Влада Ольховская - Девушка из Зазеркалья
Значит, отсутствие мужчин в числе его поклонников не было случайностью. Он намеренно отслеживал всех подписчиков и удалял тех, кто ему неугоден. Почему – Вика не знала. По идее, если он убивает женщин, то и ненавидеть должен женщин! Разве не так?
Обо всем этом им и предстояло его расспросить. Вадим угадал правильно, на закрытой вечеринке Арсений появился. Но один он не был, постоянно перемещался от одной компании к другой, со всеми любезничал. Постепенно это начинало надоедать.
– Мы тут весь день будем? – поинтересовалась Вика. – А что, если он уйдет раньше окончания вечеринки?
– Мне все равно, когда он уйдет, – отозвался Вадим. – Я просто ждал, пока он со всеми успеет поздороваться. Теперь, когда он уже никому не нужен, можно его брать.
Выяснилось, что Даниил Вербицкий знаком с хозяином клуба, где проходила вечеринка. Это создало им особые условия для допроса Лермонтова. Владелец клуба, конечно, был не рад такому повороту событий… не совсем законному, если подойти к делу объективно. Но ссориться с влиятельным адвокатом он не хотел.
Вика наблюдала, как Вадим подошел к Арсению, взял того за локоть и что-то сказал ему. Лермонтов попытался освободить руку, но начальник охраны держал крепко. Вместе они направились в коридор, а Вика последовала за ними.
Они прошли в небольшую, уютно оформленную комнату отдыха. Здесь были расставлены несколько диванов, а на низкий столик в другое время, судя по всему, устанавливали кальян. Однако сейчас здесь было светло и пусто. Охранники клуба остались за дверью, в комнате находились только трое – Вика, Вадим и Арсений.
– О каком разбирательстве идет речь? – недовольно спросил Лермонтов.
Вике казалось, что подобная персона закатит истерику, будет топать ножками и требовать адвоката. Однако Арсений держался с холодной уверенностью, не слишком хорошо сочетавшейся с его клоунской внешностью.
Хотя, если задуматься, внешность была клоунской больше из-за одежды, чем собственно работы природы… А одежда – вещь заменяемая.
Вадима спокойствием смутить было сложно, ему и самому выдержки не занимать. Поэтому ответил он так же ровно:
– Пока что несудебное разбирательство, а дальше – посмотрим. В Москве погибли уже три девушки, еще одна пропала.
– Мне почему-то казалось, что в Москве гораздо больше девушек погибает!
– Не ерничайте. Эти три девушки были убиты одним человеком. Их объединяло только то, что они были подписаны на вашу страницу.
Новость была не из приятных, однако Арсений вновь и бровью не повел:
– И что с того? На мои страницы подписаны несколько тысяч женщин. Причем к этим страницам открытый доступ. Если кто-то решил убивать тех, кому интересно мое творчество, то у него очень большой выбор!
– Вы не выглядите обеспокоенным по этому поводу.
– А я не считаю, что вы правы! Мне что, тратить эмоции на любое абсурдное заявление? Или вы меня обвиняете?
– Никто вас ни в чем не обвиняет. Мы пытаемся обсудить ситуацию мирно.
– А она здесь зачем? – Арсений смерил Вику презрительным взглядом. – Мало того что меня допрашивают, так еще и при каких-то непонятных свидетелях!
– Прошу считать меня понятой, – усмехнулась девушка.
– Не умничайте, дамочка! Ум вам не к лицу.
– Ну, вас хамство и вовсе полнит, – не осталась в долгу Вика. – А вы от него все равно не отказываетесь!
Лермонтов, который на каждом виртуальном углу твердил, какое божественное существо – женщина, в миру – был далек от такого трепетного обращения. Скорее, наоборот, создавалось впечатление, что Вика раздражает его гораздо больше, чем Вадим.
– Давайте не будем переходить на личности, – вмешался начальник охраны. – Просто разберемся, что к чему, соблюдая при этом вежливость.
– То, что вы делаете, уже вежливостью не считается, – надул губы Лермонтов. – Ну да ладно. Что вы хотите от меня узнать?
– Вы знакомы со своими подписчицами лично?
– Боже упаси! Что, эстрадный певец должен пожать руку каждой своей слушательнице? Мы с ними общаемся на тех же страницах, но это часть проекта. Ничего личного.
– Многие из них могут так не считать, – заметила Вика. – Я просматривала ваши чаты с ними… Некоторые верят, что вам есть до них дело.
– Пускай верят, дурами Земля полнится. Мне эти люди в моей реальной жизни не нужны. Кого там из них убивают – я не знаю.
– А если мы попросим вас предоставить алиби на те дни, когда были похищены жертвы?
