Мила Бограш - В Plaz’e только девушки
– Что с тобой? – встревожилась Ира. – Снова больно?
– Нет… – Вера всхлипнула.
– Не расстраивайся, – погладила ее по руке Ира, – всякое случается.
– Слушай… Меня же теперь уволят! – В отчаянии воскликнула Вера.
– А кто узнает? – заговорщицки наклонилась к ней Ира. – Кто узнает? Доктор сказал, завтра будешь в норме. Он мой знакомый. А я никому не скажу.
– А спираль? – напомнила Вера. – Спираль ведь необходима. Я контракт подписала.
– Да… – задумалась Ира. – Спираль нужна. У нас у всех…
– Скажи, а зачем эта спираль?
– Жмотничают начальнички, – отмахнулась Ира, – экономят на врачах. Перестраховываются. Кризис, вот и куражатся. Сейчас во всех конторах изгаляются. Кто во что горазд. А куда деваться? У нас еще что… Мне московские знакомые такое рассказывали! У одной на работе всех только по гороскопам принимали. Представляешь? Теперь сидят в офисе одни Скорпионы и Раки и грызутся как собаки. Зато начальство довольно. Считают, что Скорпионы – самый выносливый и работоспособный знак. А у Раков фантазия богатая – они на новых проектах. Или вот еще… В другой конторе… Все по часам в туалет ходят. Строем.
– Неужели строем? – не поверила Вера.
– Natürlich! [8]Звонок. Встали. Разбились попарно. И – девочки направо, мальчики налево. Так у них начальство с перекурами борется. Кому невтерпеж, пусть памперсы купит. Не нравится – сиди без работы и сри в свое удовольствие, когда заблагорассудится. У нас еще не самое страшное. Мне вообще повезло. В нашем немецком филиале все normal.
– А как ты в Германии оказалась? – спросила Вера. Она никогда еще ни с кем не разговаривала так откровенно и запросто.
– У меня родители – русские немцы. Язык с детства знаю, поэтому и работаю в Германии. Здесь без закидонов. Вот только спирали эти…
– Как же мне быть… – с отчаянием проговорила девушка. – Уволят же.
– Могут, – не обрадовала ее Ирина. Она посмотрела сочувственно и вдруг вскочила: – Слушай! Придумала! Ты вот что…
– Что? – подалась к ней Вера.
– Скажи, что она выпала. Ну, спираль… Так бывает.
– Понимаешь, – смутилась Вера, – у меня куратор – мужчина.
– Кто? – живо заинтересовалась Ира.
– Валерий Леонидович.
– О! Herrlich Herr! [9]– она подмигнула. – Классный Herr, говорю. Надеюсь, понятно без перевода?
Вера залилась краской.
– Между нами, девушками, он не женат… О-че-нь понимающий, по рассказам очевидцев, – многозначительно посмотрела она, – и проникновенный…
– Я… – Вера покраснела еще гуще, – …я не смогу ему рассказать.
– Ладно, скромница, – понимающе улыбнулась Ира, – я сама ему позвоню.
– Ир, мне так неудобно… Ты столько сделала для меня.
– Расслабься, подруга!
Ира укрыла ее пледом, чмокнула в щеку и ушла. На следующий день, как обещала, привезла ей билеты в Москву. Вера чувствовала себя прекрасно, но на всякий случай весь день отлеживалась в номере. Утром подруга проводила ее в аэропорт.
* * *Рикемчук объявился накануне Нового года. Вовсе не для того, чтобы меня поздравить, совершенно понятно. Насчет этого Деда Мороза я давно не обольщалась. После моего разговора с Павлом мы еще не встречались, новостей по делу Еремы у меня не было, созвониться со следователем планировала после новогодних праздников.
Его нежданный звонок был совсем некстати. Я как раз украшала елку к приезду мужа. Ель была колючая, пушистая, под самый потолок – настоящая рождественская елка. Я стояла на стремянке, прилаживая хрупкую золотую звезду на макушку, когда где-то далеко внизу затренькал домашний телефон.
«Ни за что не спущусь», – разозлилась я. Телефон смолк, но тут же замяукал мобильный (это у меня звонок такой). Выдержать кошачьи вопли никто не в силах, поэтому пришлось сползти вниз – вдруг звонит Димон. Но на определителе высветился номер Рикемчука. Не сбрасывать же, раз спустилась.
– Алло! – сухо бросила я, может, поймет, что не до него.
– Василиса, – проигнорировал мой тон Рикемчук, – вы не могли бы подъехать ко мне… – он что-то прикинул, – примерно через часок.
– За подарком? – намекнула я на то, что Новый год на носу.
– Нет… – не смутился Рикемчук. – В нашем учреждении подарки обычно не раздают.
– А что у вас раздают?
