Фредерик Дар - Большая Берта
- Успокойтесь, Маниганс, я не сумасшедший, - заверил я бывшего инспектора. - Просто они пришли и забрали голову.
- Те двое из машины?
- Весьма вероятно.
- С какой целью?
- Долго объяснять. Пока я буду рассказывать, расследование подойдет к концу. А пока как мне не хватает этого проклятого черного блокнота!
- Вы его не нашли?
- Нет, хотя поработал на совесть, - сказал я, обводя рукой комнату, где все было перевернуто вверх дном.
- А не взяла ли женщина его с собой, когда ходила звонить? предположил бывший легавый.
- Возможно.
Вот и ответ на мой вопрос. Я недоумевал, почему Тереза не вспомнила о бумажнике, когда расплачивалась. Ответ: в черном блокноте были деньги. Вывод: блокнот все еще при ней, в кармане жакета. Естественное решение: вернуться к мосту Мари и обыскать труп. Хорошо, что я до сих пор не предупредил полицию.
- Скорей!
В бессонную ночь (хотя эту ночь лучше было бы назвать ночью усопших) наступает момент, когда усталость полностью отпускает вас. Вы обретаете второе дыхание, и тогда сам черт вам не брат.
Нечто подобное случилось со мной, когда я выбрался на свежий воздух. Я ощутил необычайную внутреннюю легкость, голова была ясной, мысль работала с удивительным проворством.
Маниганс, напротив, с трудом волочил ноги. Он выглядел измученным, словно тащился по пустыне.
- Похоже, вы устали, коллега?
- Точно. Сердце у меня ни к черту, мотаться вверх-вниз по лестнице уже трудновато, ноги подкашиваются. Пойду-ка я, пожалуй, баиньки...
- И правильно сделаете.
Я остановился, наткнувшись на разбитый фарфор. Он валялся посреди улицы, осколки разлетелись в радиусе нескольких метров.
Небольшой белый прямоугольник, украшенный блеклым цветочком, лежал прямо у носка моего ботинка. Я поддел его ногой, и он улетел далеко, отскакивая рикошетом от темных фасадов.
Дзынь! В мою голову ворвалась мысль и осветила потемки. От нее веяло бодростью и свежестью, как от северного ветра.
Такая мысль никогда не придет, не прискачет, не вползет в голову тем, у кого мозг пребывает в наилегчайшей весовой категории15.
Я был настолько возбужден, что закурил сигару. Чудом у меня в кармане завалялась одна марки "Упманн". Я снял алюминиевый наконечник. Когда я раздеваю "Упманн", у меня такое чувство, словно взламываю копилку отъявленного скряги.
Я с наслаждением затянулся.
- Был рад познакомиться, комиссар, - пробубнил старина Маниганс, когда мы оказались у входа в бистро. - Словно десяток лет скинул... Надеюсь, вы добьетесь успеха в этом мрачном деле.
- У вас есть все основания надеяться, Маниганс. Спасибо за сотрудничество, оно оказалось чрезвычайно полезным. Спите спокойно и не омывайте слезами прошлое, от этого оно краше не станет.
Старик съежился, а я отправился за Бертой.
Берта переломила ход событий в северном полушарии. Немудрено, с такими-то полусферами. Революционеры приняли ее в свой круг. Они чокались и произносили тосты наперебой. Лысый хозяин наблюдал за компанией томным глазом. Антуан крепко спал на банкетке. Музыкальный автомат хрипел и сипел, но напрасно Луи Армстронг раздувал посеребренную медь, малыш и ухом не вел.
- Я его покормила, - объявила суррогатная мамаша. - Добавила чуточку рома, профилактика против простуды, он ведь мог замерзнуть под мостом. Этот крикун настоящий мужчина, вылакал все до капли! Но что с вами, дорогой, вы, кажется, взволнованы?
- Берта, собирайтесь! Время не ждет. Китиха взяла ребенка, а я расплатился за постой. Мы торопливо направились к выходу.
- Машину не берете?
- Нет нужды, мы возвращаемся на улицу Франк-Буржуа.
Я шел быстро. Толстуха, пыхтя, едва поспевала за мной. Когда мы свернули на улицу, где жили Келушики, у их дома мелькнула тень и пропала за углом. Черт, он не терял даром времени! Я рванул вслед за уходящей натурой. И правда, сердце у Маниганса было дрянь. Стометровка ему уже не давалась. Я нагонял его. Справедливости ради замечу, что его движения сковывал увесистый сверток, который он держал под мышкой.
Маниганс скоро догадался, что ему не уйти. Он остановился как вкопанный, развернулся к нам лицом и в следующую секунду вытащил пушку и принялся в нас палить, мерзавец!
Ах, урод, такой реакции я от него не ожидал! Пуля врезалась в тротуар. Вторая изуродовала витрину химчистки. Да у него развилось косоглазие на старости лет! На что он надеется? Сбросить нас в реку и отправиться на каникулы?
Ребенок заголосил.
- Он задел малыша! сиреной взвыла Берта. - Негодяй! Детоубийца!
