведет нас вниз по лестнице. Он спускается осторожно, держась за перила — широкую полосу дерева на массивных металлических штангах. Нил держится рядом готовый подхватить, если Пенумбра оступится. Лестница широкая, сложенная из бледного камня; она свивается в крутую спираль, ведущую нас вглубь земли, едва освещенная дуговыми лампами на изредка попадающихся встроенных в стену факелодержателях.
Спускаемся шаг за шагом, и до меня доносятся какие-то звуки. Низкое мурчание; потом рокот; перекликающиеся голоса. Лестница заканчивается, и перед нами открывается квадрат света. Мы проходим внутрь. Кэт ахает, и ее дыхание вырывается наружу маленьким облачком.
Тут не библиотека. Тут пещера Бэтмена.
Перед нами распахивается Читальный Зал, длинное и низкое помещение. Потолок составлен из тяжелых балок, скрещенных между собой. Между ними проступает пятнистый грубый камень, сплошь косые швы и зубчатые трещины, а благодаря каким-то замешанным внутрь кристаллам все это искрится и переливается. Балки тянутся на всю длину комнаты, рисуя четкую перспективу, будто декартова сетка. На пересечениях балок подвешены яркие лампы, разгоняющие мрак внизу.
Пол тоже из каменной породы, но отполированной до стеклянной гладкости. По всему залу ровными рядами расставлены квадратные деревянные столы, два ряда идут бок о бок. Столы простые, но прочные, и на каждом лежит по громадной книге. Все книги черного цвета, и все они прикованы к столам цепями, тоже черными.
У столов сидят и стоят мужчины и женщины в черных балахонах, как у Декла, разговаривают, бормочут, спорят. Человек, наверное, с десяток, и от этого кажется, будто ты в зале какой-то игрушечной биржи. Звуки сливаются и перекрывают друг друга: свистящий шепот, шарканье подошв. Скрип пера по бумаге, повизгивание мелка. Кашель и хлюпанье носом. Больше всего похоже на школьный класс, только все ученики взрослые, и я близко не догадываюсь, какой предмет тут проходят.
По стенам зала тянутся книжные полки. Они сработаны из того же дерева, что балки и столы, и забиты книгами. Обложки тех книг, в отличие от прикованных к столам, разноцветные: красные, синие, золотые; тканевые и кожаные; растрепанные и опрятные.
Это защита от клаустрофобии: без книг это место было бы похоже на пещеру, но книжные ряды добавляют цвет и фактуру, и от этого становится уютнее и спокойнее.
Нил одобрительно урчит.
— Что здесь такое? — спрашивает Кэт, зябко потирая руки.
Цвета, может быть, тут теплые, но воздух ледяной.
— Идите за мной, — говорит Пенумбра.
Он шагает через зал, петляя между кучками черных мантий, окружающих столы. Долетают обрывки разговоров. «Брито — вот в ком трудность, — говорит высокий мужик со светлой бородой, тыча пальцем в толстый черный том на столе. — Он настаивает чтобы все действия были обратимыми, а на деле-то…»
Его голос отлетает, зато наплывает другой: «…слишком зациклены на странице как объекте анализа. Подойдем к этой книге с другой стороны — это вереница символов, так? У нее не два измерения, а одно. Следовательно…» Это тот утренний соволицый прохожий, с кустистыми бровями. Он все так же сутулится и по-прежнему в папахе; в сочетании с мантией получается стопроцентный образ чародея. Он отрывистыми движениями чертит мелом на небольшой грифельной доске.
Пенумбра попадает ногой в цепную петлю; цепь громко бренчит, когда он ее стряхивает. Пенумбра морщится и бросает на ходу:
— Нелепость.
Мы молча шагаем за ним следом: небольшая процессия черных овец. Стеллажей нет только в нескольких местах: напротив двух выходов на длинных сторонах зала и в конце комнаты, где книги, расступаясь, окружают гладкую каменную стену и деревянную кафедру под яркой лампой. Высокую и устрашающую. Не иначе, тут они совершают ритуальные жертвоприношения.
Несколько балахонов, мимо которых мы проходим, поднимают глаза и, осекшись на полуслове, смотрят на нас большими глазами. «Пенумбра!» — восклицают они, улыбаясь и протягивая ладони. Пенумбра кивает, улыбается и жмет руки. Он ведет нас к незанятому столу невдалеке от кафедры, в мягком полумраке между двумя лампами.
— Вы оказались в особенном месте, — говорит он, опускаясь в кресло.
Мы тоже садимся, распутывая складки своих черных обнов. Пенумбра говорит негромко, сквозь рокот читальни его едва слышно:
— Рассказывать о нем или сообщать кому-нибудь его расположение запрещено.
Мы разом киваем. Нил шепчет:
— Потрясуха.
— Нет, не в комнате дело, — поясняет Пенумбра. — Она, старинная, конечно. Но все подземелья одинаковы: низкий потолок, подвал, сухо, прохладно.
Он замолкает.
— По-настоящему замечательно то, что здесь хранится.