– Тогда я задам вам встречный вопрос: с чего я должен перед вами отчитываться? Хотите меня в чем-то обвинить – делайте это официально! Вот тогда я буду предоставлять вам алиби и вообще озадачиваться этим вопросом.
– К чему все усложнять? – удивился Вадим.
– Я считаю это не усложнением, а защитой чести и достоинства. Вы что-то еще хотите спросить?
– Боюсь, что на остальные вопросы вы и вовсе отвечать не станете.
– Рад, что мы пришли к одному и тому же выводу. Хорошего дня, господа!
Во время всего разговора Арсений показательно не смотрел на Вику, даже если отвечал ей. Да и теперь прошел мимо, будто ее не было рядом, разве что не оттолкнул.
Он покинул комнату беспрепятственно, охранники не смели задерживать его, да Вадим и не давал им такого приказа. Проследив, как он стремительно покидает помещение, Вика осведомилась:
– Теперь-то что?
– Будем следить. Сейчас у нас нет оснований для задержания, и он об этом прекрасно знает. А то, что он не хочет сотрудничать с нами, не доказывает его вину. Я бы тоже не захотел. Тому, кто к таким историям непричастен, любые обвинения показались бы дикостью, вот и он психует.
– Ты считаешь, что он не виноват?
– Я этого не говорил. Нынешний разговор не дал мне никакого окончательного подтверждения его вины. Так что… наблюдаем дальше.
С Вадимом не поспоришь, решение разумное. Но Вика помнила о четвертой пропавшей девушке… Ей сейчас нелегко приходится! Для нее их ожидание может стать смертельным. Даже мысль о том, что на подготовку предыдущих жертв у убийцы уходило более полугода, не сильно успокаивала.
– А если он уедет в Париж?
– Найдем и в Париже, – отмахнулся Вадим. – Нам сейчас нельзя зацикливаться на нем. То, что он – наш единственный подозреваемый, ничего не значит. Убийцей вполне может оказаться совершенно другой человек.
* * *Со временем должно было стать легче, а становилось сложнее. Организм лишился таблеток, к которым за долгие годы привык, и наступила ломка.
Ошибочно думать, что ломка бывает только у наркоманов. Слишком долгое употребление любого препарата – уже зависимость. Потом вдруг понимаешь, что не можешь уснуть без снотворного и срываешься даже на собственную тень без успокоительного. Андрей столкнулся со всем этим, только умноженным на два…
Палка, как водится, была о двух концах. С одной стороны, к нему возвращались эмоции, а мыслить становилось проще, да и сами мысли как будто бы были яснее. С другой – иногда ему казалось, что он сходит с ума. Он раздражался практически без повода, свет казался ему слишком ярким, звуки – слишком громкими.
Постоянно болела голова, прошибала испарина. По ночам он то не мог заснуть часами, то проваливался в пропасть, чтобы проснуться от кошмаров, которых не помнил. Порой ему и наяву чудились то силуэты, то тени, движущиеся в поле бокового зрения. Каждый день он с ужасом ждал полноценных галлюцинаций.
Сдаваться Андрей не собирался. Несмотря на все испытания, он почувствовал обрывок той свободы, о которой говорила Ева. Пока лишь фрагмент, но и этого хватало, чтобы двигаться вперед. Было бы легче, если бы у него был шанс получить профессиональный совет. Кто знает, можно ли вообще так резко бросать прием довольно сильных препаратов? Не приведет ли это к повреждению мозга?
Ни одному знакомому врачу он не мог задать этот вопрос. Они не должны были знать, что он прекратил прием лекарств. И Женя тоже не должна была. Навещая ее в больнице, он старался выглядеть спокойным, улыбался ей. К счастью, она была так сосредоточена на своем состоянии, что не заметила бы подвоха в его игре, даже если бы таковой имелся.
Уповать оставалось лишь на Интернет. Андрей просматривал всевозможные форумы, читал дневники бывших наркоманов. Решиться на что-то серьезное он не мог, поэтому пил очищающие чаи, соблюдал диету и заново учился медитировать. Умел же когда-то! Но потом – карьера, занятость, путешествия и вера в то, что отныне он живет нормальной жизнью.
Теперь старые навыки приходилось откапывать из-под груд новых, совершенно пустых воспоминаний. Андрею хотелось бы верить, что все получится.
От Евы помощи никакой не было. Но он и не ждал. Было бы странно, если бы она вдруг взяла на себя роль духовника и наставника! Что дальше, ей длинную седую бороду нацепить и посохом обзавестись?
Еву он воспринимал как стихийное явление. Пришла, сказала ему, что думает, ушла. Потом призналась, зачем это делает. Все. В каждой ее речи был исключительно ее взгляд на мир, который Андрей мог принимать, а мог и не принимать. Но чтобы она придумывала для него духовные уроки и вела по жизни… Нет, слишком уж это далеко от реальности!
