Артур Крупенин - Ave Caesar! (Дело о римской монете)
– Да, но в запасниках Исторического музея и Музея Вооруженных сил я в свое время сам видел целую кучу кастетов с надписью «СС»…
– Так и есть. Но, повторяю, это были не штатные образцы, а всего лишь «сувенирная продукция» для личного состава специальных служб и подразделений.
– Что ж, значит, теперь будем искать еще и кастет, – без особого энтузиазма подытожил Лучко и стал прощаться.
– А что это за кинжал? – спросил напоследок Глеб, показывая на стенд.
– О, это настоящий раритет. Вы, насколько я понял, историк? Тогда вы поймете всю ценность этого экземпляра. Вам известно о битве на Косовом поле?
– Еще бы! Тысяча триста восемьдесят девятый год. Битва турок с сербами. Неужели вы хотите сказать, что этим самым кинжалом?..
Впрочем, ответ Глебу был уже известен. Он ведь все это успел увидеть.
* * *Притрагиваясь к украшенной самоцветами рукояти, Глеб поначалу боялся кровавых впечатлений, но, к своему удивлению, увидел только один образ, связанный с использованием кинжала в качестве смертельного оружия. Но зато какой!
Человек, сжимавший под плащом этот клинок, стоял на холме рядом с роскошно убранным шатром, откуда в сопровождении свиты вышел какой-то явно очень важный и очень грузный восточный правитель. Рука лазутчика еще сильнее сжала рукоять. Одним прыжком он добрался до разряженного толстяка и со страшным хрустом вогнал клинок ему в грудь. Два дюжих янычара тут же обрушили на смельчака кривые мечи. Страшная боль в плече и животе – последнее, что он почувствовал…
* * *Теперь, после того как Гурин подтвердил правдивость его видения, Глеб вспомнил старый школьный учебник по истории Средних веков для шестого класса с картинкой, иллюстрирующей подвиг сербского князя Милоша Обилича, проникшего в турецкий стан под видом перебежчика и заколовшего османского владыку Мурада Первого накануне сражения. Самое обидное, что смерть султана не помогла сербам, и они проиграли битву, а с ней и всю войну, угодив под бесконечно долгое пятивековое иго.
– Но откуда у вас эта вещь? – поинтересовался Глеб.
Гурин замялся:
– Скажем так: благодаря печальным событиям в Сербии. Кое-кому позарез нужны были деньги на оружие. Мне до смерти хотелось заполучить кинжал. Наши интересы совпали. Теперь это самый ценный экспонат моей коллекции.
* * *На обратном пути домой Глеб пребывал в приподнятом расположении духа. Надо будет обязательно поделиться новостями с Буре и не забыть написать Ди Дженнаро. Пожалуй, лишь эти двое способны по достоинству оценить случившееся. Невероятно, но ему только что удалось стать свидетелем и очевидцем события, определившего историю Балкан и всей христианской Европы! Мало того, по ходу дела он еще и совершил небольшое историческое открытие. Дело в том, что существует несколько версий кончины Обилича. Есть мнение, будто отважный князь погиб не сразу, а был захвачен в плен и подвергнут долгим и мучительным пыткам. Однако теперь Глеб единственный из всех точно знал, что это не так. Сербский герой погиб мгновенно, так и не узнав о том, что его жертва оказалась напрасной.
В эту ночь ему почти не спалось. Неудивительно, ведь Глеб ощущал себя почти Колумбом. Только вместо океанских просторов он скользил по волнам минувших времен. И это было абсолютно упоительно.
14. Наследие Гомера
Наступила долгожданная суббота. Глеб встретился с Мариной перед входом в театр имени Моссовета, где давали «Илиаду». Несмотря на ажиотаж вокруг постановки, он смог достать билеты на неплохие места. Наконец погас свет, и поднялся занавес.
Любопытнее всего было узнать, как итальянцы умудрились сократить действие насыщенной событиями пятисотстраничной эпопеи до двух актов. Режиссерское решение поразило своей простотой: актеры вообще не говорили. Они лишь пластично двигались под эпическую музыку. Тем не менее, происходящее на сцене захватило зрителей. Судя по всему, последние полгода труппа репетировала исключительно в спортивном зале. Скульптурные тела актеров двигались с неземной грацией и действительно напоминали мифологических героев. Особенно поразила сцена боя армии Гектора с войском Агамемнона у стен Трои. Собственно, вся картина строилась на том, что две группы полуобнаженных бойцов под оглушительный бой барабанов выходили из противоположных кулис и будто в замедленной съемке сходились в смертоносной схватке посредине сцены. При этом сердце Глеба колотилось так, будто он сам летел навстречу врагу в боевой колеснице. Он украдкой посмотрел на свою спутницу. Марина, кажется, тоже была под впечатлением.
