Александр Кривенко - Детектив Клуб - 2 (Сборник)
— Не приходилось!
Осмелевший Семен, задрав угол тента, осматривал бочку. В пробоине плотно торчал кривоватый сучок, воткнутый таежником.
— Хорошо, что соляр загустел, вылилось не так много, — обрадовался он, — а мог бы, однако, дел наделать… — Без запасу в тайге худо. Теперь ремонтироваться надо. — Он порылся в ящике под сиденьем и извлек кусок пробки. Постругав ее немного перочинным ножом, заткнул дырку в лобовом стекле.
— А где вторая пробоина? — поинтересовался вернувшийся к машине Шепелев. Он мысленно провел линию от угла избы к отверстию в стекле и попытался продолжить ее. Получалась какая-то ерунда. Там, где по расчетам должно быть второе, выходное отверстие, в момент выстрела находилась голова Ефрема Пантелеевича. Сомнений в том, что в ней пробоины нет, как-то даже не возникало…
— Однако, потолок ремонтировать надо, — донесся до Шепелева голос водителя. — Вишь, куды вмазал.
Шепелев вскочил на подножку и посмотрел на крышу кабины. В месте, расположенном над головой водителя, зияло небольшое отверстие с рваными краями. В пробоине шевелился черный от соляра палец Семена.
«Повезло всем троим, — подумалось Шепелеву. — Метил в Ефрема, промазал по мне и чуть не срикошетил в Семена. В числе пострадавших одна бочка солярки…»
— Слышь, охотник, — обратился Леверьев к Ефрему Пантелеевичу, — это чего, «лосем»[1] он в нас пулял, что ль?
Старик степенно приблизился к кабине, оглядел пробоину. Осторожно, словно могла укусить, провел пальцем по рваным краям.
— На «лося» не похоже… — очень серьезно ответил, натягивая на самые глаза треух.
Шепелев подошел к дому, поднялся на крыльцо. Чувствовалось, что раньше здесь кипела жизнь. Остатки резьбы украшали наличники и полуразвалившееся крыльцо. На бревнах еще кое-где виднелись остатки розовой и голубой краски. Он распахнул массивную дверь с полусгнившим резным сердечком, прибитым к ней. Изнутри пахнуло в лицо сыростью и нежилью.
Сразу же за дверью оказалась большая просторная комната. Вдоль стен сохранились дощатые полки, на которых валялись охапка сена, какая-то труха. Под самым потолком, распахнув крылышки, летел чудом уцелевший резной деревянный амурчик, весь покрытый оспинками дроби.
Шепелев не мог отделаться от ощущения, что попал на съемки какого-то исторического фильма. Обстановка напоминала декорации, а может, это он сам, оперуполномоченный уголовного розыска Шепелев, перенесся в начало века…
Казалось, еще один миг, и в морозном пару, громыхая по полу палашом, к стойке подойдет пристав. Твердой уверенной походкой, подметая пол шинелью, проберется к хозяйке шинка, залпом опрокинет угодливо поданную граненую рюмку «Смирновской» и, залихватски крякнув, утрет ладонью рыжие в сосульках усы. В зале шум, гомон. За смолистыми столиками сидят выпившие и трезвые таежные люди.
«Так вот она какая, Дунькина заимка! — удивленно огляделся Шепелев. — Сколько лет прошло, а ангелочки летают».
Он прошел в глубину залы. За ней показались узкие, крохотные, как кельи, комнатенки. Все они расположились, словно приклеились к остаткам огромной, давно рассыпавшейся от времени печи.
Шепелев наклонился и поднял кирпич. Его поразили непривычные размеры — чуть подлиннее и тоньше нынешних. Сквозь въевшуюся копоть проглядывало товарное клеймо: «Товарищество Сыромятников и Сы…»
«Красиво жить не запретишь, — усмехнулся оперативник. — Кирпичи и те черт его знает откуда ей привозили. Видишь, какое дело, в одном клейме три «Сы…». Сыромятников, Сызрань и сыновья!»
За спиной послышались тяжелые шаги. Шепелев повернулся. В дом вошел таежник.
— Впервой тут?
— Не доводилось здесь бывать, Ефрем Пантелеевич.
— Поднимайся наверх. Вишь сбоку лестница. Там можно покедова остановиться. Камелек есть. Камора, правда, маленькая, зато теплая.
— Так недосуг нам, Ефрем Пантелеевич, останавливаться. Сейчас карабин твой отыщем, да обратно пора ехать.
— Шустрые вы, молодые. Дело наше неспешное — пока чаю попьем, твой молодший мотор отремонтирует, а там, глядишь, и ночь будет.
— А что с мотором? — нахмурился Шепелев.
— Электричество пулей перебило.
— Э, чертовщина! — в сердцах воскликнул Шепелев.
— Не понос, так золотуха! Вечно что-нибудь прихватит…
Старик направился к лестнице. Мерно заскрипели под его грузной фигурой дряхлые ступени. На пол посыпалась какая-то шелуха. Шепелев пошел за ним.
