Superстар - Сергей Skolorussov
Смильтон спустился к ресепшену. Здесь он ещё раз удостоверился, что супруги каждый год 22 июля бронировали именно этот номер. Номер, в котором Григорчук ждала Андрея.
– А теперь посмотрите, снимала ли этот номер Алина Тумашова в июле этого года.
– Нет, не снимала.
– Хм, – старик напялил очки и сам просмотрел список тех, кто проживал в указанном номере в июле месяце.
Среди постояльцев этого периода была только одна женщина, у которой не было спутника. Звали её Ванда Возняцки, полька.
– А теперь посмотри, родная, снимала ли эта самая Ванда номер в вашей гостинице 22 июля сего года?
– Да, вот. Номер 514. Заселилась в час дня. Съехала двадцать третьего в 02.15.
– Ночью, значит…
Номер «514» находился этажом выше, номера Александры Григорчук. Всё встало на свои места. Штрихи версии составили полную картину преступления.
Глава тринадцатая
Тот же день. Чуть позже
Преступник изобличён. Но он может скрыться от правосудия. Надо было действовать. Хотя действовать в одиночку – верх безрассудства. Но что делать? Надо. Положиться не на кого. Никто не поможет: ни Николь, ни Лиходеев, ни, тем более, Вагин. Даже родители Андрея настроены негативно. Как так получилось?
И Смильтон позвонил Алине:
– Алина Борисовна, мне надо с вами увидеться. Увидеться прямо сейчас.
– Я уже всё вам рассказала. Даже больше, чем всё. Поэтому не вижу смысла в нашем свидании. Мне некогда.
Ей некогда, ей некогда… Надо было её заинтересовать, заинтриговать, заставить… Смильтон пошёл ва-банк:
– Вам привет от Патрика.
Длинная пауза прервалась коротким предложением:
– Приезжайте, я дома.
Старик поехал один. Один на встречу с неизвестностью. В пути к Тумашовой его застал звонок. Это звонил Виталька:
– Дед, последняя пара закончилась. Тебе помощь не нужна?
Интуиция у парня работает. Весь в меня.
– Нужна. Срочно дуй к Тумашовым. Квартира «255». У меня с ней душевный разговор.
– Очень «душевный»?
– Не то слово!
– Тогда мчусь.
Алина открыла старику дверь, держа руки за спиной. Можно было подумать, что она что-то прячет. Фу-у-у, нет. Тумашова повернулась к гостю спиной. Просто сложила руки. Удивительная женщина. Спокойна. Совершенно спокойна. Ни один мускул на лице не выдавал волнения. Хотя эпитет «удивительная» слишком хорош для неё. Она преступник. Обыкновенный преступник. Преступник, каких я повидал на своём веку в достаточном количестве. Надо заставить её волноваться. Надо лишить её хладнокровного спокойствия. Надо спровоцировать в ней испуг. Надо поставить её в ситуацию, когда она будет вынуждена делать ошибки:
– Чейз арестован. Арестован за шпионаж.
Не прокатило:
– Чейз? Кто это? Автор детективов?
– Патрик Чейз. Тот самый Патрик Чейз, которому вы слили информацию, представляющую государственную тайну. В обмен получили визу.
Она прошла на кухню и предложила сделать то же самое гостю. Стало быть, проняло. Этой проходкой она попыталась спрятать волнение и потянуть время для размышления над сказанным. Видимо, посчитала, что я отчасти блефую. Если бы дело с Чейзом обстояло так, к ней бы пришёл не я. Она это прекрасно понимает. Надо брать её в оборот! Надо!
– Но судить вас будут не только за это! Судить вас будут за убийство собственного мужа. Не за случайное убийство, а за преднамеренное. Хладнокровно спланированное и совершённое в здравом уме и рассудке.
Слушает внешне спокойно. Не дёргается. Не перебивает. Надо бить по больному:
– Теперь Елисей не скоро вас увидит. Вы выйдите из тюрьмы старой и больной. Он проживёт без вас лучшую часть своей жизни. Зачем вы ему будете нужны?
Она не выдержала:
– Замолчите! Дряхлый, безмозглый, вонючий человечишка, сующий свой сморщенный от старости нос, туда, куда его не просят. Вы всё врёте!
Ага! Проняло! Если бы она сейчас не сорвалась, мне бы пришлось туго. Припереть к стенке прямо сейчас уже бы не получилось. Это дало бы ей шанс смыться из России. Но не разглагольствовать! Надо нападать!
– У меня достаточно улик. Выше Останкинской башни. Я только что был в отеле. Смотрел на видео и думал про вас – дилетант! Ох, дилетант! Напялила паричок и маску и думает, что её никто не изобличит. А пальчики в пятьсот четырнадцатом номере ты все смыла? А в мерседесе, который брала напрокат? Нет? Впрочем, в салоне тебя уже опознали. Долго планировала? Долго, очень долго. Долго и тщательно. Но слишком сложно получилось. Слишком сложно. А это значит – проколов не миновать. Хочешь, я подробно расскажу, как всё происходило?
– Зачем мне слушать весь этот ваш бред? – волнение всё же отразилось в интонации. Она огляделась по сторонам: – Впрочем, валяйте.
Она отошла к окну и опёрлась о подоконник, добела вжавшись в него пальцами. В то же время – выражение лица сурово непроницаемо. Словно у директора школы с тридцатилетним стажем. Ладно, будем «валять»:
– Не знаю точно, когда вы решили избавиться от мужа. Тогда, когда вам стало невыносимо жить в России, когда муж предпринял попытку вам изменить, или когда вы обнаружили у него компрометирующие вас фото с Патриком. Я думаю, здесь имела место совокупность причин. Впрочем, не важно. Я не собираюсь копаться в психофизическом анализе вашей личности. Знаю точно, что он вас бесил. На него вы переваливали ответственность за своё сугубо некомфортное состояние. Он не хотел переезжать за океан. Он был на вторых ролях в вашей семье. Возможно, вы его и за мужчину уже не держали. Для вас существует один мужчина – сын. А это так, с боку припёку. Бесполезный трутень. Паучок производитель, которого «чёрная вдова» имеет право сожрать. Вы долго шли к решению навсегда избавиться от Андрея. Он для вас стал воплощением всех ваших больных фобий, неудовлетворённости и ненависти к стране вас породившей.
– Может, хватит уже ерунду нести. У меня есть собственный психолог. Он и не такое плетёт.
Успокаивается… Настраивается на противодействие… Ускользает… Можно даже сказать, выползает из своей змеиной кожи. Уползёт, не поймаешь. Ладно, перейдём к следующему этапу:
– Подспудные мысли превратились в решение в тот момент, когда он покаялся в адюльтере. Дальше, больше. Вы обнаружили на его телефоне эсэмэски от Саши: «люблю», «мне скучно с постылым мужем» и т.д. Про её намерения и мечты говорить не будем. Но вы либо завелись от ревности, либо сразу захотели использовать Сашину активность в своих целях. Её-то вообще не
