Александр Чернов - Могила для горбатого
Зойка вскрикнула от резкого толчка, который, как показалось ей, разорвал все ее внутренности и, больно прикусив губу, перестала сопротивляться.
Деев оказался садистом. Он сильно хлопал женщину по тощему заду, щипал ее, и вообще, судорожно двигая тазом, старался причинить ей боль. При каждом толчке перед глазами Зойки плыли огненные круги. Вцепившись в края стола, она жалобно стонала и ждала только одного: чтобы скорее кончилась эта невыносимая пытка. Наконец, издав победный рев, Хряк отодвинулся.
— Спасибо за доставленное удовольствие, куколка, — сказал он, похлопав Зойку по спине. Затем достал из кармана несколько купюр и бросил их на стол. — Это твоя доля за хату, что помогла нам сегодня "кинуть". — С этими словами Деев повернулся и вышел из комнаты.
27
Разыскать Султана пока не удавалось. Вернуться с рыбалки он мог и через день, и через два, и через три. Задерживаться далее в столице Шатохин не мог, не имел права, дома дел было по горло, и он принял решение в тот же день вечером отправиться в родной город. До вылета самолета оставалось еще немного времени и майор вместе с провожавшим его подполковником Рахимовым зашли в музей искусств.
Они долго бродили в лабиринтах комнат, а в маленьком зале, где были собраны иконы и складни, задержались. Здесь Шатохин придержал за локоть друга. Кивнул на дальний угол, где в притененом местечке выделялась голубой финифтью икона с ликом Казанской богоматери — работы уральского умельца Устюгана.
— Смотри, Анвар, — тихо сказал Шатохин, — смотри внимательно. Эксперты ваши сошлись в одном — рука Устюгана есть и в моих иконах. Возможно, что распятие он работал. А имя его хранится в древнерусском искусстве благодаря лишь той богородице, да еще лампадке, что в ските одном нашли. Вот такая штука, Анвар. Все, древняя Русь, домонгольская тоже, здесь представлена. Это гордость мировая и не только русская. Это собрание истории в ликах, в красках. Здесь тебе и Средняя Азия и Россия — вместе взятые укрылись в иконах этих, в росписи, в позолоте. И хранить это искусство мы должны и не меньше, чем прииски золотые нынешние или кассы банковские.
Рахимов задумчиво смотрел на чудо в дереве и серебре, на искусство братского народа. Все же большое дело они сделали — спасли иконы и распятие от дикарей наживы.
— Распятие… — словно отвечая мыслям подполковника, сказал Шатохин. — Великий смысл в этом слове, Анвар. Если религию отбросить, символическая вещь получается: распятие добра и совести на кресте злобы и алчности. Страшное и скорбное слово это, а рядом с ним стоит другое жестокое слово — расплата. И от нее никому не уйти.
…Уже в аэропорту, крепко пожимая на прощанье Шатохину руку, Рахимов сказал:
— Ты, Юра, лети спокойно. Как только возьмем Султана, я тебе позвоню, сообщу о ходе следствия.
— Буду ждать звонка, — улыбнулся Шатохин. — А вообще-то, спасибо тебе огромное за гостеприимство. Теперь твой черед ко мне в гости приезжать.
Друзья порывисто обнялись, и Шатохин скорым шагом направился к зоне таможенного контроля.
28
В пятницу, придя утром на работу, Шатохин сразу же отправился на доклад к начальнику ГУВД. С полковником Исламовым он столкнулся на лестничной площадке второго этажа. Шатохин спускался, а шеф как раз поднимался в свой кабинет.
— А командированный! — останавливаясь для того, чтобы отдышаться, приветствовал начальник подчиненного. — Уже прибыл?.. Что-то быстро ты обернулся.
— А чего там торчать? — пожимая Исламову руку, сказал Шатохин. — Дело раскрыто. Ряд задержаний произвели, я там больше не нужен. А здесь за меня никто мою работу делать не будет.
— Тоже верно, — кивнул Исламов, отчего его второй отвисший подбородок заколыхался. — Пойдем-ка, Юрий Иванович, ко мне в кабинет, расскажешь о своей поездке.
Тучный полковник уже отдышался и мог продолжать путь. Фигурой Исламов напоминал медведя. Он и ходил также, смешно переваливаясь с боку на бок. Шатохин зашагал с ним рядом.
В своем кабинете полковник внимательно выслушал доклад подчиненного, а потом, почмокивая губами, с самодовольным видом похвалил:
— Молодец, майор, поздравляю! Утерли-таки мы с тобой нос столичным сыскарям, раскрыли преступление, которое им оказалось не по зубам. Ну, а теперь, Юрий Иванович, можешь закрывать дело и возвращаться к своим непосредственным обязанностям.
