Сан-Антонио - Голосуйте за Берюрье !
тебе?
Подобные замечания впечатляют. В конце концов, возможно, он и прав. Кто знает?
* * *
Два часа спустя, когда вечер спускается над Белькомбом, возвращается Мартине. Его рот расцветает чудесной улыбкой, способной украсить рекламу слабительного.
- Дело движется, малыш? - спрашиваю я его.
Он шаловливо подмигивает мне:
- Наилучшим образом, господин комиссар.
- Рассказывай!
Легкое откашливание, и он начинает:
- Дама находилась в церкви, около исповедальни. Я подошел к ней и стал рядом на колени. И она меня сразу спросила, что я от нее хочу.
- Что потом, дитя мое? Расскажите мне все, не скрывайте ничего,- посмеиваюсь я.
- Ну я ей и выдал все, что вы поручили мне сказать. Она меня спокойно выслушала. Потом вполголоса спросила, ничем не выдавая волнения: "Что вы имеете в виду под словом улики?" - "Это сюрприз",- ответил я.
Я одобрительно киваю.
- Очень хорошо, Мартине. Даже столь же умный человек, как я, не мог бы сделать лучше.
Он приосанивается.
- Она меня спросила, чего я хочу. Я ей ответил: "Как можно больше!" (Согласитесь, что он не глуп, этот инспектор. Он обладает искусством преодолевать препятствия и манерами, которые мне нравятся. Он, безусловно, сделает карьеру, если коллеги не съедят его по дороге.) "Но все-таки?" - настаивала она. "Сколько вы можете мне предложить?" - спросил я возможно более злым голосом. Она ответила, что подумает, и поинтересовалась, где меня можно найти. Я сказал, что достаточно послать мне телеграмму до востребования, и добавил, что, если завтра к полудню от нее не будет никаких вестей, она будет жалеть об этом всю жизнь, и что ей следует подумать о детях.
- Чудесно! - одобряю я.- Такие выражения всегда производят впечатление в подобных разговорах, они подобны цитате из "Британника"! Что было потом, дитя мое?
- Она пообещала и...
Он умолкает, так как в это время телефон взывает о помощи. Я снимаю трубку. У меня спрашивают, я ли это, что я и не думаю отрицать.
- Это мадам Монфеаль,- произносит женский голос.
Я с трудом сглатываю слюну.
- О, прекрасно, дорогая мадам. Чем обязан удовольствию слышать вас?
- Я столкнулась с одним типом, самым что ни на есть подозрительным, который нагло пытается меня шантажировать.
- Да что вы! - выдыхаю я, разочарованный до самой ватерлинии.
Мартине, который ни о чем не догадывается, непринужденно полирует пилочкой ногти. Он недоволен тем, что его прервали, ибо ему не терпится продолжить свой рассказ.
- Именно так,- говорит вдова.- Этот хулиган сунул мне в руку записку на кладбище в день похорон. Представляете, что это за наглец!
- Да, действительно! Почему вы не предупредили меня?
- Я хотела понять, чего он добивается. Я... думала, что ему известно что-нибудь важное насчет убийства моего мужа и что, предупредив вас, я спугну его... Он говорит, что у него есть какие-то улики, но я не смогла его заставить уточнить, какие это улики. Вы не считаете, что это тот самый сумасшедший, господин комиссар?
- Не исключено,- соглашаюсь я.- Нет, это не исключено.
- Фамилия его Мартине. По всей видимости, это его настоящая фамилия, поскольку почта приходит ему до востребования...
- Я немедленно этим займусь. Мое почтение, мадам. Я вешаю трубку.
- Так вот,- говорит красавец Мартине, подобный сияющей весне или, по крайней мере, мужскому отделу универсального магазина "Весна".- На чем мы остановились?
- Я уже не помню,- бормочет доблестный Сан-Антонио, человек, способный заменить таблицу умножения и чихательный порошок.- Нет, я не помню, на чем мы остановились, но зато могу тебе сказать, к чему мы пришли! К нулю, приятель! Мамаша Монфеаль только что рассказала мне о вашем разговоре. Надо признать, что мы поторопились радоваться.
У бедняги широко, словно шляпа с велюровыми полями, раскрывается рот. Он уже видел себя комиссаром Мэгре, улучшенным Шерлоком, а теперь ему предстоит разочарование.
- Ну ничего,- успокаиваю я его.- В нашей профессии всегда так: приходится наносить много ударов, куда надо и куда не надо, прежде чем нокаутируешь противника.
ГЛАВА XVIII
Если и есть хоть одно существо, которому радостно видеть очаровательного Сан-А, так это Фелиция, моя славная мама.
- Мой мальчик! - ликует она.- Я уже начала волноваться.
- Что за мысли, мама, ну почему?
- Не знаю, просто так...
- У тебя есть какие-нибудь новости?
Она вновь становится серьезной.
- Я не осмеливаюсь,- говорит она.
