Татьяна Моспан - Партия в преферанс
— Выпить хочешь? — внезапно обратился к Косте Славик.
Шигин удивился. Только что бегал по квартире как сумасшедший, а тут, нате вам, выпить предлагает. Сам! Обычно раз пять намекнешь, пока догадается.
— Не противопоказано, — осторожно согласился Костыль.
Славик щедрой рукой набулькал две трети стакана.
— Хватит, — остановил его Шигин. — Я не ел ничего сегодня.
— И закусить возьми, — предложил Доронькин и, как хлебосольный хозяин стал вытаскивать из холодильника закуску.
Сам он только пригубил водку.
— Слушай, такое к тебе дело, — начал он, заметив, что Костыль стал хмелеть.
В течение нескольких минут Славик, взвешивая каждую фразу, излагал Косте план действий.
— …Не понял. — Шигин, пьяно моргая, никак не мог взять в толк, чего от него хочет шеф.
— Еще раз, — терпеливо стал объяснять Доронькин. — Першин долго в Москве не задержится. Последи за квартирой, но глаза не мозоль. Как только поймешь, что он отвалил, бери билет до Гагарина.
— И что? — осторожно спросил Костыль.
— Поедешь в Родоманово, это примерно километрах в двадцати от города. Рейсовые автобусы там постоянно ходят. Остановишься у моего двоюродного братана Васьки.
— Он меня примет?
— Примет, куда денется.
— А если сам в отъезде?
— Слушай, я иногда удивляюсь, ты пьяный лучше трезвого порой соображаешь.
— Значит, надо ещё выпить, — сделал вывод Костыль.
— Успеешь, сначала о деле поговорим. Если Васьки нет на месте, что совершенно невозможно при его громадном хозяйстве, он фермерствует, и довольно успешно, — так вот, если самого нет, обратишься к его жене Вале. Скажешь, от меня.
Доронькин вскочил и исчез в кладовке. Он отсутствовал несколько минут, а когда вернулся держал в руках золотые сережки и кулончик с тонкой цепочкой. На изделиях висели фабричные ценники.
— Вот, — выложил перед Костылем украшения. — Чтобы не с пустыми руками.
— А что я скажу, зачем приехал?
— У тебя никто ничего не спросит. Намекнешь, надо пересидеть, они поймут. У меня родственники понятливые.
Славик вспомнил, как несколько лет назад, когда надо было скрыться в укромном местечке, вспомнил про родичей и подался туда. Решение оказалось удачным. Кто станет его искать в такой глубинке? А для всех селян — в гости к родичам приехал, имеет право.
— Сам только языком лишнего не болтай, понял?
— И дальше что? — в захмелевшей голове Костыля вертелось множество вопросов, но он ограничился лишь этим.
— Дальше — видно будет. Думаю, Першин в тех краях должен появиться. Мне будешь звонить каждый день, телефон на почте есть, докладывать, как и что. Понял?
— Нет, — затряс головой Шигин. — А если я его не угляжу?
— Углядишь. Мои родственники всегда в курсе всех событий. Особенно Валентина.
Славик, покусывая толстые губы, разглядывал Костика, словно решал, в какой степени можно перед ним раскрыться. Наконец он принял решение, достал чистый лист бумаги и стал на нем что-то чертить.
— Кроме того, есть одно предположение. Думаю, если Першин появится в Родоманове, то стремиться он будет вот куда. — Доронькин ткнул пальцем в кружок, обозначенный на плане.
— «Ежовка», — прочитал Шигин. — А что это?
— Название бывшей деревни, которой давно уже нет.
Славик вытащил из загашника пару бутылок армянского коньяка.
— Этот презент брательнику передай, он коньячок уважает. Поторчишь там сколько надо на свежем воздухе. Не жизнь — мечта, настоящий санаторий. Першин проявится, дашь мне знать. Если не дозвонишься, телеграмму отбей.
Доронькин, порывшись в кошельке, вытащил несколько купюр.
— На расходы. Кормить тебя будут. Я сегодня звоночек выдам, все утрясу. Да на самогонку там не налегай на халяву, этого добра у них хоть залейся.
Выпроводив Костыля, Славик сделал заказ на междугородные переговоры с Родомановом, которые могли состояться только вечером. Жмот братец так и не удосужился провести в дом телефон, хотя, когда отстраивал свои хоромы, это стоило недорого.
Доронькин сам сейчас не мог покинуть столицу. Он все ещё не потерял надежду отыскать Ленку Мартынову. Поиски клада дело, конечно, заманчивое, но… Икону Николая Угодника он своими глазами видел, а там — то ли выгорит что, то ли нет. Пусть Костыль один пока покрутится, а сам он, если что, явится прямо на готовенькое.
Глава 11
— Костя!