"Задел малыша"!
Рев Берты вывел меня из оцепенения. Я разъярился, как бык перед красной тряпкой, как бойцовый петух, медведь, потревоженный в берлоге!
Шпалер уже в моей руке. Никаких предупреждений! Заряжаю. Единственную пульку. Стреляю с вытянутой руки. Не целясь! Меня ведет инстинкт! Хлоп!
Маниганс охнул, или ахнул, или хрюкнул (толком не разобрал) и покатился по грязной мостовой.
Я подбежал к Берте.
- Как малыш?
Она положила его на кромку тротуара, чтобы получше рассмотреть. И вдруг рассмеялась, смех сквозь слезы.
- Нет, вы только взгляните... Комбинезончик продырявлен на плече, но это пустяки... Красное пятнышко, словно от легкого ожога... Целехонек!.. Ах ты мое сокровище, киска, рыбка! Сладкий мой! Поросеночек! Агу-агу! Цветочек! Невредим! Господь его защитил! Воздал! Я почувствовала, как просвистела пуля. У меня под мышкой! Спасен! Чудо! Благодарю тебя, Господи!
Толстуха долго не могла опомниться. От избытка чувств она забормотала молитву, путая слова. Молитва звучала, как бабье причитание.
Мальчишка умолк, заинтересовавшись представлением, устроенным мадам Берюрье. Похоже, в Антуане проклюнулось чувство прекрасного. Он уже начал кое-что смекать в этой жизни.
Убедившись, что с малышом все в порядке, я склонился над Манигансом. Не знаю, куда угодила пуля, но старому мерзавцу пришел конец. Он слабо хрипел. Глаза закатились. В горле булькало. Пальцы скребли мостовую.
Настал час стервятников. В округе одно за другим вспыхивали окна. Обычное дело, когда в городе случается заварушка. Зеваки вырастают как из-под земли и множатся быстрее раковых клеток. Приходится отбиваться от них, как от назойливой мошкары.
Я опустился на колени рядом с Манигансом. Сверток лежал между его ног. Отрезанная голова, наспех завернутая в потрепанное пальто. Она, должно быть, слегка помялась. Естественно, ее же выкинули с третьего этажа во двор... пока я обыскивал комнату Келушика в поисках черного блокнота.
Маниганс допустил ошибку, решив избавиться также и от окровавленной тарелки. Опытный легавый метнул ее, словно диск. Башка, упав с третьего этажа, шмякнулась негромко, но фарфор, разбившись, должен был привлечь мое внимание, однако, тарелка перелетела через соседнюю крышу и грохнулась оземь на улице, вдали от моих ушей.
Когда мы расстались и я зашел в бистро, он побежал забрать жуткий трофей.
- Вы слышите меня, Маниганс?
Мой вопрос на мгновение вызвал в нем прилив сил. Он широко открыл пасть и замер, устремив взгляд на скомканную хламиду.
Мертв!
Поблизости заверещала сирена патрульной машины. Не мешкают наши ажаны.
С профессиональным автоматизмом я обшарил карманы бывшего полицейского, выудил старый потрепанный кошелек, почти пустой. В заднем кармане штанов я обнаружил пачку кредиток. Толстую, зеленоватую! Она напоминала древний кирпич, покрытый плесенью. Похоже, мой "коллега" процветал!
И все?
Если не считать перочинного ножика, замызганного носового платка, измятой пачки сигарет и спичек в рекламной картонке.
- В чем дело, кто вы такой?
Парни в круглых пелеринах разгоняли толпу плечами, локтями, коленками, пинками. Командир взвода схватил меня за воротник. Я поднял голову, он меня узнал.
- О, простите, господин комиссар!
У меня не возникло желания сюсюкать: "Ничего страшного, дружище, вы исполняете свой долг..."
- Отправьте малого в морг и не потеряйте по дороге его пистолет.
- Будет сделано, господин комиссар. Вы не ранены?
- Нет. - Я был предельно лаконичен. - Берта! Где вы?
- Здесь! - отозвалась моя необъятная тень.
Она стояла в группе жадных слушателей и не закрывала рта. Все подробно: как, что, зачем и почему. Этот подонок, бандит, убийца осмелился палить в семимесячного младенца! Позор! Такого не видали со времен нацистской оккупации. Смерть чересчур мягкое наказание для бессердечного выродка! Его надо было пытать, истязать, кормить одними пирожными, чтоб с горшка не слезал!..16
Я потащил Берту с ребенком в тихий закоулок. Вы же меня знаете! Там, где кишит народ, мне нет места. Терпеть не могу зевак! Мне требуется покой, в душе и в мире. Особенно невыносимо, когда тебя, словно мелкой дробью, осыпают приветствиями, вопросами, восклицаниями и прочей дрянью.
Мы забрались в мою скучающую колымагу и уложили Антуана на заднем сиденье. Хотите посмеяться? Сигара все еще торчала у меня во рту. Она была немного изжевана и погасла, но никуда не делась, словно приклеилась. От нее несло холодком казенного присутствия. Мне захотелось ее выбросить.
