Ирина Измайлова - Всадники «Фортуны»
— Ну, ты как? — Грэм Гастингс вошел в раздевалку Даниэля без стука: ему это было разрешено. — Настроение в норме?
— В норме.
Лоринг, только что скинув рубашку и брюки, аккуратно натягивал нижний костюм из тонкого эластичного трикотажа. Это «белье для трассы», заказанное на собственной фабрике «Лароссы» и сшитое строго по размерам гонщика, отличалось мягкостью и нисколько не раздражало тела, воспринимаясь почти как вторая кожа. Оно и смотрелось красиво: белое, шелковистое, идеально облегающее фигуру. Иные гонщики, выходя на стартовую решетку, направлялись к своим болидам, приспустив комбинезон до талии, а то и ниже — особенно если заезд проходил в одной из жарких стран. Такая демонстрация исподнего претила Даниэлю: он появлялся всегда в полном боевом облачении и только шлем надевал уже возле самой машины.
— Ты обдумал мой план гонки? — по-деловому, без лишних предисловий спросил Гастингс. — Возражений не возникло?
— Не возникло. Я вот только в резине сомневаюсь. Может, все же зря выбрал такую мягкую? Покрытие-то пока прохладное!
Технический директор решительно мотнул головой:
— Нет. Обещают не меньше двадцати семи градусов в тени. Значит, асфальт будет под сорок. С шинами ты абсолютно прав — такие поведут себя лучше всего. Но у меня возникли сомнения…
— В чем? — Рыжий Король, не спеша, проверял застежки комбенизона, и это позволяло ему не смотреть на Грэма, перед которым он почему-то испытывал особенную неловкость.
— В тактике одного пит-стопа! Да, начать нужно с баками под завязку — иначе тебе не пройти даже до седьмого-восьмого места. Но стоит ли на середине дистанции снова так загружать машину? Скорость упадет, а впереди останутся самые быстрые!
— Я постараюсь их не отпускать, Грэм, — Даниэль поднял голову и наконец взглянул в глаза «дирижеру гонки». — Неделю назад болид вел себя нормально, это я подкачал на квалификации: перетормозил и потерял время. Но сегодня сделаю все, что смогу.
Гастингс удовлетворенно кивнул. Его, кажется, больше всего волновало поведение не болида, а самого гонщика.
— Я уверен, что ты сможешь войти в очки [15]. По крайней мере, до седьмого места дотянешь. А то и до шестого.
Лоринг расправил комбинезон и стал неторопливо надевать его, привычными движениями разглаживая упругую ткань на коленях, бедрах и под мышками.
— Грэм, — тихо сказал он, — сегодня я буду на подиуме!
Даниэль редко так говорил. Тринадцать лет участия в гонках «Фортуны» приучили его не быть самонадеянным и не ручаться ни за что. Он, бывало, терпел поражения, когда уже видел победу в двух шагах. А случалось — находил шансы там, где их, казалось бы, нельзя было найти. Лоринг знавал самые горькие разочарования и самые неожиданные удачи. Он сумел однажды третьим добраться до финиша, теряя колесо и пройдя целый круг, можно сказать, на одном упрямстве, а вернее — на идеальном знании машины и умении добиться от нее почти невозможного. Зато в другой раз лидировал и уже начинал последний круг, когда колесо взорвалось и болид, подбросив, швырнуло на обочину. Таких случаев было много, и каждый из них учил гонщика не уповать на заранее просчитанный результат. А еще в жизни Даниэля было — Вальденштадт, сломанные ноги, треснувшие шейные позвонки.
Он слишком хорошо знал, чего стоит перед гонкой сказать: «Я приду первым!» Или: «Буду на подиуме!» Такие заявления нередко оправдываются, но рано или поздно за них все равно приходится платить.
А заявить, что доберешься до подиума, стартуя с семнадцатого места, да еще — на машине, которая в этом сезоне не блещет совершенством подготовки… Да: раз Лоринг так сказал, значит — на то есть причины.
— Понимаешь, Грэм! — гонщик поправил рукава комбинезона и, усевшись на стул, принялся зашнуровывать кроссовки. — Я очень благодарен всем вам за то, что вы вроде бы меня не осудили. Но это ведь и обязывает, верно? Теперь придется доказать, что я не такое дерьмо, каким себя показал. И тут существует только один способ. В прошлом году мне удалось однажды прийти вторым, стартовав с пятнадцатого места. А три года назад я пришел первым, потеряв почти целый круг. Все помнят, что мне такое удавалось, но сейчас никто не верит…
— Дураки не верят, Лорни! Дураки, понимаешь?! — кажется, сдержанный Грэм всерьез рассердился. — А нормальные люди уверены, что ты это сумел бы и сейчас, но у нас технические неполадки. Что можно сделать, если машина теряет скорость?
