Шарль Эксбрайя - Музыка, вперед!
– Еще один хитрец нашелся.
– По сравнению с тобой, конечно.
Марио схватился за голову:
– Довольно! Я повторяю, сейчас не время ссориться. Наши противники могут этим воспользоваться.
Фашист взял себя в руки:
– Ладно. Но мы еще поговорим, красавчик!
– Когда захочешь.
– Комиссар отправит тебя в наручниках прогуляться в Фоджу!
Виргилий счел нужным предупредить:
– Вряд ли.
Думая, что он пришел на помощь Джузеппе, Барбьери обернулся к нему:
– Что ты мелешь?
– Можете больше не рассчитывать на комиссара. Он вас предал…
…и Вергилий покорно принял от Пицци пощечину, ограничившись замечанием:
– Это ничего не изменит.
– Повтори, что ты посмел сказать?
– Комиссара больше не интересует убийство дона Лючано.
Карабинер поймал на лету руку Пицци.
– Зачем его бить? Лучше послушаем, что он говорит.
Сапожник рассказал о своей встрече с Бутафочи и передал его странные слова. Пицци закричал:
– Ты лжешь!
На этот раз Барбьери удержал своего коллегу.
– Не думаю, что он лжет. Он не способен выдумать такую историю. И, честно говоря, Вито, меня это не слишком удивляет. Я и сам заметил перемену в поведении комиссара.
– Боже мой! Если это правда, я прикончу его!
Виргилий хотел реабилитировать себя:
– Теперь вы видите, что не стоило меня бить?
Разъяренный Пицци ответил:
– Советую – не высовывайся. Барбьери, ты согласен, что толстяк теперь вне закона и мы должны взять власть в свои руки?
– Согласен.
– Отлично. Слушайте все, я вам покажу, как ловят беглых покойников. Звоните в колокол и соберите весь народ на площади. Мэр в последний раз напомнит им о долге. Дадим им полчаса. Если по истечении этого времени покойник не объявится, Аттилио Капелляро будет повешен. Еще через полчаса мы повесим его дружка трактирщика и так далее, пока они не раскачаются. Правильно, Барбьери?
– Вполне.
– Итак, синьор Веничьо, выполняйте приказ, да поживее, не то вы первый откроете нашу праздничную гирлянду повешенных!
Увлекая за собой Виргилия, Марио помчался к церкви со скоростью атлета, претендующего на победу в Олимпийских играх.
На фоне грохота пушек звон колокола звучал более зловеще, чем обычно. При первом ударе крестьяне переглянулись. Двери открывались бесшумно, и в непривычном молчании люди направились к площади. Там их ждал Марио. Он стоял на машине без колес, Виргилий находился по правую его руку, полицейские – по левую.
– Сограждане! Это тяжкая обязанность для меня сказать вам то, что я хочу сказать… Но это мой долг как мэра и представителя режима непобедимого Дуче!
Раздался голос Бонакки:
– Ты вновь стал мэром, Марио? Это новость!
– Ты бы лучше помолчал, Бонакки, если не хочешь для себя неприятностей! Такие, как вы, подрывают моральные устои в нашей деревне!
Трактирщик открыл рот, чтобы возразить, но жена дернула его за рукав:
– Успокойся, Анджело! Ты что, не видишь, он же тебя провоцирует!
Не услышав ответа, Марио обрел былую самоуверенность и, слегка опьяненный такой быстрой победой, начал речь:
– Выходка Бонакки красноречиво говорит о настроениях, царящих в Страмолетто! Разве настоящие итальянцы и хорошие фашисты могли бы допустить в июле, чтобы такой порочный человек, как Аттилио Капелляро, при помощи своих сообщников силой прогнал меня из мэрии?
Веничьо остановился перевести дыхание. Послышался трескучий голос Изабеллы:
– Ты всегда был обманщиком, Марио. Время тебя не изменило. Я не могу гордиться тобой. Ты мой внук, и мне ты обязан тем, что находишься здесь сегодня. Я перед всеми прошу прощения за это…
Эта непредвиденная атака со стороны родной бабки нанесла Марио жестокий удар. Веничьо сделал попытку уклониться от поединка:
– Не надо, бабушка. Вам лучше сидеть дома у теплого камина, а не вмешиваться в дела, в которых вы ничего не понимаете.
– Давай, оскорбляй меня, раз ты у власти…
Аттилио воскликнул:
– Бабушка права, Марио! Ты гнусный обманщик! В июле ты был очень рад, что можешь передать мне шарф мэра, так ты перепугался!
– А тебе вообще никто слова не давал! Перестань клеветать на меня. Ты думаешь, кто-нибудь поверит предателю? Ты предал Дуче и Италию, Капелляро! И что еще хуже, я думаю, это ты убил Лючано Криппа, великого патриота, гордость Страмолетто!