Шигин, услышав знакомый голос, с удивлением оглянулся: кому он ещё сегодня понадобился?
С противоположной стороны улицы ему приветливо махал Вадим Ладынин.
— Подожди, дело есть.
— На десять тысяч! — пьяно ухмыльнулся Костыль. После выпитой у Доронькина водки хотелось добраться до дома, плюхнуться на диван и отдыхать дальше.
— Может, и не на десять, а больше. — Вадим, догнав Шигина, крепко ухватил его за локоть и предложил: — Давай отойдем куда-нибудь, поговорить надо.
— Я собирался пивка хлебнуть, — заблажил Костыль. — Куда ты меня тащишь?
— Пивка так пивка, — миролюбиво согласился Ладынин. — Сейчас устроим.
Недалеко от того места, где они разговаривали, находилось летнее кафе. Павильон расположился в скверике среди тенистых деревьев.
— Место устраивает? — Вадим кивнул на уютно расположенные столики.
— Слушай, а с чего бы это ты заботливый такой, а?
Ладынин, не отвечая, направился к стойке…
— Ух, класс, холодненькое, — жмурился от удовольствия Костя, со смаком потягивая пивко. — Как говорится: самый девке в пору раз. Водочку отлакируем.
Ладынин, не начиная разговора, молча прикладывался к банке.
— Зачем позвал? — не выдержав, спросил Костыль.
— У Славика водку пил?
— Ну да, — автоматически ответил Шигин и насупился. — Давай говори, в чем дело, да я пойду.
Вадим встретил Костю Шигина недалеко от дома Доронькина не случайно. Он его ждал.
Дела Ладынина в последнее время шли кое-как. Во ВНИИ — полная безнадега: ни денег, ни перспективы. Крошечная квартирка в Лосе его давно перестала устраивать. Это жилье для бедного студента, чтобы было куда девочек водить, а не для человека с запросами.
Красивый, обаятельный, умный, — ему все пророчили прекрасную карьеру, но… Не получалось у него ни с карьерой, ни с деньгами. Иронично относясь ко всему, он не мог заставить себя делать то, что не нравилось. Одна из девиц, клюнувшая на респектабельную внешность, с раздражением сказала ему:
— Ты очень любишь говорить, как надо все делать. В теории это знаешь превосходно, но работать не любишь и не умеешь, мой дорогой. Все гладко в жизни не бывает, а ты ручки свои запачкать боишься. Как же, не царское это дело! Знаю я таких теоретиков. Каждый день по телевизору показывают.
Вадим обозлился, но она была права. Потом пожалел, что расстался с ней. У девицы оказался очень перспективный папаша, ставший впоследствии крупным бизнесменом.
Ладынин считал, что судьба обошлась с ним несправедливо. Он не был ничьим зятем, сыном, племянником или мужем. Если бы ему была оказана своевременная поддержка, он бы — не сомневайтесь! — очень много добился в жизни. Но судьбе было угодно распорядиться иначе.
Вадим пристал было к одной политической партии, но очень скоро понял, что дело это дохлое. Там говорунов, действующих по принципу: «Не умеешь сам научи другого», было немерено. Он бы этот лозунг вместо эмблемы им налепил.
Проклюнулась тут, правда, ещё одна заманчивая перспектива, но… Доченька удачливого бизнесмена была права: он действительно опасался запачкаться по уши в дерьме.
Не по виллам, яхтам, навороченным иномаркам и загранпоездкам в экзотические страны тосковал Вадим. Он действительно хотел заниматься делом. Достойным его делом. Разве у него не было головы на плечах? Была, и ещё какая! Но… Не складывалось что-то в жизни. Он с горечью думал о том, что все считают его везунчиком, а он… Э, да что говорить!
Думать каждый день о куске хлеба было противно и недостойно его. На последних выборах в Госдуму его взяли в команду, сумел подработать. А дальше что?..
Иногда казалось, что, повернись судьба по-другому, все бы сложилось иначе. Он всегда недотягивал чуть-чуть.
Познакомился недавно с милой девушкой, семья — перспективней не бывает. И что? Девчушка оказалась законченой наркоманкой и алкоголичкой. Гремучая смесь! С таким диагнозом долго не живут.
Несмотря на то, что женщины у Вадима менялись часто, в его жизни они занимали незначительное место. Для того чтобы влюбиться по-настоящему, он был слишком эгоистичен.
— Слушай, какая африканская страсть при такой зарплате, ты что, смеешься? — сказал он однажды очередной любовнице.
Ни одна из его дам не оставила в жизни заметного следа.
У Вадима была превосходно развита интуиция. Он старался не доводить дело до критической точки. Как только чувствовал, что тучи сгущаются, интеллигентно сваливал в сторону.
