Николай Аникин - Наркомэр
— Говори…
— У меня действительно никого нет, кроме матери. Мне не на кого опереться. Хотя, конечно, обстоятельства меняются, и я могу надеяться на другой исход. Но я не о том говорю. О жизни нашей…
— Я слушаю тебя, Толя. Ты что-то хотел сказать.
— Твой брат погиб…
Люба заплакала, моментально превратившись в Любку-сопливку. Он раскаивался, что рассказал о происшествии. Гладил по голове и вытирал слезы, а они все набегали, струясь по щекам. Михалыч рассказывал, упуская подробности. Они казались слишком жестокими.
— Он один у меня оставался. Больше никого у меня не было. Расскажи, как это было…
И Михалыч, скрепя сердце, повторял историю. Больше всего он боялся услышать, что во всем виноват он сам, Кожемяка проклятый. Приехал, черти принесли. Не будь его, брат был бы до сих пор жив. Пусть он неудачник. Пусть семью бросил, но это брат. И Любка ему помогала, чем могла. Теперь у нее никого. Неизвестно даже, где теперь его тело.
Но она ни словом не упрекнула Кожемяку.
— Прости, Толя. Я не знала, что у вас там было на самом деле. Почему ты сразу не рассказал?
— Не мог… Язык не поворачивался. Теперь ты знаешь, чем я занят. Гадов этих вывести надо на чистую воду. Не просто прикончить, дав себе волю. Пусть их другие по стенкам размажут. Пусть они пройдут через судебную систему. Об этом я только и мечтаю.
— Вывернутся… У них деньги. Разве ты не знаешь, Толя?
— Знаю, Любушка… Еще как знаю. Я слишком хорошо их знаю. Не плачь… У тебя хороший был брат. Я и сам всю жизнь буду помнить Бутылочкина. И бабку вашу, тетку Марью.
— Расскажи еще… Может, он живой?
— На глазах моих дело было. Я пытался помочь, тоже стрелял, но картечь не долетала. На излете плюхалась в воду…
— И ты не смог ничего сделать?
— Тогда не смог, зато теперь смогу. Прости меня.
— За что же тебя прощать? Ты не виноват, Толя.
Она едва успокаивалась. От бывшей семьи ничего почти не осталось. Остался у нее теперь один Кожемяка. Тот самый, которого она безудержно любила, когда была Любкой-сопливкой. Думает, она не знала, как ее на самом деле звали… Она не в обиде теперь. Все в прошлом. Одна любовь к этому мужику осталась.
Она тряхнула головой. Хватит рыдать. Слезами теперь уже не поможешь. Хороший все-таки у нее был брат, если друга своего в беде не бросил. На выручку пришел и бандитов тех, рискуя, уложил. Остается надеяться, что Кожемяка испортит им теперь всю обедню. А она ему в этом деле обязательно поможет. Она не будет сидеть в стороне и наблюдать. Она тоже стрелять умеет.
— Прости, если сможешь. — Михалыч чувствовал себя налимом, вынутым из воды. — Это я во всем виноват. Аграрный зуд не давал мне покоя…
— Не казни себя понапрасну. Я все понимаю.
— Будешь моей женой? Только скажи сейчас же.
— Буду, Толенька. Не для того же я тебя ждала, чтобы отпускать… Но почему ты спешишь?
— Мало ли чего… Пенсию мою, военную, получать станешь…
— Да ты что?!
Она отшатнулась.
— Христос с тобой, Толя! Нет! Ты себя береги! Тебе тридцать семь всего только!..
Они опустились на диван.
Оружие, черное и маслянистое, лежало в углублениях контейнера.
Глава 8
— Привет, мужики! — Конь Рыжий вбежал в кабинет к Мальковскому и уселся в кресло. — Как жизнь?! Что-то не нравитесь вы мне. Унылые вы все какие-то. Бросьте! Где ваша улыбчивость?! Не могу на вас смотреть без сострадания.
«Мужики» смотрели на «уколотого идиота» и лишь пожимали плечами. С чего он взял, что они должны улыбаться. Дела идут, но не настолько, чтобы сидеть с разинутыми варежками. Достал прямо своей простотой. Мужиками называет. А он, выходит, «пацан» по «зоновским» понятиям. Или, может, он уже «пахан»?
— Брось прыгать, Боря, — сумрачно произнес Мальковский. — Не затеняй пространство. Сядь и слушай. Последние вести передавать будут, — и включил телевизор.
— Да пошли бы вы со своими вестями. У меня пацаны пропали вместе с машиной. Пьянствуют, быки, наверно. Джип «Чероки» дал им по доверенности. Сдуру. Теперь ни джипа, ни их самих. Может, в другую область махнули…
— Слушай… «Правопорядок» передавать будет, — отмахнулись от него.
