Татьяна Степанова - Прощай, Византия!
– Да ладно тебе, Зойка, я пошутил.
– Так по-скотски не шутят.
– Я сказал, что пошутил. И все, баста. Что, Ирка, ушки свои розовые навострила? Старшие ругаются – малявкам кайф, да? – Ираклий щелкнул Ирину по лбу, она тихо взвизгнула, ударила его по руке. – Ни в какой «Вудсток» мы, конечно, сегодня не поедем.
– А завтра? – спросила Ирина.
– И завтра, скорей всего, тоже.
– Тоже мне, строит из себя скорбящую Ниобею. – Ирина, выказав похвальное для своего юного возраста знакомство с греческой мифологией, покосилась на Зою. – Еще нотации читает. Думаешь, не знаю, куда ты вчера после церкви моталась? В студию к Анхелю своему? Танго танцевать?
– Танго – это другое дело, – гордо ответила Зоя.
– Другое дело? – Ирина тряхнула мелированными волосами. – Ни фига себе.
– Танго есть танго. Его танцуют всегда, даже после смерти тех, кого любишь. – Зоя встала перед сестрой. – Вставай.
– Чего?
– Вставай, я тебе покажу. Это тебе не в клубе задницей трясти и не на мопеде гонять.
– Пошла вон. – Ирина отвернулась.
– Зоя, покажи мне. – Федор швырнул пустой бокал на кожаный диван, коньяк ударил ему в голову. – Ирка, организуй нам музыку.
– Еще чего.
– Давай, шевелись, – усмехнулся Ираклий. – Ты ж сама только что от тоски дохла. Итак, мадам и мсье, леди и джентльмены, первая часть марлизонского балета.
Упрямая Ирина не двинулась с места. В глубине гостиной Зоя сама поставила в музыкальный центр нужный диск. Зазвучало танго.
– Ко мне, – скомандовала Зоя, и ее младший брат-школьник, вытянув руки, бросился к ней со всех ног. Двигался он смешно. Что-то нескладное и трогательное было в его щуплой подростковой фигуре, облаченной в потертые джинсы и теплый толстый свитер с оранжевым солнышком на груди.
– Только ты веди сама, – попросил он смущенно.
– Стой прямо, не горбись, следи за осанкой. Раз, два, на счет «три». – Зоя поправила его руки, повернула его голову за подбородок в профиль и…
Танго. Они танцевали танго в гостиной под взглядами семейных портретов. Зоя вела, как мужчина. Ее брат был в ее руках, как воск и как женщина – проход, поворот, пируэт, изгиб. Она вертела им, как послушной куклой. Он подчинялся. «Ногу выше», – командовала она, и он поднимал свою ногу в джинсах и клал ей на бедро. Неуклюже, однако очень прилежно и очень страстно выгибался назад, открывая взору свою мальчишескую тощую шею с выпирающим кадыком. «Темп быстрее, не спи, скользи». – И он по команде сестры, двигавшейся изящно, властно и плавно, скользил: на нем были только носки, свои модные кроссовки он скинул в углу, едва лишь зазвучали первые такты музыки.
– Давай, давай, учись, – смеялся Ираклий. – Сам же знаешь, Федя, когда-нибудь тебе это в другой твоей жизни пригодится.
Нина сверху созерцала это странное танго, где мужчиной-танцором была девушка, а ее «партнершей» – худенький женоподобный паренек. Внезапно она услышала чье-то прерывистое дыхание. Она быстро оглянулась и… не увидела никого. Посмотрела вниз: рядом с ней, цепляясь за перила лестницы, стоял маленький Лева Абаканов. Он смотрел на своих родных дядей и тетей. И на этот раз его взгляд не был отрешенным или бессмысленным. Он реагировал. Он видел все, что происходило там, внизу, под громкие вкрадчивые звуки аргентинского танго.
Глава 15
ШАХМАТИСТ
– Впервые посещаю такое учреждение, как ваше.
– А я впервые беседую с профессиональным шахматистом. – Никита Колосов откровенно разглядывал сидевшего напротив него Марка Гольдера. Проверка Красного Пионера, весь этот поисковый аврал закончились самым обыкновенным телефонным звонком: Колосов позвонил бывшему мужу Евдокии Абакановой и пригласил его на беседу в управление уголовного розыска. Гольдер ждать себя не заставил. Колосов ожидал увидеть какого-нибудь этакого зануду в очочках – ужасно заумного, много о себе воображающего, – отчего-то именно так он представлял себе шахматиста-гроссмейстера, но муж Евдокии Абакановой оказался крупным костистым парнем простецкого вида, с большими руками, сутулым, худощавым, но даже на вид весьма жилистым и крепким.
Первое, на что обратил Колосов внимание, – это на его черный канадский свитер. В машине Абакановой было изъято несколько волокон черного цвета, и у Колосова уже имелось заключение экспертизы о том, что эти волокна – не что иное, как шерсть с добавлением лайкры. «Прямо сейчас, здесь, что ли, свитер у него изымать для получения образцов, – думал Колосов, разглядывая фигуранта. – А что, слабо? Ну-ка, гражданин, без пяти минут шахматный король, позвольте-ка ваш стильный прикид для сравнения?»
