Дочь за отца - Владимир Григорьевич Колычев
— Прямо сейчас?
— Нет, ля, утром!.. Давай выходи!.. Менты уже проснулись? — вдруг спросил Полухин.
— Какие менты?! — изобразил удивление Логачев.
— Какие-какие, красноперые!
— Нет у меня таких!
— А какие у тебя есть?
— Нет у меня вообще никого!..
— Ну, хорошо. Три минуты у тебя! Трансформаторная будка!
— Пять минут! — поторговался для порядка Логачев.
Связь оборвалась. Пока Логачев надевал бронежилет, Степан позвонил в отдел, велел срочно оцепить район, где могли находиться бандиты. Сирены не включать, в эфир до поры до времени не выходить, в общем, оговорено было все заранее. А вот экипаж, чтобы поджать бандитов с тыла прямо сейчас, не выделили. Как-то не очень верилось, что турмановские киллеры выйдут на связь в первую же ночь.
Логачев вышел из квартиры, Степан и Комов осторожно двинулись за ним. Он спустился с шестого этажа на третий, тогда все и началось. Не стали бандиты ждать, когда он спустится вниз и выйдет во двор, они встретили его в самом подъезде.
Полухин вышел прямо на Логачева, за которым шел Степан. Сначала они встретились взглядами, а затем пустили в ход пистолеты. Полухин выстрелил в Логачева, а Степан в него после того, как пуля ударила в живот его самого.
Его бронежилет выдержал удар, а Логачев скорчился от боли, и не понять, проникающее ранение или это всего лишь реакция на кинетическую энергию пули.
Бронежилетом, как оказалось, защищен был и Полухин. Две пули попали в грудь, бандита отбросило к стене, пистолет вывалился из руки.
— Федот! — перескакивая через перила, крикнул Степан.
Полухина он оставил Комову, а сам рванул вниз. И правильно сделал. За одним бандитом шел второй, этот сразу же задал стрекача.
Степан рванул за ним, но на первом этаже его скрутила дикая боль в животе. И все-таки он превозмог себя, выбежал во двор, но беглец уже сорвал машину с места. Степан выстрелил, но «Лада» продолжила движение.
Степан кое-как доковылял до своей «Волги», сел, завел двигатель. Но когда он тронул машину с места, «семерка» уже исчезла за поворотом. Впрочем, его это не остановило.
Он позвонил в отдел, дежурный заверил, что вся дежурная смена уже в действии, очень скоро на пути у Степана появился «уазик» патрульно-постовой службы. А чуть погодя он выехал на светофор, в который врезалась белая «семерка». Дверь открыта, в лобовом стекле пулевое отверстие, на боковом — кровь, но внутри пусто. Похоже, Степан стрелял не зря, водителя он ранил, а кто еще находился в машине, они скоро выяснят. Как только возьмут раненого водителя, а далеко он точно не уйдет.
* * *
Ночь, спать сил нет как хочется, а Виталик звонит в дверь как чокнутый.
— Козел! — заставляя себя подняться, прошелестела Женя.
Вот уж кто непригоден для семейной жизни, так этот придурок. И зачем только Женя позвала его к себе? На второй день поссорились. На третий он вернулся. В тот же день она снова выгнала его из дома. И вот опять! Она бы послала его к черту, но ведь звонит, соседям спать мешает, сейчас выглядывать начнут, выговаривать. И без того они уже успели привлечь внимание соседей, сколько раз она кричала на Виталика. До утра его нужно впустить, а потом пусть уматывает.
Женя открыла дверь, из груди вырвался немой крик. На пороге стоял незнакомый парень. Среднего роста, толстый, кривоногий. Левой рукой он жал на клавишу звонка, правой держался за шею, все пальцы в крови.
Женя шарахнулась от него, закрывая дверь, но парень подставил ногу и вломился в квартиру. Он уже захлопнул за собой дверь, когда Женя снова вспомнила про главное оружие женщины, в этот раз она собиралась крикнуть по-настоящему, но неизвестный набросился на нее, рукой закрыл рот.
— Тихо!
А рука окровавленная, липкая, от отвращения Женю едва не стошнило.
— Кричать будешь? — спросил он.
Женя мотнула головой. Не надо кричать, соседи не так поймут. Будут думать, что это она снова с Виталиком ссорится.
— Попробуешь сбежать — пристрелю! — пригрозил он.
И нащупав клавишу выключателя, зажег в прихожей свет. Грубые черты лица, близко посаженные глаза с расширенными зрачками, лицо, куртка — все в крови. А за поясом самый настоящий пистолет.
— Ты кто такой? — спросила Женя.
— Я кто такой? Народный мститель!.. — осклабился парень. — Можешь звать меня Толиком. Ты меня видела.
— Где я тебя видела?
— Бинты есть?
— Не знаю, — мотнула головой Женя.
Ремонт в квартире, мебель новая, но посуды почти нет, бельевые шкафы почти пустые, одежда на плечиках не висит. Не обжита еще квартира, нет в ней домашней аптечки.
— Чистая простыня сойдет и наволочка… Водка есть?
— Ликер.
— А одеколон?
Одеколон нашелся, и чистый носовой платок тоже. Толик вымыл руки, смочил платок одеколоном, приложил его к ране, которая издалека не показалась Жене глубокой. Чем-то царапнуло его, кровь уже остановилась.
Толик скривился от боли и потребовал чистую наволочку. Но в спальню отправился вместе с Женей, не отпуская ее от себя. И наволочку разорвал сам, ее же попросил перебинтовать шею.
— Где я тебя видела? — возвращаясь к начатому разговору, спросила она.
— Автосервис помнишь? Верзила друга моего замочил, я в машине тогда за рулем был. А ты стояла, смотрела… В меня стреляли. Вот, пуля задела. Я за друга своего спросить хотел, за то, что его убили. А они стрелять!..
— Кто они?
— А кто дружбана моего убил?
— Бандиты?
— Ну а кто еще?.. Ищут они меня!
— Бандиты?
— Я у тебя здесь пересижу.
— А как ты меня нашел?
— Да так и нашел… Может, я влюбился в тебя, — оскалился Толик. — Может, искал тебя. А кто ищет, сама знаешь…
— Я знаю, ты бандит. И воюешь с такими же бандитами.
— Соловей я.
— Кто?
— А ты баснями меня кормишь. На кухню давай, пожарь что-нибудь. А то я тебя пожарю!
— Очень вежливо!
— Это от любви!
Толик загнал Женю на кухню, поставил стул в дверях, сел, положив руку на рукоять пистолета.
Кровь из раны все-таки сочилась, на повязке уже выступило красное пятно.
— Слышал я, Верзила тебя у себя держал? — спросил он.
— Держал, — кивнула Женя, с опаской глядя на него.
— Теперь ты меня в плену держать будешь, — ухмыльнулся он.
— Да как-то нет желания! — открывая холодильник, мотнула головой девушка.
В магазин она уже ходила сама, вчера холодильник пополнился продуктами, масло, колбаса, яйца, молоко, в шкафу свежий хлеб, есть консервы, крупа. Два-три дня прожить можно, если экономить. А жить придется в неволе, Толик просто так ее от себя не отпустит.
Она