— Говорит и показывает радиотелецентр «Правопорядок», — раздалось из динамика. — Сообщаем текущую сводку новостей. За прошедшие сутки зарегистрировано несколько тяжких преступлений, направленных на завладение чужой собственностью с покушением на жизнь. Подозреваемые задержаны…
— Наверно, мои козлы…
— На территории Ушайского района, в лесопосадке, рядом с автодорогой обнаружены трупы неизвестных молодых людей в возрасте приблизительно двадцати пяти — тридцати лет. У всех на теле имеются признаки огнестрельных ранений. Ведется следствие. По линии ГАИ допущено несколько дорожно-транспортных происшествий. Так, во второй половине ночи неизвестный водитель, управляя автомашиной марки «Чероки», не справился с управлением и на всем ходу врезался на улице Карла Маркса во входную дверь УВД. К счастью, никто не пострадал. Владелец автомашины устанавливается… В автомашине никто не обнаружен…
— Моя машина! Номер мой и марка моя!
Боря бледнел на глазах. Еще только наступило утро, и вот они, сюрпризы. Даже опомниться не дают. Сразу и пацаны нашлись, и машина.
Он набрал номер дежурной части.
— Машину у меня угнали… «Чероки», джип. Вчера в дверь к вам случайно заехала… Взять бы ее. Нельзя? Почему?.. Осмотр, кровь?.. Понятно. Когда ее можно взять?.. Со следователем решать?..
И к «мужикам»:
— Со следователем, говорят, решать надо. Синицын его фамилия… Во как! Их ушлешь за одним, а они вон куда. Стукнулись и убежали со страха. Ничего. Отработают у меня. Без отдыха и сна пахать заставлю. Покатаются теперь на «Чероки». Кого ждем?
— Мэр должен подъехать…
— Шура Хромовый?! — усмехнулся Рябоконь.
Мальковский кивнул, продолжая сопеть в две дырки.
— И какие у нас опять проблемы?
— Все те же… Дебил один жить не дает, покоя лишил… — произнес Рапп.
— Кто такой?
— Боря Рыжий. Может, ты знаешь такого?
Как ему не знать, если он сам и есть Боря. Чем он им надоел? Весело жить начал? Так это они ему не могут запретить.
— Может, ты опять туда захотел, Боря? Может, ты думаешь, что ты пуп земляной? Ошибаешься, если так…
Рапп впечатывал каждое слово в Борины мозги.
— Тебе который раз говорят, чтобы осмотрительней был. Банду собственную завел. Суешь клюв во все щели. Теперь мы должны вникать и разбираться. Жди, пока Шура не приехал. Он из правильных воров, и все у него по понятиям. Это у тебя наперекосяк… Устроил балаган…
— Ничо я не устраивал! Чо взъелись-то?
— Вот прибудет из округа комиссия, представитель президента по федеральному округу — посмотрим, как вертеться начнешь. Раскрутят на всю катушку. И пойдет писать губерния. Не знаешь этих, что ли?! Стриг потихоньку купоны и продолжал бы в том же духе. Войны захотелось, пошел на привязи у собственных шавок…
— Кто пошел?!
— Договаривались ведь. Зачем нам лишние жмуры! Говорили, что в этом деле на самотек ставить — самое последнее дело. Каждый покойник тянет за собой таких же, как сам. Это не то, что, например, выпил, потрахался и снова за стол. Красота! А дело серьезное…
Разговор приобретал дурной оттенок. Кажется, Борю воспитывали. Однажды так уже было. Боря клялся и ел прошлогодний снег. Этим все и обошлось. Что с глупого возьмешь. История повторилась. Гребет, гад, под себя одного. Надо бы посмотреть, чем он у себя на базе занимается. Может, наркотой? Места там хватит в подвалах. Точно подведет всех.
— Тогда мы, может, министерство Иисуса, помоляся, создадим? Раз все вы такие правильные…
Во дворе затормозили сразу две автомашины, и оттуда вышли мэр и начальник УВД собственной персоной.
— Приехали, сейчас послушаем, что чиновники скажут.
Мэр с начальником поднялись на второй этаж, вошли в кабинет ресторанного деятеля, поздоровались.
Мальковский уступил мэру свое кресло, а сам юркнул влево. Мэр уселся, отвалясь на спинку, закинул нога на ногу. Народ ждал его слов как манны небесной.
— Короче, мужики, Сергей Сергеича мы отпустим. Он нам расскажет последние новости и уедет. Ему некогда. Давай, Сергеич, ждем…
Тюменцев встал, надеясь, что его излишнюю поспешность поправят и предложат сесть.
Не тут-то было. Мэр как воды в рот набрал. Сидел и слушал стоящего как на часах полковника.
— Докладываю ситуацию. Ночью в стену нашего управления на полной скорости врезался джип «Чероки».
— Это мы знаем, — проговорил вороньим голосом Боря.
— Не перебивайте меня, когда я разговариваю! — взвизгнул Тюменцев и сразу покраснел. — Я, да будет вам известно, не вам служу, а мэрии! И не хочу тоже, чтобы мне кровь понапрасну портили! Представьте себе: к вам в кабинет на полной скорости врезается гражданская машина иностранного производства. И в ней следы крови! Человеческой, к вашему сведению! Что вы будете делать?!