– Вызваны вы, Марк Александрович, к нам в связи…
– Я знаю, в связи с чем я сюда вызван, – перебил его Гольдер глухо.
– Должен задать вам несколько вопросов, важных для следствия. И хотел бы получить на них ответы, максимально подробные и правдивые.
– Я не приучен лгать, я отвечу на все ваши вопросы. Спрашивайте.
– Вам известно, при каких обстоятельствах была убита ваша бывшая жена?
– Мне известно, что на нее напали, ударили ножом. – Голос Гольдера звучал все глуше.
– А где именно это произошло, вы знаете?
– На дороге, ведущей к нашей… к моей даче. – Гольдер посмотрел на Колосова. – Ночью, когда она ехала с Левой.
– Откуда ехала?
– От меня. – Гольдер закрыл лицо руками, согнулся.
– Мы вас искали все эти дни, точнее не вас, а место, откуда она ехала. Искали и причину, по которой она вместе с малым ребенком ночью оказалась на пустынной дороге. – Колосов смотрел на его плечи, на его рыжеватый затылок. – Вы могли бы нам помочь, если бы пришли сами и все рассказали.
– Что я должен был вам рассказать?
– Что случилось там, на даче между вами.
– Я не знал, куда и к кому мне прийти. Кто ведет следствие.
– Следствие ведет областная прокуратура, я веду розыск убийцы. – Колосов налил воды из электрического чайника в стакан. – Вот, выпейте. Успокойтесь.
– Я спокоен. – Гольдер провел ладонями по лицу.
– Так что же произошло между вами и вашей женой?
– Я забрал сына. Увез его к себе на дачу. – Голос Гольдера звучал по-прежнему глухо. – Я решил забрать его совсем. Она, Дуня, примчалась на дачу на машине поздно вечером. Мы поссорились. Она была в ярости – как я посмел… А я… Я думал, что я прав. Это была ужасная ночь. Но я и представить себе не мог, что…
– Вы забрали мальчика – откуда, когда?
– Она не разрешала мне видеться с Левой. Ее покойный отец, а потом и брат Костя с большим трудом заставили ее дать мне один-единственный день в месяц, когда я мог общаться с сыном. Это и был тот день.
– Вы приехали за мальчиком на квартиру вашей жены?
– Она не разрешала мне бывать там. Леву ко мне домой утром привезла Ира, младшая сестра.
«А Константин про это мне ничего не сказал, – отметил Колосов, – не хотел впутывать девчонку?»
– Я должен был встретиться с Ирой в пять часов. Мое время быстро истекло. Но я решил… Я давно уже собирался. Это не могло так дольше продолжаться. Мой сын… Лева… он погибал с ней, она губила его…
– Ваша жена была плохой матерью?
– По-своему она любила Леву.
– Почему же тогда вы хотели отнять его?
– Потому что там у нее, в их семье, мой сын… он просто погиб бы. Погиб бы, когда подрос, стал больше понимать. И я ничего уже не смог бы сделать, ничего изменить.
– Я не понимаю вас. Вы опасались за его жизнь – так, что ли?
– Не за жизнь. О его жизни я должен был думать тогда, когда отпустил их ночью одних. Идиот, болван. – Гольдер покачал головой. – Называется, увез ребенка, называется, спрятал, скрыл: она примчалась на машине, кричала, что я вор и подлец, что я украл ее сына, что она убьет меня за это.
– Она – вас?
– Она – меня. – Гольдер смотрел на Колосова. – А вы подозреваете, что это я убил ее там, на дороге?
– Скажите, Марк Александрович, в больших шахматах верят в случайности или исключают их? – спросил Колосов.
– Исключают. Однако верят.
– Во что, по-вашему, должен верить я? С логической точки зрения? Ваша жена найдена в машине с ножевыми ранами недалеко от вашей дачи, куда она, как вы сами говорите, примчалась на ночь глядя с целью отнять у вас сына, которого вы туда увезли, умыкнули без ее согласия, без разрешения. Найдена она убитой после скандала с вами, после того, как, вы сами говорите, грозилась убить вас.
– Я сам себя убить должен за то, что отпустил их ночью одних.
– Как же это вы отпустили их ночью одних?
– Я виноват.
– Только в одном этом виноваты?
– Только в этом. – Гольдер хрустнул пальцами. – Я виноват, что затеял все это в тот злополучный день. Мне говорили, меня просили, она просила меня…
– Кто вас просил?
– Зоя, сестра моей жены. Я должен был вернуть сына Ирке, нашей маленькой… Она приехала за ним ко мне, а я уже собирал вещи, уже вызвал такси. Ирка растерялась, позвонила Зое – это единственный человек в той семье, который… который хоть сколько-то понимал меня, понимал, что и я тоже имею право на Леву, что я его отец… Я сказал, что забираю сына насовсем, что теперь он будет жить со мной, у меня. Зоя умоляла меня не делать этого, просила, но я ничего не желал слышать. Пришло такси, мы сели и поехали. Я думал, что мой сын теперь всегда будет со мной. А потом среди ночи на дачу нагрянула она, моя жена.