- Что не осмеливаешься?
- Рассказать тебе о результатах моих поисков.
Такой маму я еще никогда не видел. Если и она начнет напускать на себя вид сотрудника Второго отдела, то пиши пропало. Обычно она очень непосредственна.
- Почему?
- Потому что боюсь ошибиться, Антуан.
Это значит, что она что-то раскопала.
- Все же расскажи. Все, что ты ни скажешь, против тебя не обернется. Мы с тобой не в Штатах.
- Ну так вот. Когда ты уехал, я стала размышлять. И мне пришло в голову, что наша гостиница расположена по дороге в церковь и что история с машиной произошла до мессы.
- Не улавливаю связи.
- Я пошла поговорить с мальчиками из церковного хора.
Я щелкаю пальцами и восторженно целую ее.
- Гениально. Теперь я знаю, кому я обязан исключительным даром, который обеспечил мне такую известность!
- Будь поскромнее, Антуан,- советует она мне нежно, стараясь не рассмеяться.- Ну вот, я поговорила с двумя мальчиками из хора, и один из них сказал, что он видел какого-то человека, закрывавшего дверцу твоей машины.
- Так это же чудесно! Кто?
- Жано!
- Какой Жано? Кто такой Жано?
- Посудомойщик в нашей гостинице.
Она хватает меня за предплечье и сжимает его.
- Я боюсь, не соврал ли он. Можно ли верить показаниям мальчишки? Это же так серьезно, понимаешь?
- Не беспокойся, мама, у меня есть опыт.
И правда, ребята, я знаю по меньшей мере тысячу двести дам, которые вам это подтвердят.
Маму все равно одолевает беспокойство. Она так добра, что переживает за этого вышепоименованного Жано.
- А потом,- вновь говорит она,- Жано, может, просто посмотрел твою машину, не сделав ничего дурного.
- Ну, конечно, не переживай, я сумею его проинтервьюировать мягко.
Я запечатлеваю новый успокоительный поцелуй на лбу моей доброй старушки. Затем отправляюсь на кухню. Хозяин весь в работе. Он готовит для разнообразия телятину в сметане, с приправой из парижских грибов, выращенных в Фуйи-ле-Трюф. Его подручный, он же скверный повар, посудомойщик, истопник и козел отпущения, находится рядом с ним и проворно размешивает соус бешамель.
Я смотрю ему прямо в глаза и констатирую, что они бегают, словно мышь в западне.
"Так-так",- говорю я себе, ибо я хорошо владею этим способом общения.
Хозяин силится продемонстрировать хорошее настроение, хотя далек от того, чтобы его испытывать.
- Вам что-нибудь нужно, господин комиссар?
- Да, я хотел вас попросить одолжить мне минут на десять Жано. Мне надо погрузить тяжелую вещь и нужна помощь.
Хозяин "Сторожевой башни" сдерживает гримасу неудовольствия.
- Это срочно?
- Срочно,- отвечаю я.
- Ладно,- говорит поджариватель коровьих сыновей,- оставь, Жано, свой соус и поторопись!
Я ухожу с Жано, следующим за мной по пятам. Ему явно не по себе. Я чувствую, что искусное расследование, проведенное моей мамой, не замедлит принести свои плоды.
- Куда мы идем? - квакает Жано (он бы охотнее каркнул, но у него не получается "р")
Жано - крепкий парень лет двадцати трех с узким, как лента пишущей машинки, лбом, потухшими глазами и большим слюнявым ртом. Думаю, что ему всю жизнь придется быть посудомойщиком, причем отнюдь не в команде капитана Кусто,- это я вам говорю!
- Ко мне в комнату,- кратко отвечаю я.
Мы поднимаемся. Когда мы входим, он машинально ищет глазами чемодан или другую тяжелую вещь, которая подтвердила бы предлог, под которым я реквизировал его у хозяина. Но ничего похожего не находит.
Я закрываю дверь на ключ, вынимаю его и начинаю им поигрывать, что заставляет побледнеть бедного парня. Используя ключ как ствол револьвера, я прижимаю его к широкой груди мойщика посуды. Он отступает. Я его безжалостно подталкиваю к вольтеровскому креслу и вынуждаю сесть
- Тебе сколько лет, мой маленький Жано? - сладким голосом спрашиваю я его.
- Двадцать четыре,- невнятно бормочет он.
- Следовательно, ты совершеннолетний и у тебя есть все прививки. Такая проделка, которую ты совершил сегодня утром, обойдется тебе лет в пять тюрьмы, это в том случае, если ты еще не сидел.
Его слюна превращается в гипс. Он не в состоянии ее проглотить, и она остается у него прилипшей к небу.
- Но я...
- Ты?
Он растерян, и его нижняя челюсть начинает слегка дрожать
- Давай-давай, ты собирался что-то сказать...
- Нет, я...
Мне его жаль Жано не кретин, но его интеллект развит меньше, чем его бицепсы.