В антракте они по замечательной моссоветовской традиции отправились проветриться в сад. Вся земля была усыпана опавшей листвой, которая, слегка окоченев от первых заморозков, поскрипывала под ногами. Несмотря на романтичную обстановку, Глеб решил начать с нейтральной, театральной темы:
– А ты знаешь, что хронологически стихи появились гораздо раньше прозы?
– Никогда бы не подумала.
– Да-да. «Илиада» – самый древний из сохранившихся памятников греческой литературы. Все остальное появилось потом.
– А когда она была написана?
– Ориентировочно в седьмом веке до нашей эры. Авторство обычно приписывают Гомеру, но среди моих коллег по этому поводу особого согласия нет. Если внимательно прочитать книгу в оригинале, бросается в глаза обилие сюжетных повторов и стилистических несоответствий. Конечно, их можно списать на почтенный возраст автора, но лично мне кажется, что причина нестыковок – вовсе не старческий маразм. Например, как объяснить тот факт, что между песнями поэмы существуют диалектические отличия? Даже если дедушка был полный «ку-ку», он вряд ли стал бы тратить столько времени и сил на подобную стилизацию, искусственно создавая ощущение коллективного труда. Если хочешь знать мое мнение, и «Одиссея», и «Илиада» больше похожи на небрежно отредактированные сборники стихов различных авторов. Но при этом, замечу, никто таланта этих самых авторов не умаляет.
– Думаешь, Гомера не было?
– Думаю, был. Но какую часть из приписываемого ему наследия написал именно он – большой вопрос.
– Так, значит, ты читал Гомера в оригинале?
Глебу весьма польстило скрытое в вопросе уважение, и он с достоинством кивнул.
– А кого еще?
– Знаешь, легче перечислить тех, кого я не читал. – Последняя фраза прозвучала несколько хвастливо, и Глеб поспешил исправить положение: – Послушай, это же моя работа. Ну не стану же я восхищаться тем, что ты прочла всего Фрейда?
– И напрасно. – Бестужева обиженно выпятила свою восхитительную нижнюю губу с влажной ложбинкой посредине. – Во-первых, я тоже прочитала его книги в оригинале. Во-вторых, я, можно сказать, убила на это свои лучшие годы. – Интонация Марины стала кокетливо-дурашливой. – Я, понимаете, ради психологии пожертвовала молодостью и красотой, а мной после этого никто не собирается восхищаться?
Глеб расхохотался.
– Респект и уважуха. Нет, ты правда читала Фрейда в подлиннике?
Стольцев искренне уважал людей, способных продраться сквозь чужой язык, поскольку считал, что книга, прочитанная в оригинале, и книга, прочитанная в переводе, – это два разных произведения даже, если речь идет о прозе, не говоря уже о стихах.
– Ja, absolut[3], – подтвердила Марина, гордо вскинув подбородок. И опять вернулась к «Илиаде»: – А насколько реален сам сюжет?
– Скорее всего, это порядком искаженная, но достоверная история. Тем более что в не так давно найденных документах упоминаются люди, до этого нигде не фигурировавшие, кроме как в «Илиаде».
– Любопытно, двадцать семь веков прошло, а людьми движут те же мотивы, что и тогда: власть, слава, богатство, ненависть и любовь.
– Но разве не тому же самому учат на психфаке?
Марина усмехнулась и, зябко поежившись, потерла ладошкой о ладошку.
– Зима уже совсем скоро.
Набравшись смелости, Глеб уже стал подумывать, не взять ли ее руки в свои и нежно отогреть, но тут совершенно некстати прозвенел звонок.
* * *После представления Глеб с Мариной встретились в фойе с четой Буре под предлогом обмена впечатлениями. На самом деле Глебу не терпелось представить Марину Борису Михайловичу.
Буре галантно припал к Марининой ручке и так долго держал ее в своей, источая витиеватые комплименты, что Александра Петровна с всепрощающей улыбкой в какой-то момент незаметно одернула его за рукав. Компания устроилась в кафе напротив театра и за чашкой чая полчаса оживленно обсуждала спектакль.
Борис Михайлович направо и налево сыпал цитатами из Гомера, а когда супруга попыталась его остановить, он ласково, но твердо пригвоздил ее очередным перлом, некогда прославившим автора «Илиады»:
