Наваждение - Линкольн Чайлд
Наконец песня кончилась, и д’Агоста заставил себя оторвать зад от сиденья, схватил зонт и вылез из машины. Он поднялся по ступеням плантаторского дома и оказался на веранде — ставни-жалюзи были закрыты из-за дождя.
Сунув мокрый зонт в стойку, лейтенант скинул плащ, повесил его на вешалку и вошел в дом.
— Вы, наверное, доктор д’Агоста, — сказала, вставая из-за стола, яркая, похожая на птичку женщина и устремилась к нему, топая короткими ножками в туфлях без каблуков. — В это время посетителей у нас мало. Я — Лола Маршан. — Она протянула руку.
Д’Агоста взял ее и почувствовал на удивление крепкое пожатие. Женщина — сплошные румяна, пудра и помада — была маленькая, полненькая и энергичная, лет шестидесяти на вид.
— Это вы нам привезли плохую погоду! — Она переливчато рассмеялась. — Но все равно, исследователям Одюбона мы рады всегда. А то у нас в основном туристы.
Д’Агоста последовал за ней в зал с выкрашенными в белый цвет деревянными панелями на стенах и массивными потолочными балками. Лейтенант уже начал жалеть о том, что наговорил по телефону. Он очень мало знал и про Одюбона, и про птиц, а потому самый простой разговор мог вывести его на чистую воду. Лучше вообще рта не раскрывать.
— Итак, все по порядку. — Маршан подошла к другому столу и подвинула д’Агосте огромную книгу для посетителей: — Пожалуйста, напишите ваше имя и цель визита.
Д’Агоста написал имя и выдуманную заранее причину.
— Спасибо. Теперь начнем. Что именно вы хотели бы видеть?
Лейтенант прокашлялся.
— Я — орнитолог. — Это слово он запомнил правильно. — Мне хотелось бы посмотреть чучела работы Одюбона.
— Прекрасно. Как вы, конечно, знаете, Одюбон провел здесь только четыре месяца — в качестве учителя рисования Элизы Пирри, дочери мистера и миссис Джеймс Пирри, владельцев плантации Окли, — радостно затараторила Маршан. — После размолвки с миссис Пирри он вернулся в Новый Орлеан, забрав отсюда все чучела и рисунки. Однако когда сорок лет назад нам присвоили статус государственного музея, нам передали рисунки Одюбона, письма и некоторые чучела птиц — эту коллекцию мы потом пополнили, и теперь она одна из лучших в Луизиане!
Свой рассказ Маршан сопроводила радостной улыбкой.
— Совершенно верно, — пробормотал д’Агоста, доставая из кармана блокнот в надежде, что это придаст сцене правдоподобия.
— Прошу сюда, доктор д’Агоста.
«Доктор»! Д’Агоста даже сам себя зауважал.
Маршан повела его к лестнице по анфиладе комнат с крашеными сосновыми полами. Поднявшись на второй этаж, они миновали несколько залов, уставленных исторической мебелью и всевозможными экспонатами, и подошли к запертой двери, за которой оказалась узкая и крутая лестница на чердак. Следом за Маршан д’Агоста двинулся наверх. На чердаке — просторном, безупречно чистом и ухоженном помещении — пахло свежей краской. Вдоль стен стояли старинные дубовые шкафы с рифлеными стеклами, а у дальней стены — более современные стеллажи. Через запотевшие окна лился прохладный белый свет.
— У нас тут около ста птиц из личной коллекции Одюбона, — сообщила Маршан, живо двигаясь по проходу. — К сожалению, таксидермистом Одюбон был неважным… большинство чучел в плохом состоянии. Их, конечно, дополнительно обрабатывали, но… Впрочем, вы сами увидите.
Они остановились перед большим серым металлическим шкафом, больше похожим на сейф. Маршан повернула круглую ручку, потянула за рычаг, и тяжелая дверь с чмоканьем отворилась, открыв деревянное нутро: каждый выдвижной ящик был снабжен табличкой, вставленной в медный держатель. На д’Агосту хлынул запах нафталина. Маршан вытянула один ящик, и лейтенант увидел три ряда птичьих чучел: пожелтевшие бирки на лапках, из глазниц торчат клочья ваты…
— Бирки делал Одюбон, собственноручно, — с гордой улыбкой пояснила Маршан. — Птиц я буду доставать сама, и прошу не прикасаться к ним без моего разрешения. Итак, что именно вы хотели бы посмотреть?
С веб-сайта, где перечислялись все работы Одюбона и места их хранения, д’Агоста предусмотрительно переписал в блокнот названия некоторых птиц и теперь мог щегольнуть познаниями.
— Давайте начнем с луизианского речного певуна.
— Прекрасно. — Она вернула ящик на место и вытащила другой. — Будете смотреть на столе или прямо в ящике?
— Можно и в ящике.
Д’Агоста вставил в глазницу лупу и стал пристально разглядывать птицу, непрерывно что-то бормоча и хмыкая. Чучело было старое, выцветшее и побитое молью, перышки обтрепались и повыпадали, набивка вылезла. Д’Агоста как мог изображал заинтересованность и иногда неразборчиво строчил в блокноте.
Наконец он выпрямился.
— Дальше у меня в списке американский чиж.
— Уже достаю.
Лейтенант опять изобразил, что разглядывает птицу, — щурился сквозь лупу, писал, бормотал себе по нос.
— Надеюсь, вы нашли, что вам нужно, — с намеком произнесла Маршан.
— Да-да, спасибо. — Д’Агосте уже начинало надоедать, да и от запаха нафталина подташнивало. Он сделал вид, будто смотрит в блокнот. — А еще я бы взглянул на каролинского попугая.
В комнате наступила тишина. К удивлению д’Агосты, Маршан вдруг слегка покраснела.
— Простите, этого чучела у нас нет.
На д’Агосту накатила волна раздражения: здесь нет птицы, ради которой он приехал!
— Однако если верить справочникам, попугай у вас, — бесцеремонно заявил он. — И не одно чучело, а целых два.
— Теперь нет ни одного.
— А где же они? — Д’Агоста уже не скрывал недовольства.
— Исчезли, — неохотно призналась Маршан после долгого молчания.
— Как исчезли? Потерялись?
— Нет, не потерялись. Их украли. Много лет назад, я тогда работала ассистентом. Осталось только несколько перышек.
Д’Агосте вдруг стало интересно: сработало его чутье копа. Наконец-то он не бродит на ощупь в потемках.
— Расследование проводили?
— Проводили, но чисто формально. Не станет же полиция суетиться из-за двух птичьих чучел, пусть даже это вымерший вид.
— Копии отчета у вас не осталось?
— У нас прекрасный архив.
— А можно взглянуть?
— Простите, доктор д’Агоста, но зачем? — удивленно спросила Маршан. — Птиц украли больше десяти лет назад.
«Ага, обстоятельства изменились!» — подумал д’Агоста и решительно достал из кармана полицейский жетон.
— Боже мой! — испуганно воскликнула Маршан. — Вы не орнитолог, вы полицейский!
— Верно. Отдел расследования убийств, нью-йоркское управление полиции. А теперь, будьте добры, принесите мне документы.
Маршан с готовностью кивнула и спросила, с трудом скрывая волнение:
— А что случилось?
— Убийство, ясное дело, — улыбнулся лейтенант.
Маршан вышла и через несколько минут вернулась с тонкой папкой, в которой обнаружился великолепный экземпляр полицейской отписки — несколько коряво нацарапанных строк, из которых явствовало, что при очередной проверке коллекции была обнаружена пропажа. Признаков взлома не имеется, ничего другого не украли, свидетелей нет, отпечатков нет, подозреваемых
