Ирса Сигурдардоттир - Возьми мою душу
Тора согласно кивнула, не отрываясь от бумаг.
— Судя по перечню, в четверг были заняты восемь номеров, а в пятницу — десять.
— Очень возможно, — согласился Йонас. — Естественно, я не запоминаю цифры, но скорее всего это так. — Он потянулся к своему пиву, сделал глоток. — Органическое пиво, — пояснил он, поставив бокал и вытерев с верхней губы пену.
Тора заметила, как поднялись брови Мэтью. Он подозрительно оглядел бокал и принюхался. И прежде чем Мэтью начал расспрашивать Йонаса о способе производства столь оригинального пива, Тора торопливо задала очередной вопрос:
— Кто-то из ваших постояльцев наведывается к вам регулярно?
— Отель открылся совсем недавно, и постоянных клиентов, к сожалению, пока нет, но кое-кого я успел запомнить. Давайте посмотрим. — Йонас ткнул пальцем в первую фамилию в списке. — Мистер и миссис Бритнес, пожилая чета из Норвегии. Нет, на роль убийц они совсем не подходят. — Он перевел палец на строку ниже. — Карл Херманнссон. По-моему, он у нас останавливался всего на одну ночь. А вот эту пару я помню хорошо. Арнар Фридрикссон и Асдис Хенрисдоттир. Они бывали у нас раньше. Искренне интересуются нашей деятельностью, охотно пользуются всеми услугами, которые мы предоставляем. К смерти Бирны не могут иметь никакого отношения. Постойте. А это кто? Тростур Лауфейярсон? — Йонас задумался. — Ах да, точно. Байдарочник. Тренируется здесь, готовится к соревнованиям по гребле. Проживать будет до среды. Очень сдержанный и капризный. Может быть, он и есть убийца.
— А может быть, и нет, — возразила Тора, не считавшая сдержанность характерной чертой убийц. — Что вы скажете об этих иностранцах? — указала она на следующие фамилии.
— Мистер Такахаси и его сын. — Йонас поднял на Тору глаза и улыбнулся. — Оба исключительно вежливые и очень тихие. Отец перенес онкологическую операцию, сейчас восстанавливается после лечения. Сын ни на шаг от него не отходит. Забудьте, такие не убивают. — Он перевел взгляд на следующие фамилии. — Бьерн Эйнарссон и Гудни Свейнбьорнсдоттир. Я с ними не знаком, поэтому ничего сказать не могу. А вот этого господина вы, Тора, должны знать. Магнус Балдвинссон, престарелый левый политик.
Как только Тора услышала это имя, в памяти сразу же всплыло лицо человека из ресторана.
— Да, конечно. Я видела его во время ленча. Недавно читала о нем в газете. Внук его, Балдвин Балдвинссон, считается восходящей звездой в политике, заседает в городском совете. И что он здесь делает?
— Думаю, просто отдыхает. Человек он неразговорчивый, но как-то обмолвился, что вырос здесь. Полагаю, к старости люди становятся сентиментальными и их тянет в родные места, туда, где прошло детство, — сказал Йонас и продолжил изучать список. — Тордис Робертсдоттир. Не припоминаю ее. А вот Робина Кохмана немного знаю. Он фотограф, работает в журнале для туристов, делает снимки для статьи о Западной Исландии и фьордах. С ним приезжал и журналист, но недавно уехал. Насколько я помню, во вторник или максимум в среду. Кто у нас там дальше? А, Тейтур. Биржевой маклер, живет здесь несколько дней, очень приятный человек; правда, вежливость у него снобистская. На следующий день после приезда получил травму — свалился с лошади. Я был уверен, что он сразу уедет, но, к моему удивлению, Тейтур остался. Остальных в списке я не знаю, даже не помню как они выглядят. Ни приехавших в пятницу, ни тех, кто аннулировал заказ номера. — Он положил бумаги на стол, и Тора сразу взяла их.
— Вы не возражаете, если я переговорю с этими людьми? — спросила она.
— Разумеется, не возражаю, — ответил Йонас и начал подниматься. — Только отнеситесь к нашим гостям с пониманием. Постарайтесь не обидеть. — Покосившись на Мэтью, он прибавил по-исландски: — Прошу вас — не подпускайте его к постояльцам с расспросами. Делайте вид, будто ничего у них не выясняете, а просто беседуете. — Йонас расправил складки на брюках и снова перешел на английский: — Пойду присоединюсь к полицейским. Они осматривают номер Бирны. Ума не приложу — что они там ищут.
Мэтью улыбнулся и подмигнул Торе.
— Ничего интересного для себя они там не найдут, — спокойно заметил он.
— У них все еще остается мой телефон, — напомнил Йонас. — Возможно, они переписывают номера из него. Ну и пусть — хоть каким-то делом займутся, лишь бы по отелю не шатались.