– Сроки, – брякнул он, окончательно испортив мне настроение.
– У вас ко мне что-то срочное, Вячеслав Иванович? – холодно спросила я, пусть оставит свой юмор для подследственных.
– Да. Срочное. – Он был лаконичен, но настойчив: – Жду вас через час.
Даже не спросил, успею ли добраться, чем занята. Привык, что от его приглашения не отказываются. Я вздохнула, поглядев на еще не развешанные елочные игрушки, на одиноко сияющую в вышине огромную золотую звезду. «Такую бы Рикемчуку на погоны. За усердие». Злорадно хмыкнула и отправилась на незапланированное свидание в казенный дом.
Рикемчук все-таки имел совесть. Когда я вошла в кабинет, он с трудом выдвинул доверху набитый бумагами ящик стола, достал из уголка примятый букетик бессмертников, с втиснутой в них фигуркой рычащего Дракона – не то свой скульптурный портрет, не то символ Нового года – и бодро гаркнул:
– С наступающим, Василиса!
Я сделала вид, будто несказанно рада его скудному дару. Хотя, признаться, и в самом деле была тронута. То, что Рикемчук куда-то вышел сам (не арестанта же он послал за сувениром), выбрал подарок, скрытно пронес его в кабинет, спрятал в служебный стол – это уже поступок, заслуживающий признательности.
– Спасибо, Вячеслав Иванович, – с чувством поблагодарила и смущенно добавила: – А я вот к вам без подарка… (Про намерение водрузить игрушечную звезду ему на погоны умолчала.)
Он только досадливо отмахнулся. Видно, надоела ему непривычная игра в галантность. Потом посуровел и сказал:
– Приступим к делу.
Я быстро спрятала цветы с рептилией в сумку и приготовилась слушать, но сначала сказала про встречу с Павлом.
– Это не Павел таблетки подменил, Вячеслав Иванович, – убежденно закончила рассказ.
– Возможно, возможно… – Рикемчук побарабанил пальцами по столу. – Я тоже говорил с ним. Причастность Пышкина к убийству Гребнева лежит на поверхности слишком явно. А раз на поверхности и так явно, значит, кто-то подсовывает нам именно эту версию.
– Кто?
– Тот, кто убил, Василиса Васильевна…
Он замолчал. Я выжидающе смотрела на него.
– Я вот что хочу узнать. Гребнев любил ночные купания?
– В реке? – уточнила я, вспомнив, где нашли тело Еремы.
– Почему в реке? – удивился он. – В море.
– При чем здесь море? – не поняла я. – Его же в реке нашли. Но там он не купался. Я еще в первый день сказала ему: здесь плавать нельзя, потому что…
– Так он в реке и не плавал! – нетерпеливо перебил Рикемчук.
– А как же он утонул? – воззрилась я на него. – Воды в рот набрал, что ли?
– Нет. Гребнев утонул в море, это нашли его в реке.
– Ничего не понимаю… – опешила я. – Такого не может быть! Море от реки километрах в двух.
– Вот и я думаю – быть такого не может. Но тем не менее это так. Вскрытие показало, что в легких Гребнева не речная, а морская вода.
– А как же он в реке-то оказался?
– Как-то оказался… Получается, что проплыл покойный Гребнев эти два километра. И заметьте, против течения.
– Чудеса! – поразилась я.
– Да уж… Супротив законов природы пошел ваш приятель.
Мы недоуменно посмотрели друг на друга. И вдруг, как мгновенная вспышка, возникла перед моими глазами картина: Ерема на зеленой траве в одном ботинке, в испачканных илом светлых брюках, тенниске, слегка выбившейся из-под ремня. Я все поняла…
– Он вышел не искупаться, Вячеслав Иванович… – тихо сказала я. Рикемчук внимательно слушал. – Он на пляж в цветных бермудах и в майке ходил, а нашли мы его в выходной одежде. Он не купаться шел, а на какую-то встречу. И это странно…
– Почему?
– Он никуда не собирался, – убежденно сказала я. – Мы пожелали друг другу спокойной ночи…
– И все-таки пошел. – возразил Рикемчук. – Это подтвердили охранники отеля, опознавшие Гребнева по фотографии.
– Во сколько они его видели?
– Где-то около часа ночи. В те дни, после теракта в Мумбае, охрана всех гостиниц была усилена. Вечером на территорию посторонних не пропускали, а у всех выходивших за ворота проверяли «карту гостя». Охранники обратили внимание на одинокого хорошо одетого мужчину. Он вышел из отеля и направился в сторону пляжа. Обычно в это время отдыхающие возвращаются в отель. Как правило, идут группами. Гребнев шел один… Не торопясь, но целеустремленно. Было видно, знает, куда идет. Кто же его позвал?