Убийства в Чумном дворе - Джон Диксон Карр
– Где ты живешь? – спросил я.
– Я знаю! Вы новый врач. Вот оно что. Я живу на Лафборо-роуд, 401Б, Брикстон.
– У тебя есть родители, Джозеф?
– Есть миссис Суини… – с сомнением произнес он. – Родители? Думаю, их нет. Я никогда не ел досыта… Все, что я помню, – это маленькая девочка, на которой я собирался жениться, она жила в доме, и у нее были желтые волосы. Но я не знаю, что с ней случилось, сэр. Есть миссис Суини. Хотя нам было всего по восемь лет, так что, конечно, мы не могли знать…
– Как ты познакомился с мистером Дарвортом?
Ответ на этот вопрос занял больше времени. Как я понял, миссис Суини была его опекуншей, которая когда-то знала мистера Дарворта. Именно миссис Суини сказала Дарворту, что Джозеф обладает большими экстрасенсорными способностями. Однажды она вернулась с мистером Дарвортом «в пальто с меховым воротником и в блестящей шляпке, и они ехали в длинной машине с аистом на капоте». Говорили о нем. «Он никогда не будет шантажировать» – услышал Джозеф. Он полагал, что это было три года назад.
И снова – пока Джозеф описывал гостиную на Лафборо-роуд, 401Б, подробно останавливаясь на занавесках из бисера на двери и Библии в позолоченном переплете на столе, – мне захотелось оглянуться на своих спутников. Как воспримут они эту достаточно весомую улику против Дарворта, было неясно: трудность могла заключаться в том, чтобы убедить Джозефа повторить это впоследствии. Кроме того, он был на пике своей словоохотливости. Еще несколько минут, и он испугается, замкнется и, возможно, станет невменяемым. Так что я легонько надавил на него:
– Нет, Джозеф, конечно, можешь не беспокоиться о том, что говорил мистер Дарворт. Доктор скажет ему, что ты ввел это лекарство, потому что был вынужден…
– Ах-х!
– И доктор, конечно, скажет ему, что ты не собирался делать то, о чем тебя просил мистер Дарворт… Вспомни-ка, дружок, о чем он тебя просил?
Джозеф сунул в рот грязный ноготь большого пальца и стал его грызть. Затем, многозначительно понизил голос, как будто подражая Дарворту, он произнес:
– «Слушать, сэр. Слушать». Вот что он сказал. – Затем Джозеф с торжествующим видом несколько раз кивнул.
– Слушать?
– Слушать, о чем они говорят. Те, кто собрался здесь. Он сказал, что мне можно вообще не оставаться с ними, если они откажутся от сеанса, но продолжать слушать. Пожалуйста, сэр, это правда. Он сказал, что, вероятно, кто-то может выползти наружу и причинить ему вред…
Глаза юнца затуманились еще больше; очевидно, Дарворт описал этот процесс «выползания» в каких-то беспощадных и отвратительных подробностях. Также очевидно, что Дарворт был специалистом в области применения медицинских средств для гипноза.
– Выползти наружу… И я должен был узнать, кто это был…
– Что еще, Джозеф?
– Он говорил, как добр был ко мне, и о деньгах, которые он давал миссис Суини для меня… И если кто-то появится, мой разум поймет это, и я должен узнать, кто это. Но видите ли, сэр, я принял лекарство, а потом мне просто хотелось поиграть в карты. Через какое-то время кажется, что все карты с фигурами оживают, особенно две красные королевы. Подносишь их к свету и поворачиваешь, и тогда можно увидеть новые цвета, которых раньше не видел…
– Он ожидал, что кто-то выползет наружу, Джозеф?
– Он сказал… – Уже плохо соображая, Джозеф погрузился в задумчивость. Он отвернулся, сложил карты в колоду и стал нетерпеливо перебирать их. Тонкая рука вытащила бубновую королеву. Когда он снова поднял глаза, его взгляд словно где-то блуждал.
– Пожалуйста, сэр, мне больше нечего сказать, – встав и попятившись, жалобно проныл он. – Можете избить меня, если хотите, как они делали это раньше, но я больше ничего не скажу.
Рывком он проскользнул мимо упаковочного ящика, крепко держа карту, и отступил в тень.
Я резко обернулся. Мэрион Латимер и Холлидей стояли близко друг к другу, ее рука лежала на его руке; они оба смотрели на бледное, искаженное гримасой лицо отступающего к стене Джозефа. Глаза Холлидея были прикрыты тяжелыми веками; его губы выражали то ли жалость, то ли презрение. Мне показалось, что она вздрогнула и затем как будто начала привыкать к здешнему свету – даже ее угловатая красота стала мягче, как и крутые волны распущенных светлых волос.
В дверном проеме показалась новая фигура.
– Вот те на! – резко бросила леди Беннинг.
Ее верхняя губа была вздернута. Все лицо было в темных морщинах, что не удавалось скрыть под чопорно завитой сединой и черной бархатной лентой на шее. Черные глаза вперились в меня. Она неуклюже опиралась на зонтик, которым резко ударила о стену коридора.
– Идите в гостиную! – пронзительно закричала она мне. – И выясните, кто из нас убил Роджера Дарворта. О боже мой, Джеймс! Джеймс! – воскликнула леди Беннинг и вдруг разрыдалась.
Глава восьмая
В гостиной я застал всю компанию в сборе. На данный момент самым любопытным объектом изучения была самоуверенная пожилая леди, безмятежное лицо которой теперь походило на потрескавшийся восковой цветок. Пока, кивая, леди Беннинг сидела в углу у камина в своем красном плаще, она оставалась статной маленькой маркизой с картины Ватто (ловко вжившись в эту роль, словно для того, чтобы написали с нее портрет). Но стоило ей встать и сделать несколько неуверенных шагов, как на ваших глазах она превращалась в разлагающуюся, злобную, растерянную старуху, потерявшую любимого племянника. Таково, по крайней мере, было мое впечатление, хотя она больше других вызывала какое-то смутное недоумение.
Она сидела в ободранной гостиной в том же кресле, что и раньше, у дымившего камина, который уже погас, под шестью свечами. Говорить она не желала. Она также не воспользовалась носовым платком – сидела, прижав руку к своим припухшим заплаканным глазам, грудь ее ходила ходуном. Майор Физертон стоял над ней, свирепо глядя на меня. Тед Латимер стоял по другую сторону камина, и в руке у него была кочерга.
И все же противостоять этим людям было до неприличия легко, настолько они были охвачены страхом, витавшим в этой комнате за спиной каждого.
– Итак, сэр! – прогремел майор Физертон, как будто собирался немедленно приступить к разбирательству. Но остановился.
При полном освещении майор выглядел довольно внушительно. Он как бы слегка откинулся назад, плотно упакованный в пальто, покрой которого скрывал его брюшко. Физертон склонил голову набок, и его блестящая лысина сильно контрастировала с дряблым лицом цвета портвейна, большим носом и выступающими над воротником щеками, когда он начинал говорить. Одна рука была по-ораторски согнута за спиной, другой он теребил седые усы. Бледно-голубые глаза изучали меня из-под седеющих бровей, которые нуждались в расчесывании.
