Пьер Буало - Современный французский детективный роман
— Не забудь зайти на работу. Попроси отпуск. Они тебе не откажут… И потом, читай газеты. Может, что-нибудь узнаешь.
Ненужные утешения. Пустые слова. Лишь бы заполнить пустоту, перебросить хрупкие мостки, которые через несколько минут затрещат и рухнут в бездонную пропасть. Равинель решил с честью доиграть комедию до конца. Он подыскал купе, нашел подходящий уголок в новом вагоне, пропахшем лаком. Люсьен стояла на платформе, пока проводник знаком не пригласил ее в вагон. Тогда она обняла Равинеля с такой горячностью, что он даже удивился.
— Мужайся, дорогой. Звони мне!
Поезд мягко тронулся. Лицо Люсьен растворялось в сумерках и скоро превратилось в белое пятно. За окнами вагонов замелькали другие лица, другие люди, и все, абсолютно все смотрели на Равинеля. Он пальцем оттянул воротничок. Ему было нечем дышать. Поезд растаял в дали, изрешеченной многоцветными огнями. Равинель круто повернулся и зашагал прочь.
IX
Прежде чем заснуть, Равинель долго ломал голову над словами Люсьен: «Ведь не станет же труп разгуливать по улицам». На следующее утро, едва проснувшись, он вдруг вспомнил об одной важной детали, которая до сих пор все ускользала из его памяти. Черт возьми, как это он о ней забыл! От неожиданности он сморщил лоб и замер на кровати. Голова пошла кругом. Куда делась бумага, удостоверяющая личность Мирей? Она преспокойно лежала в ее сумочке, а сумочка дома в Ангиане. Следовательно, опознать труп невозможно. Если воры избавились от своей компрометирующей ноши и труп нашли… Черт побери! А куда отправляют неопознанные трупы? В морг.
Наспех одевшись, Равинель позвонил на бульвар Мажанта и попросил предоставить ему отпуск на несколько дней. Там не возражали. Потом он порылся в справочнике, отыскивая адрес морга, но вовремя вспомнил, что его официальное название — Институт судебной медицины… Площадь Мазас, иными словами, набережная Ля Рапе, в двух шагах от Аустерлицкого моста. Ну что ж!
Ночевал он на этот раз в гостинице «Бретань» и поэтому, выйдя на улицу, тут же оказался на площади Монпарнасского вокзала. Однако ориентироваться было трудно. Навалившийся на площадь густой зеленоватый туман превратил ее в некое подобие подводного плато. «Дюпон» напоминал затопленный пассажирский пароход со светящимися иллюминаторами. Он поблескивал вдалеке, как в глубине вод, и Равинелю пришлось до него добираться долго, очень долго. Он выпил кофе прямо за стойкой. Рядом стоял железнодорожник и терпеливо объяснял официанту, что все поезда опаздывают и что 602-й из Манса сошел с рельсов под Версалем.
— Метеослужба предсказывает, что эта мерзость продлится еще несколько дней. Прямо как в Лондоне, хоть с фонариком по улицам ходи…
Равинель ощутил смутное беспокойство. Почему туман? Почему именно сегодня туман? В таком тумане не разберешь, где живые люди, а где… Чепуха! Но липкий туман проникает в грудь, медленно, подобно опиумному дыму, обволакивает мозг, и как ему помешать? Все кажется то реальным, то нереальным, и голова идет кругом.
Он бросил на оцинкованную стойку бумажную купюру и, поеживаясь, вышел на улицу. Бледный свет фонарей тут же рассеивался, затухал. Матовая пустота, затопившая уличный переход, как бы впитывала в себя рокот моторов, белые пятна невидящих фар, шорох шагов — бесконечный, неумолчный шорох шагов-невидимок, направляющихся куда-то в неизвестность. Перед «Дюпоном» остановилось такси. Равинель бросился к нему. У него язык не повернулся сказать: «В морг», — и он пробормотал что-то невнятное. Шофер раздраженно выслушал сбивчивые объяснения и спросил:
— Решайте, куда вам все-таки надо.
— Набережная Ля Рапе.
Такси рванулось с места. Равинель откинулся на сиденье. Он тут же одумался. Зачем ему в морг? Что он там скажет? Так ведь недолго и угодить в западню! Это уж точно! Западня уже расставлена. А труп — лишь приманка. Он вдруг вспомнил странные изделия из проволоки, которые он предлагал своим клиентам. «Вот сюда вы насадите кусочек мяса или куриных потрохов… Потом бросаете приманку по течению… Р-раз — и рыба будет болтаться на крючке». Да! Западня, конечно, расставлена.
Шофер резко затормозил, противно скрипнули покрышки: и Равинель чуть не стукнулся лбом о стекло. Шофер, высунувшись из окна, клял туман и невидимого пешехода. Толчок — и снова в путь… Время от времени шофер, ворча, протирал ветровое стекло ладонью. Равинель уже не понимал, где они проезжали: что это за бульвар, какой квартал? А вдруг такси — тоже часть западни? Ведь Люсьен права: труп не может растаять в воздухе? Возможно, Мирей и обладает способностью появляться и исчезать, исчезать и появляться. Но это особая статья, касающаяся только его и Мирей. Но труп? Зачем его украли и где-то запрятали? Для чего? Чего надо больше бояться: Мирей, трупа Мирей или того и другого? От этих мыслей с ума можно сойти, но как от них избавиться?