— На этот раз не потеряет, ведь так? — Лоринг встал и прошелся по комнате, проверяя, как сел комбинезон. — Кажется, инженеры и шинники не подвели. Значит, вопрос — только в пилоте. Во мне. И если я не сделаю того, что делал раньше, не докажу, что я по-прежнему — Даниэль Лоринг, то ваше великодушие пойдет псу под хвост! Поэтому (уж извини за наглость!) я буду на подиуме!
Гастингс рассмеялся. На его широком добродушном лице появилось выражение лукавства.
— Дени, такую наглость я легко извиню. И если тебя интересует мое мнение, то я уверен: ты прав. Но тут надо бы кое-что уточнить. Видишь ли, настроения в команде мне известны, наверное, лучше, чем всем другим. Не осудили тебя потому, что никто просто не поверил, будто бы ты мог струсить.
Лоринг, уже взявший со стола перчатки и шлем и сделавший шаг к двери, замер, точно наткнувшись на невидимую преграду.
— Грэм! Но ведь это была трусость! А что же еще?
«Дирижер гонки» пожал плечами:
— Тут каждый дает волю воображению. Придумывают разные мотивы. По телефону я тебе начал рассказывать, да ты тут же напомнил, что нас может слушать полиция. Но поверить, будто Лоринг решил спровоцировать сход с дистанции, не может никто.
— А ты? — Даниэль снова снизу вверх пристально посмотрел в глаза Гастингсу. — Ты-то ведь поверил. Мерзавцем меня назвал — значит, поверил. Теперь думаешь иначе?
— Ну… Тогда сработал фактор внезапности. Понимаешь, Дени, — он подошел вплотную и обхватил большой крепкой рукой плечо Лоринга, — я сказал бы, что думаю теперь. Но, боюсь, это вызовет долгий разговор, а сейчас уже нет времени. Просто я не так глуп. Если б ты чувствовал себя виноватым в смерти Джанни, если б даже подозревал, что виноват, то вел бы себя иначе. И не мучился мыслью, что слывешь среди нас трусом. Тебя волновало бы совсем другое!
Даниэль нахмурился:
— Я действительно думаю, что не могла взорваться эта самая смесь паров.
— Да и мне не хотелось бы так думать! — поддакнул Гастингс. — Ведь это я пошел на риск, приняв к употреблению не до конца проверенное смазочное масло. Но дело не в том. Раз уж так, скажи: ты в самом деле провертел эту дырку в топливном баке?
— По-твоему, я — сумасшедший? Взял и возвел на себя такую напраслину?
Пилот дернул плечом, освобождаясь от медвежьих объятий «дирижера гонки». Но Грэм только сильнее прижал его к себе:
— Ты мне не задавай вопросы, а ответь на вопрос! Это сделал ты?
Глаза Лоринга угрожающе сверкнули:
— Я! И не держи меня — уже пора идти на старт!
Он вышел, хлопнув дверью, что позволял себе достаточно редко. Гастингс, которому уже полагалось находиться в командной кабине «Лароссы», — тоже направился к выходу, но на пороге его догнал «Полет валькирий». Мобильник Даниэля лежал на столе, рядом со связкой ключей (гонщикам на трассе не разрешалось иметь при себе металлические предметы, а телефоны во время гонки были и вовсе не нужны).
Грэм заколебался. Мобильный телефон — штука сугубо личная, отвечать на его звонки посторонним не полагается. Лоринг, уходя на старт, всегда переключал трубку на автоответчик. В этот же раз забыл — поспешил сбежать от неприятного разговора. Ну а коли так…
— Да! Слушаю. Даниэль уже ушел. А, это ты? Да не могу я его догнать, он давно вышел. Что? Слушай, не морочь голову! Зайдешь к нему после заезда. Пока!
В это самое время Лоринг шагал, окруженный настоящей свитой корреспондентов. Мимо трибун, с которых орали и размахивали рыжими флагами его фанаты, мимо выстроившихся на пит-лейне бригад всех десяти команд, мимо болидов, занявших первые места стартовой решетки, к своей огненной машине, которая в этот день была так далеко от привычного в прошлые годы поула… Из такого же рыжего болида, застывшего на восьмой позиции, Даниэлю помахал рукой Ларри Веллингтон. «Вот кто будет искренне рад, если я его обойду!» — мелькнула у Лоринга бесшабашно-веселая мысль. Ему показалось, или Брэндон, стоявший на поул-позишн, тоже ему помахал. Что-то вдруг прорезалось в сознании, будто сработал неведомый сигнал. Подойти? Ну да — вместе с этой оравой журналистов! Здорово!
Даниэль уже поравнялся со своим болидом, когда к нему сумел протиснуться парень в светлой форме — один из комиссаров гонки. Он протягивал почтовый конверт:
