Пианистка - Татьяна Александровна Бочарова
– Меня привел Олег Ляшко. Мы с ним соседи, – сказала Карина.
Вопреки прогнозам, Любовь Константиновна ей нравилась. Видно было, что она дельный, понимающий музыкант, да и голос у нее будь здоров – в некоторых местах она подпевала фортепьяно чистым и удивительно звонким сопрано.
– Ну и молодец, что привел, – похвалила хормейстерша.
Начали появляться хористы, комната наполнилась шумом и суетой. Сразу стало душно, и Любовь Константиновна открыла большое запыленное окно.
Репетиция шла три часа с маленьким пятнадцатиминутным перерывом. К концу у Карины ломило спину, а в глазах мельтешили цветные точки.
– Все, – обмахиваясь нотами, объявила Любаша. – Финиш. – Лицо ее было уже не просто красным, а свекольно-бордовым. – Пойду чай пить. Хочешь со мной?
– Я потом, – пообещала Карина.
Ей хотелось повидать Олега перед тем, как придут вокалисты.
Она вышла из камерного зала в холл и тут же увидела его. Он стоял на лестнице и что-то вполголоса тихо говорил дирижеру. Рядом топтался Вадим, без свитера, в рубашке с расстегнутым воротом, волосы надо лбом взмокли.
Карина подошла и остановилась на некотором расстоянии, так, чтобы не мешать разговору, но быть замеченной.
Олег бросил беглый взгляд в ее сторону, кивнул, но беседу не прекратил. До Карины долетали обрывки фраз: «Альты не строят… надо заменить штрих… деташе не подходит, лучше спикатто…»
Маленький, круглый, как колобок, дирижер кивал, сосредоточенно глядя в пол.
– Ладно, – произнес он наконец и достал из кармана часы, – тайм-аут минут на двадцать. Кофе хочу. Ты все верно говоришь, только сделать это непросто. Весьма непросто. – Он устало вздохнул и, приблизив часы к самому лицу, принялся изучать циферблат.
– Ерунда, – твердо сказал Олег, – сделать можно. Если захотеть.
– Вот именно, захотеть. – Дирижер безнадежно махнул рукой и, посмотрев сквозь Карину, медленно побрел в конец коридора.
Вадим, почти не принимавший участия в разговоре и явно скучающий, вздохнул с видимым облегчением:
– Что ты заладил про свои штрихи! – Он дернул Олега за рукав. – Полперерыва протрепали, и кроме того, тебя девушка ждет. Не видишь? – Он состроил Карине уморительную гримасу.
Олег аккуратно отодвинул приятеля в сторону и не спеша сошел со ступенек.
– Порядок? – Он внимательно поглядел ей в лицо и едва заметно улыбнулся. – Вижу, что все в норме. Пошли, перекусим, а то потом работать еще два часа.
– Как Бульдозер? – встрял Вадим. – Не обижала?
– Да нет. – Карина пожала плечами. – Нормальная женщина. И поет замечательно. Зря вы ее так называете, вовсе она этого не заслужила.
– Ну, это ты сейчас так говоришь, – не согласился Вадим, – а потом…
– Потом будет суп с котом, – перебил Олег. – Чем болтать, двигай лучше в буфет. Не ты ли на репетиции все уши прожужжал, что не успел позавтракать и умираешь с голоду?
– Я, – с готовностью подтвердил Вадим и галантно подставил ей локоть. – Мадемуазель, разрешите сопроводить вас до нашего кафетерия!
– Разрешаю, – засмеялась Карина и взяла его под руку.
Буфет был маленький и тесный, явно не приспособленный для толпившейся в нем прорвы народу. Карина, Олег и Вадим взяли себе по чашке крепкого кофе с парой бутербродов. Столиков не хватало, и все трое пристроились на широком низком подоконнике.
Карина с удовольствием потягивала из чашки ароматную горячую жидкость, стараясь максимально расслабить уставшие руки и спину. Вадим по обыкновению отпускал одну за другой двусмысленные шуточки, Олег молчал, изредка поглядывая на нее, и улыбаясь все так же сдержанно, загадочно.
Вокруг смеялись, курили, пили кофе оркестранты и хористы. Карина чувствовала, как легко и хорошо ей здесь, среди этой веселой суеты, в гуще людей, связанных одной целью, общим делом.
Именно о такой работе она мечтала, нет, не смела мечтать, сидя в четырех стенах своего класса и слушая бесконечные заунывные ученические гаммы.
Перерыв закончился. Олег и Вадим поднялись, в большой зал, а Карина вернулась в хоровую комнату.
Любовь Константиновна уже ушла, оставив резкий, терпкий запах духов. В ожидании солистов Карина снова села за фортепьяно, рассеянно взяла несколько аккордов.
Она думала об Олеге. За время перерыва они не сказали друг другу и десятка слов, только молчали, искоса переглядываясь и слушая неумолчную Вадимову трескотню. Интересно, соскучился ли он по ней так, как она по нему? Когда они снова смогут остаться вдвоем? Как теперь глядеть в глаза Леле, разговаривать с ней, зная, что украла у нее самое дорогое?
Множество вопросов атаковало ее голову, и ни на один не находился однозначный ответ…
– День добрый! – Карина вздрогнула и обернулась.
У двери стоял двухметровый гигант в длинном, до пят, пальто. Она и не заметила, как он вошел.
– А где Ритуля? – поинтересовался великан.
– Ее больше не будет. Вместо нее теперь работаю я.
– Ясно. – Здоровяк понимающе кивнул. – Ей давно пора было на отдых. Ну-с, познакомимся? Я – Николай. – Он протянул огромную, лопатообразную ладонь.
– Карина.
– Распоемся для начала? – Николай снял пальто, аккуратно повесил на спинку стула и громко прочистил горло. – Ми-а, ми-а, ма.
У него был шикарный бас, чем-то напоминающий Сашин. Карина заиграла распевку, Николай навис над пианино, выводя на весь зал оглушительные рулады.
Они прошли от корки до корки несколько арий и дуэтов, после чего Николая сменила меццо-сопрано Галина, надменная брюнетка с легким восточным акцентом. За ней пришла худенькая смешливая сопрано Соня. Последним репетировал Андрей, тенор, долговязый унылый парень с почти сросшимися на переносице бровями. Его партия была самой сложной, и они бились над ней около часа.
Время пролетело настолько стремительно, что Карина не заметила, как настал вечер. Часы показывали без трех минут пять.
Из-за двери долетали отдаленные звуки скрипок.
«Все еще репетируют», – подумала Карина с уважением и сочувствием. Она вспомнила, каким приходил Олег с работы – вымотанным до предела, отрешенным от всего. Теперь Карина знала почему.
Поняла она и причину Лелиных конфликтов с ним. Та хотела, чтобы он, возвращаясь домой, отключался от оркестровых дел, расслаблялся, шел на контакт. Но после многочасовой напряженной игры расслабиться было тяжело, а порой и просто невозможно.
У самой Карины невольно прокручивались в голове отрывки из только что исполненных арий. Она решительно захлопнула крышку фортепьяно, вышла из камерного зала и поднялась в оркестровый. Тихонько приоткрыла дверь, заглянула внутрь.
В зале репетировала одна скрипичная группа. Остальные оркестранты уже разошлись.
Чувствовалось, что скрипачи зверски устали. Лица у всех были бледными, глаза воспаленными, однако никто не думал выражать недовольство или нетерпение. Раз за разом проигрывалось одно и то же место из «Страстей» в высокой тесситуре, со сложными