В крохотной комнатке стоял, скособочившись, стол на точеных ножках да несколько суковатых чурбаков. На полу охапка сухой травы.
Ефрем Пантелеевич скинул полушубок и стал засовывать хворост в «буржуйку».
— Камелек-то недавно топлен, — глубокомысленно заметил, не разгибаясь. — Зола еще теплая.
Шепелев подошел к печке и прикоснулся рукой к ржавой трубе.
— Не похоже, что топили, Ефрем Пантелеевич!
Тот ничего не ответил. Видимо, не считал нужным обсуждать с этим, хоть и оперативником, но молодым парнем, верность своих примет. Не хочет верить — его дело… Опыт таежной жизни не за один день приходит. Научится еще…
Ефрем Пантелеевич раскрыл невидимый в полумраке комнаты шкафчик и достал из него чайник, огарок свечи. Комната озарилась колышущимся светом. По углам черной от копоти клетушки заметались таинственные тени.
— На, — протянул Шепелеву чайник, — сходи снегу набери, только чистого. Близко от вашего трактора не бери — керосином вонять будет.
Шепелев удивленно взирал на раскомандовавшегося таежника, совсем недавно снявшего наручники. Тот, видимо, понял его удивленный взгляд.
— Не боись, стрелять больше не буду. А командую — так я навроде хозяина здесь. У Дуньки часто бываю, а ты впервой…
Во дворе одиноко стоял вездеход. Шепелев подошел к низкой, провисшей крыше то ли сарая-дровяника, то ли лабаза и сгреб с нее полный чайник снега. Скинул варежку, утрамбовал горячей ладонью, затем, набрав полные пригоршни, натер лицо. Кожу опалил холод, а потом бросило в жар. Наспех вытершись рукавом, подхватил чайник и пошел к дому.
«А где Семен? — скользнула вдруг беспокойная мысль. — Что-то его у тягача не видно…»
Он обошел вездеход. В его окошках багрово отсвечивали лучи уходящего за сопки тусклого солнца. Семена нигде не было. Шепелев заглянул в кузов. Пахло разлитым соляром, но, кроме бочки, в кузове ничего не было видно. Пропала и двустволка, с которой не расставался водитель.
Уполномоченный еще раз обошел вездеход, разглядывая снег. Следы леверьевских валенок шли к дому, потом поворачивали за угол и удалялись в тайгу, в сторону перевала.
«Этого еще не хватало, — ошарашенно подумал Шепелев. — Навязался на мою голову Пинкертон местного розлива… — Он быстрым шагом пошел было по следам, но остановился. — Чего доброго, все разбегутся! Надо назад… Ефрем-то числится у меня в задержанных…»
— Тебя, начальник, за смертью посылать! — встретил его на крыльце старик. Во всей фигуре, в наброшенном небрежно полушубке чувствовались уверенность, основательность.
Шепелев молча протянул чайник и, чертыхнувшись про себя, вошел в дом.
— А Семен где? — в упор спросил его Ефрем Пантелеевич.
— В тайгу поперся, — мрачно буркнул оперативник.
— Ишь ты! — изумился Ефрем Пантелеевич и медленно пошел наверх. В комнатке было тепло. Уютно потрескивали дрова, пахло дымком. Таежник поста вил на печку чайник, расстелил на полу шубу и лег, наблюдая за огнем в очаге. Шепелев достал из кармана куртки сверток с бутербродами и положил на стол. Сев на чурбан, он сбросил торбаса и молча вытянул к огню застывшие ноги. В комнате наступила тишина.
«Темнит старец, тянет с карабином. Жаль расставаться… Где он мог его спрятать? В принципе, мог в сарае, в доме, в тайге… Нет, скорее всего, в самом доме. Охотники на оружие молятся, в сыром месте не бросят. А тут, — он оглядел комнату, только с металлоискателем рыскать. Видимо-невидимо тайников может быть. Придется всю ночь начеку». Он провел рукой по поясу, где в кобуре покоился пистолет.
— Да, — прервал размышления Шепелева тяжелый вздох Ефрема Пантелеевича, — ушел винторез…
— Как это ушел? — недоумевая, спросил оператив ник.
— Да-к вот и ушел! Нас из него обстреляли…
— Ты об этом еще тогда знал?
— Догадывался, когда пробоину увидел, а теперь… — он бросил к ногам Шепелева промасленные тряпки, — точно знаю! — Встал, подошел к окну, с хрустом отодрал верхний наличник. За доской обнаружилась емкая ниша, а в ней кусок такой же промасленной тряпки. — Здеся я его схоронил… — Он с досадой швырнул доску в угол.
В тайге, где-то примерно в полукилометре от дома, грохнул выстрел двустволки. Шепелев вскочил и быстро натянул унты.
— Ты гляди, — изумился Ефрем Пантелеевич, — наш, однако, из пукалки палит. — Он приник лицом к окну, загораживая ладонью свет от печки.
