Войтек Стеклач - Как убить золотого соловья
– Мысль, конечно, интересная. Но ничем помочь не могу. Я позвонил Зузане только во вторник утром. Она собиралась отсыпаться весь понедельник.
– А что во вторник? – спросил Гертнер.
– Я у нее не был, – ответил Колда, – она сказала, что весь день будет в бегах и лучше нам повременить и встретиться с утра в среду.
– Занятно! – воскликнул Добеш. – Что же, связь событий кажется ясной. Зузанка в Либерце закрутила с Гуго, в Праге с ним провела два вечера – в понедельник и во вторник, после чего пресытилась и спровадила Бонди, а он ее за это в субботу кокнул. Все сходится, верно?
Бубеничек весело потер руки:
– Тютелька в тютельку, умники вы мои, да вот незадача…
– Нечего язвить, – вскинулся Добеш. – Сходится так сходится!
– Дал бы ты мне договорить, а? – пожурил его Бубеничек. – Посмотри-ка, кто к нам пожаловал!
Мы обернулись почти одновременно. По ступенькам величественно спускался Бонди.
Колду и меня это явление несколько выбило из колеи, но Добеш мгновенно опомнился.
– Где тебя носило, старик?
– А что, меня кто-нибудь искал? – пробурчал Бонди и смерил Богоуша холодным взглядом.
– А как же, – усмехнулся Добеш, – у нас тут сегодня учредительное заседание Клуба убийц Зузанки Черной. Правда, приглашения мы разослать не успели, поэтому я с обеда тебе названивал.
– А я с обеда, – теперь Бонди перевел ледяной взгляд на меня, – общался с вашим симпатягой капитаном… А из списков этого самого Клуба меня будьте любезны вычеркнуть.
– Да ну? – удивился Том.
– Именно так, – сказал Бонди, – хоть вы, как я слышал, очень хлопотали о моем членстве.
– Это как же? – запротестовал Бубеничек.
– Честик и Богоушек, – обличительно ткнул в нас пальцем Бонди, – что, не так? Хулиганы, разве это дело – топить дядюшку Бонди?
– Расскажи же, как ты выпутался! – вмешался Добеш. – Судя по тому, что говорили Бичовский и Богоуш, я решил было, что нам придется искать себе нового менеджера.
– Хулиганы, – повторил Бонди. – Но у меня есть алиби, да получше, чем у любого из вас.
И Бонди радостно развалился на стуле и щелкнул пальцами, подзывая пани Махачкову.
– Коньяка мне для поднятия духа, ведь мне едва удалось отстоять свободу!
27
Добравшись к себе на Петршины, я нашел в почтовом ящике телеграмму: «Срочно позвони. Геда». Пока я ее читал, со мной кто-то поздоровался. Я машинально ответил. Как знать, может, это был инженер Визнер.
Алиби Бонди оказалось настолько вероятным, что мне безумно хотелось смеяться. Бонди было около пятидесяти, и был он закоренелым старым холостяком.
В квартире я даже не переобулся и сразу направился к телефону. Что потребовалось от меня Геде?
Каждый старый холостяк крепко блюдет свои привычки. У толстяка Бонди был вполне естественный обычай время от времени вкусно и плотно поесть.
Я набрал Гедин номер. Было занято. Что-то поделывает сейчас моя неугомонная бывшая жена?
Один-два раза в месяц Бонди позволял себе довольно своеобразное наслаждение, которое для удобства обозначил условным наименованием «Акция, Дог"». Она представляла собой чрезвычайно сложный гурманский ритуал. В определенный час толстяк подавлял в себе активность менеджера и совершал паломничество по лучшим пражским ресторанам и винным погребкам. Обычно это бывал один и тот же маршрут – незначительные отклонения диктовались капризами пищеварения Бонди. Начинал он обычно с какого-нибудь гостиничного ресторана, где попивал аперитив, куря сигару и читая газету. Затем наступала очередь гриль-бара, где он брал легкую закуску и стаканчик соответствующего вина.
Я отнес чашку с кофе к телефону и снова позвонил Геде.
– Маркова. -
– Это Честмир.
– Слава богу, – сказала с облегчением моя бывшая жена, – ты можешь ко мне приехать?
– Прямо сейчас?
– Немедленно!
Удивленный, я положил трубку. Она никогда не была паникершей и едва ли могла измениться за несколько дней. Выходит, очередной вечер этой странной недели для меня еще не кончился. Я снова натянул пальто и одним глотком допил кофе.
После закуски Бонди совершал серию набегов на вторые блюда, заботливо следя за неуклонным возрастанием крепости напитков. К концу вечера «Акция „Дог"» по спирали возвращалась в бар какого-нибудь отеля, где Бонди вновь курил сигару и смаковал коньяк. Набегов этих, а следовательно, и ресторанов, было четыре-шесть.
Вся Прага мысленно делилась толстяком на несколько гастрономических районов. В том, что самым любимым из них была Малая Страна, я не видел ничего особенного. Так же как и в том, что последняя «Акция» пришлась как раз на тот субботний вечер, когда убили Зузанку. Вот уже три недели, как Бонди держал пост в связи с напряженной гастрольной и фестивальной программой группы Добеша. Алиби Бонди подтвердила вереница официантов из семи малостранских кафе и ресторанов.
Понятно, почему он оставил машину перед домом Зузанки…
Я надел более теплое пальто, чем то, в котором был днем, и поднял воротник. К остановке мне пришлось бежать, потому что как раз подходил трамвай. Он был полупустой и холодный. В кармане пальто я нащупал журнал: недельной давности «Подружка», которую я еще не читал. Обычно я начинал с седьмой страницы, с рубрики, которую вел Томаш и которая повествовала о событиях в мире пражской популярной музыки.
«И конечно, весьма проблематичной представляется необходимость участия профессиональных звезд, – писал Том о фестивале политической песни, – возникает вопрос, не должны ли в рамках фестиваля состязаться лишь самодеятельные группы? Кроме того, внимание должно уделяться – пусть и к неудовольствию известной части публики – смысловой стороне исполняемых текстов, а не, к примеру, эффектным нарядам певцов».
Томаш не упускал возможности уколоть. Неудивительно, что Зузана не любила его. И не она одна. Свои претензии к публицистике Тома, посвященной музыкальным фестивалям, не скрывал и Милонь Пилат. По ассоциации мне пришла на ум позавчерашняя невеста Милоня. Как бы мне найти себе такую вот нормальную девушку… Если, конечно, эту можно считать нормальной…
Я самокритично вынужден был признать, что не подошел ни редактору Марковой, ни – пусть и по другой причине – Зузанке Черной. Хотя… Подобные рассуждения всегда портили мне настроение. Дочитав статью Гертнера, я перевернул страницу. Рубрика «Советы тетушки Беты». «Если вас бросил парень…» Над письмами, адресованными читательницами «Подружки» тетушке Бете, работала практически вся редакция. Только этим мог объясняться тот факт, что в одном номере «Подружки» тетушка Бета советовала отчаявшейся девице упрятать с помощью соответствующих организаций коварного парня за решетку, а в другом рекомендовала проявить терпение и снисходительность. Причуды Беты зависели от того, кто водил ее пером. Это могли быть, к примеру, Томаш или моя бывшая жена. А в том, что в сердечных делах воззрения Томаша сильно отличались от взглядов терпимой Геды, сомнений быть не могло. Сомнения оставались на долю читательниц «Подружки», глотающих тетушкину страничку.
На Вацлавской площади пришлось подняться с места, потому что трамвай был уже переполнен. Я снова засунул журнал в карман и попытался представить себе, зачем это я так срочно понадобился моей бывшей жене. Она, очевидно, начала меня разыскивать после обеда, потому что до одиннадцати я был дома и общался с капитаном.
Я вышел из трамвая и направился по пустой улице к Гединой вилле. У нее горел свет, и я позвонил. Она мгновенно сбежала вниз, накрашенная и одетая явно не по-домашнему.
– Ну и долго же ты, – укоризненно приветствовала меня Геда.
– Кататься на такси никаких денег не хватит, – объяснил я, – а на трамвае с Петршин – это всегда долго.
– Проходи же, – Геда примирительно взяла меня за руку, – у меня гости.
Эти самые гости должны были, очевидно, иметь какое-то отношение ко мне, а иначе зачем бы Геде звать меня? Я хотел ее спросить, но мы уже стояли у входа в Гедино гнездышко.
– Вы знакомы?
– Конечно, – улыбнулся я, пожимая руки Богунке и главному редактору Славику и абсолютно ничего не понимая.
– Ну, что новенького? – блеснула зубками Богунка. – Что изменилось с понедельника, пан Бичовский?
– Да будет тебе, – пожурил ее супруг и в порыве внезапного вдохновения пошутил: – Разве что погода несколько испортилась. Подмораживает.
Богунка засмеялась, Геда тоже, тогда и я в свою очередь улыбнулся. Я заметил, что перед этой троицей, сидящей вокруг круглого столика, стоят пустые рюмки. Причем чистые. Геда перехватила мой взгляд.
– Мы только что сели. Я было подумала, что это ты.
Славиковы намека не поняли, а мне стало ясно, что Геда их не приглашала.
– Во всяком случае, мы все одинаково трезвы, – светски заметил я, и Богунка захихикала.
– Посмотрим, надолго ли!
