Страницы любви Мани Поливановой - Татьяна Витальевна Устинова
В квартире громко говорили, слышались топот и даже плач, и, не раздумывая больше, Алекс толкнул дверь и вошел.
Везде горел свет, остро пахло бедой. Он очень хорошо знал этот запах – нашатырного спирта, сердечных капель и еще какой-то дряни. Бабушка умирала именно в этом запахе. Вид у нее был виноватый, ей было неловко, что она умирает и доставляет родным столько хлопот и огорчений. Человек в белом халате чем-то колол ее, мать совала под нос нашатырный спирт, а она все смотрела на внука – видишь, мальчик, как получилось?.. Ты, самое главное, не огорчайся, все это ерунда, подумаешь!..
На секунду Алексу показалось, что он потеряет сознание – от страха, того, давнишнего, когда он понял совершенно отчетливо, что бабушка сейчас умрет и больше ее никогда не будет.
…Нет. Остановись. Это чужая жизнь, чужая беда. Свою ты уже пережил.
Где-то что-то громыхнуло, потянуло сквозняком, входная дверь у Алекса за спиной с грохотом затворилась, и в коридоре возникла очень высокая растрепанная женщина, показавшаяся ему смутно знакомой.
– Вы кто? – издалека спросила она у Алекса. – Врач? Проходите! Да быстрее, что вы возитесь!..
У нее за спиной кто-то зашелся в хриплом кашле, женщина пропала из глаз. Алекс ничего не понял.
– Не надо никакого врача! – прокашляли из комнаты. – Ну, я же проси… просила!
– Лежи и молчи! Саша, держи ее!
Мадам Митрофанова сидела на узком диванчике, сильно наклонившись вперед. Окно было распахнуто, колыхалась белая штора, открывая чернильную уличную осеннюю мглу. Растерянный Александр Стрешнев совал ей ко рту стакан, а Митрофанова мотала головой, морщилась и пыталась отодвинуться. Повсюду разбросаны какие-то пакеты и свертки, а на стуле почему-то боком приткнулась корзина.
– Здрасте, – хмуро поздоровался Стрешнев и отвернулся.
– За… за… зачем вы?.. Кто… вас… – Митрофанова опять закашлялась и замотала головой.
– Меня никто, – сказал Алекс, помедлив. – Я приехал с вами поговорить. Я не знал, что вы больны.
– Она не больна! – загрохотала издалека давешняя смутно знакомая женщина. – Просто ее душили, и теперь она говорит не так чтоб очень!.. Да что ж такое происходит, господи боже ты мой!
Она выскочила из кухни, мешая ложечкой в очередном стакане очередную бесцветную жидкость. И уставилась на Алекса.
– Вы кто?!
Он вздохнул и завел:
– Меня зовут Александр Шан-Гирей, я работаю…
– Вы врач?!
– Я же просила не вызы… зы… зывать никаких врачей!.. – прокашляла Митрофанова.
– Да я никого и не вызывала, он сам вперся! На, выпей теперь вот это!
– Я не могу. Я не могу глотать.
– Так, все!.. Я звоню в «Скорую»!
– Не… не… на… да…
– Нада! – отчеканила женщина. – В «Скорую» и в милицию!
– Расскажите мне, – негромко попросил Алекс стрешневскую спину. – Что случилось?
Спина сделала оборот, Стрешнев глянул на него, глотнул из стакана, который держал в руке, и сморщился.
– Екатерину Петровну, – он подбородком указал на Митрофанову, которая корчилась на диване, словно уточнил, что именно эту Екатерину Петровну, – кто-то пытался… Ну, в общем, на нее напали и чуть не убили. Мы приехали, дверь открыта, она на полу. Мы ее подняли и перенесли сюда.
– Маня, не звони никуда, – выговорила Митрофанова таким голосом, как будто наглоталась папиросной бумаги, – ты что, не понимаешь, что этого нельзя делать?!