Справа проплыли огни, тусклые, мерцающие, — конечно, это Аустерлицкий вокзал. Повернув, такси нырнуло в плотную серую вату, вбирающую свет фар. Сеча бежала рядом, но из окна машины ничего не было видно. Когда такси остановилось, на Равинеля навалилась тишина, нарушаемая еле слышным ворчанием мотора. Тишина погреба, тишина подземелья, тишина, похожая на угрозу. Машина медленно растворилась в тумане, и тогда Равинель уловил плеск воды, дробную капель, падающую с крыш, мягкие вздохи влажной земли, бормотание ручья, неясные шумы, как на болоте. Он вдруг подумал о прачечной, схватился за револьвер. Это был единственный твердый предмет, за который он мог схватиться в этом дробящемся, зыбком пространстве. Он двинулся вдоль парапета, держась за перила. Туман мешал идти, холодными хлопьями обвивался вокруг икр. Он высоко поднимал ноги, как рыбак на заболоченном берегу. Вдруг перед ним, как из-под земли, выросло здание. Он поднялся по ступенькам, заметил в глубине большого зала тележку на резиновом ходу и толкнул дверь.
Письменный стол с папками и зеленая лампа, отбрасывавшая на пол большой светлый круг. В кастрюле на плитке булькала вода. Пар, табачный дым и туман. Вся комната пропахла сыростью и карболкой. За письменным столом, сдвинув на затылок фуражку с серебряным гербом, сидел служащий. Другой делал вид, будто греется у батареи. На нем было поношенное пальто, но зато новые, немилосердно скрипевшие ботинки. Он исподтишка наблюдал за Равинелем, неуверенно подходившим к столу.
— В чем дело? — буркнул служащий, раскачиваясь на стуле. Поскрипывание ботинок действовало Равинелю на нервы.
— Я хотел навести справки о жене, — протянул Равинель. — Я вернулся из поездки и не застал ее дома. Я волнуюсь…
Служащий бросил взгляд на Равинеля, и тому показалось, что он с трудом удерживается от смеха.
— В полицию обращались? Где живете?
— В Ангиане… Нет. Я еще никуда не обращался…
— Напрасно.
— Я не знал.
— В следующий раз будете знать.
Равинель в замешательстве повернулся ко второму сотруднику. Тот, грея руки у трубы, бессмысленно глядел в одну точку. Он был толст, под глазами мешки, под желтоватым подбородком жирная складка, почти закрывавшая пристежной воротничок.
— Когда вернулись из поездки?
— Два дня назад.
— Ваша жена часто отлучается из дому?
— Да… То есть нет… В ранней молодости она, случалось, убегала из дому… Но вот уже…
— Чего вы, собственно, опасаетесь? Самоубийства?
— Не знаю.
— Ваше имя?
Это все больше напоминало допрос. Равинелю следовало бы возмутиться, осадить этого непрестанно облизывавшего губы типа, который пристально разглядывал его снизу вверх. Но делать нечего: надо любой ценой узнать правду.
— Равинель… Фернан Равинель.
— Какая она, ваша жена? Возраст?
— Двадцать девять лет.
— Высокая? Маленькая?
— Среднего роста. Примерно метр шестьдесят.
— Какого цвета волосы?
— Блондинка.
Служащий все раскачивался на стуле, опираясь руками о край стола. Ногти у него были обкусаны, и Равинель отвернулся к окну.
— Как одета?
— В синем костюме… Так я думаю.
Наверное, зря он сказал это так неуверенно. Чиновник метнул быстрый взгляд в сторону батареи, словно призывая в свидетели обладателя новых штиблет.
— Не знаете, как была одета ваша жена?
— Да не знаю… Обычно она носит синий костюм, но иногда надевает еще пальто с меховой Отделкой.
— Могли бы узнать поточнее!..
Служащий снял фуражку, почесал затылок, снова ее надел.
— Никого, кроме утопленницы с моста Берси, у меня нет…
— А… все-таки нашли…
— Об этом писали все позавчерашние газеты. Вы что, газет не читаете?
Равинелю казалось, что второй у батареи не спускает с него глаз.
— Подождите минутку… — сказал чиновник.
Он встал и исчез в проеме двери, к которой были прибиты две вешалки. Равинель вконец растерялся и не смел пошевелиться. Толстяк у батареи по-прежнему внимательно разглядывал его. В этом Равинель был уверен. Время от времени поскрипывали ботинки. Затянувшееся ожидание становилось невыносимым. Равинелю мерещились целые штабеля трупов на полках. Противный тип в фуражке, должно быть, расхаживает перед этими полками, как эконом, отыскивающий бутылку «О-бриона» урожая 1939 года или искристое шампанское. Наконец дверь распахнулась.