Это смелое утверждение вызвало ропот аудитории, и Пепе, не выдержав, протиснулся в первый ряд.
– Негодяй! Навозная куча, как и его дедушка Томазо! Никогда я не встречал более отвратительного создания, чем ты, порождение дьявола! Что касается Криппа, ты лучше меня знаешь – это был позор Страмолетто, а не его гордость! Меня только удивляет, как его раньше не замочили? Во времена моей молодости тебе бы это не сошло с рук. Тебя бы пинками согнали с этой колымаги! Да здравствует Гарибальди! Да здравствует свобода!
Все единодушно зааплодировали. Барбьери язвительно обратился вполголоса к мэру:
– И вы позволяете говорить такие слова представителю власти?
Пицци спрыгнул с автомобиля, крича:
– Я арестую эту старую развалину!
Но он тут же наткнулся на барьер из мужчин, женщин и детей, вставших между ним и Пепе. Воспользовавшись образовавшейся толкучкой, его даже несколько раз ударили. В ярости он выхватил револьвер:
– Хотите поиграть со мной в эту игру?
Перед ним немедленно образовалась пустота. Во избежание худшего Барбьери остановил его:
– Вернись, Вито! Мы потом с ним разберемся.
Пицци повиновался, но при этом так выругался, что дон Фаусто перекрестился. Марио возобновил прерванную речь:
– Пепе уже давным-давно не соображает, что говорит, а некоторые все время настраивают его против меня. Да-да, Аттилио! Это все из-за тебя. Ты прогнал меня из мэрии, ты оскорбил и унизил меня, а потом украл мою дочь!
– Это неправда! – Аврора вступила в бой. Отец пытался остановить ее:
– Замолчи, Аврора!
– Нет, я не буду молчать! Ты дал свое согласие на наш брак с Джанни. Ты говорил, что нет человека лучше Аттилио Капелляро и что ты будешь гордиться этим родством!
Веничьо торжественно обратился к публике, призывая их в свидетели:
– Вы видите? Это дело рук Капелляро! Он сумел восстановить против меня даже мое собственное дитя! Но я не сдамся и покараю всех изменников, даже если они будут членами моей семьи! Сограждане! В час, когда наши доблестные войска теснят проклятых захватчиков за море, мы не можем допустить слабости в наших рядах! И чтобы показать нашу приверженность режиму Дуче, предлагаю спеть хором гимн фашистской Италии!
Он затянул «Джовинецца», Пицци и Барбьери подпевали ему, но никто больше не поддержал их трио. Так что хор не смог заглушить слова Пепе:
– Ничего у тебя не выйдет, простофиля!
Марио прервал пение:
– Ах так! Вы не желаете прислушиваться к голосу разума? Отлично, тогда мы поступим по-другому. В Страмолетто произошло убийство. Если убийц не выдадут через полчаса, Аттилио Капелляро будет повешен! Еще через полчаса повесят Бонакки, а затем де Беллиса. Я вас предупредил!
Слово взял дон Фаусто:
– Марио Веничьо! Тебе точно недоставало запятнать свою совесть убийством! Но если ты должен убивать твоих друзей, твоих братьев, то пусть меня повесят первым!
И не дожидаясь ответа, падре ушел к себе в церковь в сопровождении вдовы Марини и пожилой крестьянки по имени Меккали. Женщины во что бы то ни стало хотели успеть исповедаться, пока священник не предстал перед Богом.
Заявление священника и его демонстративный уход поставили Веничьо в неловкое положение. Дона Фаусто уважали и любили все. Его переход в стан противника невыгодно освещал позиции Марио. К счастью, появление Бутафочи отвлекло всех от происшествия. Бутафочи шел, как на прогулке, радуясь жизни. Рубашка была широко расстегнута, руки – в карманах. Все замолчали, услышав беззаботный вопрос:
– А что случилось?
Его спокойствие и непринужденность заставили крестьян забыть об угрозах Марио. Их больше не принимали всерьез.
Веничьо ехидно ответил:
– Мы работаем за вас!
Данте добродушно рассмеялся:
– На твоем месте, Веничьо, я бы спрятался куда подальше.
Марио взбесился:
– Арестуйте его!
Барбьери и Пицци схватили комиссара за руки. Тот удивленно оглядел их:
– Что это с вами?
– Мы больше не подчиняемся. Ты забыл о своем поручении и будешь отвечать за это в Фодже. А пока посидишь здесь!
Черные Рубашки потащили к машине нового пленника. Пепе крикнул:
– Не волнуйтесь, комиссар, вы еще не уехали!
Бутафочи улыбнулся:
– Я не волнуюсь, Пепе.
Барбьери процедил:
– Сейчас время новостей. Если включить радио и дать им послушать, может, они образумятся?