Стейни задумчиво сидел у окна, уставившись на дорогу. Ни людей, ни машин не было. Стейни казалось, будто он один в целом мире. Телевизора он уже насмотрелся на целую жизнь. А ведь ему всего двадцать три года. Все сложилось бы нормально, если бы не страшный поворот в его судьбе. Так не должно было случиться. В душе он все еще ждал, что кто-нибудь войдет к нему и скажет, что произошла ошибка и все стряслось не с ним, а с кем-то другим, до кого ему и дела нет, потому что это кто-то другой. «Прости, парень, — скажет вошедший. — Мы не хотели причинять тебе боль, ты этого не заслужил, но и такое иной раз случается. Вставай. Ты можешь двигаться. И машина твоя находится здесь, а не на свалке. Пострадал и другой водитель, и другая машина». Из груди его вырвался хриплый безрадостный смех одинокого человека. «Хорошо бы», — подумал он.
Стейни пошевелился, и в стекле возникло его отражение. Он отпрянул от окна и поглубже натянул капюшон, но полностью скрыть лицо не удалось. Он никогда не привыкнет к нему. Никогда. Отработанными движениями Стейни сжал колеса инвалидного кресла и отъехал в глубь комнаты. «Где же Берта? Обещала прийти, а она всегда держит слово. Дорогая, чудесная Берта. Как бы я жил без нее?» Терапевты, хирурги и психиатры в один голос уговаривали его поехать в Рейкьявик, поступить в университет, так или иначе изменить свою жизнь. Он отказывался, но не потому что был уж совсем плох. При надлежащем лечении он смог бы передвигаться сам, правда, для этого пришлось бы упорно тренироваться, преодолевая боль. «Ничего врачи не понимают. Я должен оставаться тут. Я принадлежу этой земле, здесь — мой дом. Народу здесь живет мало, и большинство меня знают».
Никто не отшатывался в ужасе при виде ужасной маски, которая, как предполагалось, была его лицом. В Рейкьявике такое случалось бы постоянно. Там бы он быстро увял и умер. Он был бесконечно благодарен Берте. Из-за нее он и остался здесь, беспомощный и жалкий.
«А вдруг она меня бросит? Скажет, что ей все надоело. Придет, поможет в последний раз и исчезнет. И что потом? — Стейни схватился за колеса, подкатил к телевизору и взял пульт дистанционного управления. — Нет, уж лучше смотреть разную муть, лишь бы отогнать от себя такие мысли. — Он включил звук и впился взглядом в экран. — Не нужно, не нужно об этом думать».
Тора и Мэтью подняли бокалы.
— Надеюсь, вино получено не органическим путем? — спросил он.
Тора улыбнулась:
— К счастью, нет. Его сделали с помощью инсектицидов и ртутного удобрения. — Она сделала глоток. — Виноградарь постарался, результат восхитительный. — Поставив бокал на белую скатерть, она взяла с тарелки крошечный кусочек сыра. — Я умираю от голода, слышишь?
— Слышу, слышу. Приятно видеть, что ничего не изменилось. И ты в том числе, — подмигнул он ей. — Даже манера одеваться осталась… как бы это сказать…
Тора оглядела свой простенький свитер и показала Мэтью язык.
— Полагаешь, мне следовало бы взять с собой вечернее платье в надежде получить от кого-нибудь приглашение на ужин?
— Сомневаюсь, что ты бы надела вечернее платье, даже получив такое приглашение, — отозвался Мэтью, театрально поправив галстук.
— Ха-ха, как смешно, — сказала Тора. — Горю желанием ответить на глупые шутки. Да где же еда? — Она посмотрела на часы. — Черт подери, мне нужно позвонить домой, пока Солей не легла спать. — Она взяла свою сумочку, но, прежде чем открыть ее, вспомнила — телефон остался у полицейских. — Извини, не дашь мне свой мобильник?
— Конечно. — Мэтью извлек из кармана телефон и передал ей. — Надеюсь, твои дети здоровы. Прости, никак не соберусь с духом спросить — ты еще не стала бабушкой?
— Успокойся, ты обедаешь с молодой женщиной, — ответила Тора, принимая мобильный. Раскрыв его, она увидела на дисплее фотографию юной чернокожей девушки со множеством коротких косичек. — Кто это? — удивилась Тора, показывая Мэтью дисплей. Он никогда не говорил ей о других женщинах.
— Моя дочь, — улыбнулся Мэтью.
— На самом деле? Она не слишком на тебя похожа. — Тора снова взглянула на снимок. — Может быть, только цветом волос. — И замолчала, не зная, что сказать.
Мэтью, рассмеявшись, провел рукой по своей аккуратной прическе.
— Не родная дочь. Приемная. Я удочерил ее через Фонд милосердия.
— О, как мило, — пробормотала Тора и пригубила вино, скрывая облегчение. — Я подумала, что ты либо женат, либо живешь с кем-то. Я предпочитаю неженатых мужчин. По моей десятибалльной шкале привлекательности они стоят на два пункта выше.
