Убийства в Белом Монастыре - Джон Диксон Карр
– Вынужден сообщить вам, мисс Бохун, что то же обвинение было выдвинуто и против вас. Вы не слышали, когда я об этом говорил?
– Что? О, это тоже глупость. Я ничего подобного не делала – да и зачем?
– Тогда кто это сделал? Не…
Морис издавал тихие щелкающие звуки, выражавшие протест. Он снова потрогал переносицу, словно задумавшись, потом мягко коснулся руки Катарины, будто успокаивая ее.
– Разумеется, нет, дорогая, как такая мысль могла прийти в твою бедную головку? Дорогая, будь осторожна, а то выльешь кофе мне на руку. И прошу, не надо так греметь чашками. Спасибо. – (Благожелательная улыбка.) – Я настаиваю: мои слова исказили, мистер Мастерс. Насколько помню, я не выдвигал подобного обвинения. Что же я говорил? Ах да, поскольку маловероятно, чтобы кто-либо из присутствующих сделал то, на что вы намекаете, я подумал, что, с учетом довольно бурных и не то чтобы необоснованных возражений мисс Кэрью против возможного брака ее отца и мисс Тэйт, у этой девушки есть более серьезные причины для неприязни, чем у остальных. Разумеется, я могу и ошибаться.
– Предположим, именно так все и было, – быстро сказал Мастерс. – Мисс Бохун, могу я попросить вас рассказать, что вам известно?
– Конечно. Если вы сообщите, кто заявил, что я… что я толкнула ее.
– Это был мистер Райнгер. А? Вас это удивило, мисс Бохун?
Ее рука с кофейной чашкой застыла в воздухе. Подавленный гнев перешел в истерический смех.
– Этот мелкий… Он что, правда такое сказал? Да, он точно может! Это ведь он собирался сделать меня кинозвездой. Да, теперь я понимаю.
– Что?
– У нашей крошки Кейт, – заметил Морис, – здравые представления о морали. Иногда.
Она пристально посмотрела на Мастерса, и во взгляде ее смешались отчаянное веселье и гнев.
– Здравые представления о морали, – с силой выдохнула Катарина Бохун, – да к черту их! Этот человек… Я больше не могла выносить, как он прикасается ко мне, все равно что… Даже не знаю. Слушайте, я вам расскажу, потому что это часть истории, которую вы хотели услышать. Вчера за ужином прозвучало предложение, чтобы мой дядя провел… ну, Марсию и всех нас по дому при свете луны, а сам нес бы свечу, и свет был бы выключен.
Так вот, понимаете, за ужином этот Райнгер все смотрел на меня. Он ничего не говорил. Но сначала он взглянул на Марсию, потом долго смотрел на меня и не отвечал, когда к нему обращались. Но когда Марсия предложила прогуляться по дому при лунном свете, он сказал, что это замечательная идея, что-то в этом роде. Он сидел… – Она медленно перевела глаза на Беннета, и в них появилось испуганное выражение, словно в голове у нее появилась мысль, которую она не хотела выдавать. – Ну вот. Я не помню. Так о чем это я? Да. Когда мы уходили, Марсия не дала мужчинам остаться за столом, а когда мы шли по коридору в сторону библиотеки, он отстал от других и взял меня за руку. – Она снова рассмеялась, у нее даже слезы выступили на глазах, и она приложила к ним платок. – Говорю же, это было ужасно смешно, потому что в первый момент я не могла понять, кто это, а он все бормотал что-то себе под нос, вроде: «Ну, что скажешь, детка?» Потом я поняла, что он имеет в виду, – потому что в фильмах говорят именно так, но вслух произнесла: «О чем вы?» И он сказал: «Да ладно, в Штатах это понимают». А я ответила: «Да, там в этом разбираются, но вам нужно подойти к делу совсем иначе, если хотите добиться успеха в Англии».
– Боже правый! – вырвалось у Мориса Бохуна.
А Беннет так же непроизвольно воскликнул:
– Отлично!
Морис немного подался вперед.
– Полагаю, – тихо сказал он, – это блестящее заявление, которое сформулировано столь же блестящим языком. Придется мне принять меры, чтобы твоя манера выражаться при мне и при гостях…
– Ой, да идите вы к черту! – сказала она, резко разворачиваясь и пригвождая его взглядом. – Что хочу, то и буду говорить!
– Нет, – сказал он с мягкой улыбкой после небольшой паузы. – Думаю, ты пойдешь к себе в комнату.
– А я вам скажу, как это называется, мистер Бохун, – перебил Мастерс, холодно и спокойно. – Я не желаю вмешиваться… э-э… в семейные дела. Но я уже малость подустал от этого. Тем более что это касается не только семьи. Это дело об убийстве. И когда мы тут допрашиваем свидетелей… Сидите, мисс Бохун. Продолжайте, пожалуйста, – что вы только что говорили?
Морис поднялся.
– Тогда, полагаю, вы не будете возражать, – сказал он, едва не срываясь на крик, – если моя племянница позволит мне удалиться к себе.
– Я хотел бы поговорить с вами сейчас, сэр, – вежливо произнес Мастерс. – Но если ваша племянница не усматривает причин… Спасибо.
Морис подал знак Томпсону, и тот быстро подобрал с пола трость с золотым набалдашником. Морис был белым как мел, чуть вспотел и улыбался, пряча бешеную ярость. Глаза у него были словно неживые, как у восковой фигуры.
– Признаюсь, я был не в курсе, что полицейские, эти порой полезные слуги высших классов, имеют привычку поощрять детей говорить в манере… блудниц. Я неизменно добивался в этом доме послушания, во имя моего собственного удобства, и я был бы глупцом, если бы оставил незамеченным малейшее сомнение в моем авторитете. Разве нет? – Он чуть улыбнулся. – Ты жестоко пожалеешь о том, что пренебрегла моим удобством, Кейт.
Он поклонился и вышел.
Беннет подался вперед и, сияя, пожал Катарине руку.
– Ну-ну! – запротестовал Мастерс и погладил подбородок, напоминающий лемех плуга. – Вот этого, пожалуйста, не надо. Я офицер полиции, и я здесь на работе. – Он старался казаться бесстрастным, но на лице у него показалась улыбка. Оглядываясь через плечо, Мастерс тихо добавил: – Ух, как вы этого старика, мисс! Гм… Гм… Вот так.
– Отличная работа, инспектор, – сказал Беннет. – Старый добрый уголовный розыск. Будь вы майским древом, мы бы вокруг вас сплясали вдвоем.
Мастерс дал понять, что он все же не майское древо, и настоял, чтобы Катарина продолжила рассказ.
– Да там больше не о чем рассказывать. – Она все еще выглядела немного испуганной, ее щеки пылали. – Ну, я имею в виду про Райнгера. Он предложил снять меня в кино и, похоже, думал, что все только об этом и мечтают. Потом опустил руку вниз и… ничего. – Она заерзала на стуле. – Было довольно темно, но остальные находились рядом с нами, и единственное, что я могла сделать и при этом не привлечь внимания, – это с силой наступить ему на ногу.