Алекс подошел и присел перед ней на корточки. Лоб у нее был очень белый и блестел от испарины, под глазами чернота, на щеках лихорадочные пятна и белые пленки на губах.
– Скажите хоть вы ей. – Митрофанова облизнула губы. – Скажите, что нельзя. Анна Иосифовна не переживет.
На шее у нее был длинный и узкий рубец, огненный, полыхающий.
…Душили? Митрофанову пытались задушить?! Вот только что?! Совсем недавно?! Пока он бродил по улицам, потеряв в собственном кармане бумажку с ее адресом?!
– Не звоните никуда, – велел он громогласной женщине, которая настырно тюкала кнопки телефона, и она воззрилась на него с изумлением. – Помогите мне! Где кухня?..
Он поднялся, закрыл окно и взял у Стрешнева стакан.
– Вы будете это допивать?
Тот покачал головой.
– Нет, я не поняла, почему не звонить-то?! – спросила женщина.
– Я вам сейчас все объясню.
Подталкивая ее вперед, очень неловко, Алекс вышел на кухню и прикрыл за собой дверь.
– Мне нужен мед, лимон и виски. И чай, лучше всего какой-нибудь травяной. Вы не знаете, где чай?
– Вы кто?!
Алекс забрал и ее стакан и аккуратно вылил содержимое обоих в раковину.
– Меня зовут Алекс, я работаю в издательстве «Алфавит» вот уже… несколько дней. – Он открывал и закрывал створки старинного буфета, самодовольно выпятившего потемневшее от времени пузо. – А вас?
– Нет, а откуда вы взялись-то здесь?! Или вам Митрофанова тоже позвонила?!
Алекс нашел коробку с чаем и теперь рылся в поисках меда.
– А вам она позвонила?
– Нет, я сама! – с вызовом сказала женщина и тряхнула головой. – Позвонила! И она попросила приехать! Чего вы уставились-то?! Это рис, вы что, не видите?
– Мне нужен мед.
– В холодильнике мед!
Она прошла мимо, очень высокая, намного выше его, – в буфете задрожали и запели бокалы на высоких юбилейных ножках, – распахнула какую-то резную дверцу, за которой – о чудо! – оказался холодильник. Она подала ему малюсенькую увесистую баночку и съежившийся то ли от времени, то ли от холода лимон.
– Чего вы еще просили? Виски, что ль, вам?
Алекс кивнул, заваривая чай. Она пожала плечами, куда-то вышла и вернулась с бутылкой.
Он налил в большую кружку виски, довольно много, выжал половинку лимона и ложкой, очень аккуратно, стал накладывать мед.
– Что здесь стряслось? – спросил он, не поворачиваясь.
– Я толком не поняла, – тихо сказала женщина. – Мы с Сашей приехали. Катя ему позвонила и была в очень плохом настроении. Сегодня в издательстве вышла ужасно некрасивая сцена, я даже не ожидала!.. Володя Береговой шумел, и как-то очень… – она поискала слово, – очень страшно. Катя его уволила, и он кричал что-то ужасное! А слышали все, понимаете?
– Понимаю, – согласился Алекс. Он наливал в кружку чай, сосредоточенно глядя в самую середину чайной воронки.
– Я позвонила ей, а она Саше. Мы приехали…
– Вместе?
– А?.. Нет, сначала я, потом он подъехал. Мы на улице встретились. Поднялись сюда, а Катя на полу и почти без сознания.
– Почти или без сознания?
– Ну, какое-то время она точно была без сознания!.. Но когда мы вошли, она уже пришла в себя. Сидела на полу и кашляла.
– Как вы вошли? Она вам открыла?
– Нет, – быстро сказала женщина. – Дверь была не заперта.
– Это ваша сумка?
– Что?!
Алекс повернулся с кружкой в руке.
– Вот эта. Ваша?
На столе, накрытом к