— Видите ли, товарищ полковник, — замялся Шатохин, — я считаю, рано еще закрывать это дело.
— Почему же? — Исламов приподнял густые брови.
— Очень много неувязок в показаниях Шиляева и Дудника. Мне кажется, они никогда не знали друг друга раньше и два дня назад встретились в столице впервые. Должно быть между ними связующее звено. И этот человек должен жить у нас в городе. В общем, мне понадобится еще пару дней, чтобы выявить всю группу, с которой действовал Шиляев.
Полковник усмехнулся:
— Не пойму я тебя, Юра. То ты браться не хотел за это дело, теперь бросать его не хочешь… Ладно, даю тебе еще два дня, но помни: от твоих основных обязанностей тебя никто не освобождает.
Выйдя от начальника, Шатохин решил, не откладывая дела в долгий ящик, встретиться с женой Шиляева. По дороге к ней домой, он заскочил на пару минут в больницу к Клавдии Павловне. Серебрякова выглядела молодцом и встретила майора приветливой улыбкой.
— Здравствуйте, здравствуйте, — закивала она, радуясь неожиданному посетителю.
— А я вам хорошие известия принес, Клавдия Павловна, — заявил майор, присаживаясь на краешек стула. — Иконы ваши нашлись.
— Да что вы говорите! — всплеснула руками старушка. Если бы не увечья, она непременно вскочила и расцеловала Шатохина. — Где же они?
— Пока в столице. Муж вашей племянницы туда их продал.
— А мне их вернут? — обеспокоилась Серебрякова.
— Конечно, Клавдия Павловна. Как только закончится следствие, вы получите их в целости и сохранности. А пока они побудут в милиции как вещественные доказательства.
Серебрякова посмотрела на майора умоляюще.
— Вы уж проследите, Юрий Иванович, чтобы мне их вернули. Вы же знаете, иконы эти для меня бесценны. Это память о моем отце.
— Я все знаю, Клавдия Павловна, — улыбнулся майор. — Поэтому и заскочил в больницу, обрадовать вас, а заодно предупредить, чтобы ни о чем не беспокоились. А теперь, извините, мне пора…
Шатохин хотел было встать, однако Серебрякова жестом остановила его.
— А что, Юрий Иванович, Шиляев-то все сидит? — по тону старушки чувствовалось, что на душе у нее неспокойно.
— Сидит, Клавдия Павловна, — подтвердил Шатохин, сразу сообразив, куда клонит Серебрякова. — Куда же ему еще деваться?
Вид у старушки был виноватый.
— Может быть, забрать заявление-то? — спросила она, жалобно глядя на майора. — Совестно мне перед людьми сажать в тюрьму мужа племянницы.
— Не вздумайте сделать такой шаг, — категоричным тоном заявил Шатохин. — И брату своему накажите, чтобы не шел на попятную. Шиляев, мне кажется, мелкая сошка. А заправляет им человек куда более серьезный. Вот его-то и необходимо изловить. До встречи! — Шатохин встал и, помахав на прощанье рукой обитателям палаты, вышел за дверь.
"Дамас" Саида домчал его до дома Долженковой. Хозяйка оказалась дома и встретила майора на пороге веранды. Шатохин с удивлением разглядывал женщину. Он впервые встречался с женой Шиляева, и признаться, рассчитывал встретить "бомжиху" под стать ее опустившемуся муженьку. Перед ним же стояла явно следившая за собой, неплохо одетая молодая женщина с довольно-таки симпатичным, умело накрашенным лицом, на котором, правда, видны следы разгульной жизни, но в целом Долженкова производила благоприятное впечатление. Она провела Шатохина в зал, чувствуя перед милиционером неловкость за убогую обстановку, предложила майору стул, а сама села на кровать, зажав между коленями, как провинившаяся школьница, сомкнутые ладони.
— Я к вам насчет вашего супруга, Зоя Александровна, — начал майор, положив на стол папку.
Хотя Долженкова внутренне готовилась к визиту представителя власти, при встрече с ним ужасно растерялась.
— Да-да, я вас слушаю, — сказала она поспешно, чувствуя, как закравшийся в ее душу страх ширится, парализуя тело.
Хозяйка была излишне взволнована, что не ускользнуло от наметанного взгляда Шатохина. Пристально глядя на собеседницу, он спросил:
— Вы знали о том, что Шиляев собирался ограбить вашу тетку?
Глаза Зойки забегали.
— Нет, что вы. Он мне ничего не говорил.
— А где вы сами были в тот момент, когда ваш супруг находился в доме Серебряковой?
— У себя дома, — сильнее сжимая между коленями ладони, чтобы не было заметно, как они дрожат, сказала Зойка.
— Кто это может подтвердить?
Долженкова дернула плечами:
