Я рисую ангелов - Анна Викторовна Томенчук
– Армия, – в сотый раз повторила Сара, будто пробуя слово на вкус. – Зачем тебе армия в шестнадцать лет? И как ты вообще смог обмануть всех и получить эту чертову бумажку?
Юноша неопределенно пожал плечами.
– В Треверберге призыв с шестнадцати лет, и ты это прекрасно знаешь. Я получил базовое образование, а на колледж и университет у нас нет денег, – спокойным, выверенным тоном проговорил юноша. – Армия даст эти деньги. Я буду высылать тебе их, ты сможешь купить новый дом. А когда вернусь, поступлю в университет.
Она отмахнулась от него и снова отвернулась к окну. Конечно, Сара понимала, что такой человек, как Аксель, не будет сидеть спокойно дома, прилежно учиться и строить скучную карьеру. Он мог бы стать ученым. Его успехами в точных науках восхищались все преподаватели, пророча ему великолепное будущее. Но Аксель не верил, что мальчику из детского дома кто-то позволит получить заветное городское место на потоке, и знал, что нужны свободные деньги на тот случай, если учебу придется оплачивать. Сара осознавала, что взяла не самого обычного и не самого послушного подростка, но и представить не могла, что он так быстро покинет ее. Что он выберет такой опасный путь.
Темно-синие глаза юноши остановились на ее лице. В них горело искреннее сочувствие пополам с решимостью довести начатое до конца.
– Когда ты вернешься?
– Контракт на пять лет. Я буду писать тебе каждый месяц. И уже через полгода приеду в отпуск. Ты и не заметишь!
Сара отвернулась и смахнула с щеки очередную слезинку. Солнце вызолотило ее русые волосы, собранные в косу, ореховые глаза стали почти зелеными от слез. Она чувствовала себя ровно так же, как в день, когда узнала, что ее первый ребенок родился мертвым. Что муж мертв. Что она наполовину мертва. С Акселем она была целой, живой. А без него боялась, что забудет, как дышать.
– Ты не передумаешь?
– Нет. – Он покачал головой, сделал еще глоток чая. Посмотрел на нее и улыбнулся. – Все будет хорошо.
* * *
Сборы были короткими и неловкими. Аксель не мог взять с собой вещи, которые приносила Сара, а Саре не удавалось принести ничего из того, что действительно требовалось. Она плакала, но из последних сил старалась держаться. Аксель молчал. Ей страшно было осознавать, что их маленькая семейная жизнь подошла к концу. Три года назад она вошла в кабинет Дерека Смола и подписала документы на оформление опеки. Два года назад она сдала все экзамены, прошла все проверки и усыновила Акселя. Полгода назад он выиграл городские олимпиады по физике, химии и математике. А сегодня он уезжает для того, чтобы воевать на чужой войне. В Треверберге не существовало обязательной воинской повинности, и Сара даже в страшном сне не могла представить, что ее сын выберет этот непростой, опасный, убийственный путь. Она поощряла его увлечения боевыми искусствами, ей нравилось, что он может часами пропадать в технической библиотеке за изучением чертежей стрелкового оружия. Казалось, это нормально для подростка. А вышло вот так.
Он улыбался и шутил, уверяя ее, что все будет хорошо. Но Сара, чувствуя себя полной дурой в своем ситцевом платье под цвет его глаз, не могла поверить, что ее маленькое счастье закончилось так нелепо. Она не понимала, что если в эти минуты из них двоих кто-то и был подростком, то только она.
Юноша упаковал рюкзак, завязал его, пересек комнату и положил руку ей на плечо, чуть наклонившись, чтобы заглянуть в глаза. За два года он существенно вырос и стал выше почти на две головы.
– Что бы ни случилось, помни, что я до конца своих дней буду благодарен тебе за тепло. И дело не в бумагах. С первых дней после смерти родителей ты была рядом. Я это помню. И сделаю все, чтобы отплатить тебе добром за добро.
– Просто останься живым.
Он кивнул, снова улыбнулся своей серьезной улыбкой, которая никак не вязалась с возрастом, взял рюкзак и молча вышел за дверь. Он запретил себя провожать. Не сказал, куда летит. Саре не нужно знать деталей. Ей нужно было осознать только один простой факт. Она осталась одна.
* * *
Весна 1987 года
Треверберг
Эдола Мирдол смотрела на Сару странным взглядом существа, которое настолько в себе, что не полностью осознает, где находится. Девочке было тринадцать, она жила здесь уже десять лет. Александр навещал ее по мере возможностей, но не стремился оформлять опеку. Сара не осуждала – сиротам сложно устроиться в этом мире и намного правильнее остаться в детском доме, чем перебиваться с хлеба на воду со старшим братом, который пока не встал на ноги. Эдола понимала. В свои тринадцать она казалась совсем взрослой, неуловимо напоминая Саре поспешно повзрослевшего Акселя.
Пять лет назад Дерек Смол отправил Сару на переквалификацию. Она получила специальность детского психолога, сменила должность и теперь работала не только с мальчиками. Из простой нянечки, которая десятилетиями не смела ни о чем мечтать, она превратилась в осторожного, но внимательного специалиста, который любил детей и подростков и умел с ними общаться. Она вела арт-терапию, все время училась, узнавала новое. И уже несколько раз приходила к директору для того, чтобы повторить слова благодарности за то, что именно ее он отправил на учебу, хотя в детском доме, практически лишенном финансирования, с любыми активностями было сложно.
В 1985 году детский дом получил существенный транш от лорда Кеппела, главного архитектора Треверберга. А вместе с деньгами – еще одно здание неподалеку, куда перенесли классы. Саре выделили собственный стол в большом кабинете, где сидели все психологи. И по определенным дням ей переходил в безраздельное пользование небольшой приемный кабинет, где можно было поговорить с детьми наедине. Жизнь перевернулась, но не закончилась.
Аксель писал ей письма, и женщина уже почти смирилась с тем, что его нет рядом. Ей нравилось думать, что ее мальчик совсем вырос. Сколько ему было? Восемнадцать. Она бы многое отдала, чтобы его увидеть, но, к сожалению, отпуска не вышло. Юноша написал, что
