Сергей Рокотов - Час совы
- Вы кто? - прошептал Навроцкий. - Вы... откуда?
- Все оттуда же, Вадим Петрович. - Из мест, не столь уж отдаленных, из стран СНГ, из Казахстана, например... Ты, как говорится, уедешь к северным оленям, в жаркий Казахстан уеду я... Только ты ездил к северным оленям то в Норвегию, то в Финляндию, то в Швецию, а Казахстан оказался вовсе не таким уж жарким, - поежилась она от неприятных воспоминаний. Почитывали мы там в свободное время "Советский экран" и другую прессу, от жизни не отставали, так что в курсе, как ты гремел в те годы... Эй, ребята, нет у вас там в багажниках холодненького пивка для актера Навроцкого! крикнула она, поворачиваясь лицом к бывшему мужу. - А то он усох совсем, как я погляжу!
- Ника? - пролепетал позеленевший от страха Навроцкий.
- Она самая, - сказала Ника и похлопала Навроцкого по небритой щеке. А затем вытащила из кармана кожаных брюк платок и, брезгливо морщась, тщательно протерла руку. В это время один из парней молча принес бутылку "Жигулевского" и протянул её Нике. Та так же молча подала её Навроцкому.
- Испей, горемыка... Сейчас тебе предстоит суровое зрелище, усмехнулась она. - Так что набирайся сил. На стриптиз Рыльцева ты не сумел поглядеть, погляди на мой... А потом увидишь крутой секс, какого и тебе не снилось...
Она стала расстегивать верхнюю пуговицу на кожаных брюках.
- Ты что? Не надо! - крикнул Навроцкий, держа в руках неоткрытую бутылку пива. - Обалдела, что ли?
- А почему это не надо? Надо... Мы же с ним старые любовники, не правда ли, Игнатий? Ну, чего же ты молчишь?
- Не было между нами тогда ничего, - пролепетал Рыльцев, держа сплетенные пальцы на причинном месте. - Она ударила меня по щеке, вырвалась и убежала.
- Правда? - спросила Ника. - А я, честно говоря, позабыла в лагерях... Думала, что на самом деле что-то было... Там хорошо умеют память отбить. Ну, раз так - одевайся, начинать с нуля с тобой совсем уж неинтересно. Ты стар, хил и отвратителен, - стала констатировать Ника, брезгливо глядя на него. - Грудь впалая, покрыта жестким седым волосом, ноги кривые, тощие, твой уд довольно скромных размеров, напротив же, яйца висят, как у слона. К тому же ты потрясающе бездарен, тебе никто никогда об этом не говорил?
Рыльцев стал дрожащими руками натягивать трусы... Навроцкий же тупо глядел на бутылку пива, не зная, как ему её открыть.
- А ты зубками, - посоветовала Ника. - Помнится, раньше умел... Удивлял всю честную компанию. У тебя были такие крепкие зубки...
Навроцкий открыл рот и показал полное отсутствие передних зубов.
- Ах ты, мать твою..., - так и ругнулась с досады за бывшего мужа Ника. - Пропил челюсти-то, Вадим Петрович?
- Выбили недавно, - признался он. - По пьяни.
- А ну тебя, - сплюнула Ника, взяла у него бутылку и открыла её о выступ на железной двери ангара. Подала бывшему мужу, и тот стал жадно глотать холодный напиток. За это время Рыльцев успел принять приличный вид.
- Эге, - отвлекся от похмелья Навроцкий. - Эдак вы выглядите куда лучше, Игнат Константинович... А то... права Ника, больно уж вы отвратительны...
- Ладно тебе оскорблять пожилого человека, Навроцкий, - заступилась за режиссера Ника. - Сам-то выглядишь куда хуже даже одетым. Ботинки не чищены, брюки мятые, воротник рубашки грязный, ни убавить, ни прибавить, настоящий ханыга... А развлечение вам, ребятишки, будет покруче сексуальной сцены. Хватит лакать, Вадим Петрович, побереги свой мочевой пузырь, посерьезнела она. - Скажи лучше, где наша дочь Алена?
При этих словах она сделала угрожающий шаг по направлению к Навроцкому.
- Как где? - пожал плечами он. - Она... уехала...
- Куда уехала? - Ника сделала ещё полшага и приблизилась к Навроцкому почти вплотную. Наступила своей туфлей ему на ботинок. Он выдернул ботинок и отшатнулся назад, Ника продолжала идти на него.
- Куда-то... То ли в Питер, то ли в Стокгольм, - лепетал он. - А что, она уже взрослая...
- Кто тебе это сказал?
- Вот... - Навроцкий показал пальцем на Рыльцева. - Его сын. Филипп.
- Да нет, - вздохнула Ника. - Соврал тебе Филипп. Закурим, что, ли с понтом! - Она вытащила из кармана кожаной курточки пачку "Вирджинии-Слим" и протянула её сначала Навроцкому, а потом Рыльцеву.
Навроцкий дрожащими пальцами вытащил сигарету, Рыльцев отказался.
- Извините, я забыла, что вы курите только трубку. На всех обложках журналов в седых усах и с трубкой во рту. А мы подымим с вашего разрешения... Перешла вот с "Беломора" на эти чудные сигареты. - Щелкнула зажигалкой около лица Навроцкого, затем прикурила свою сигарету. - Так что соврал тебе Филипп Игнатович. Не поехала она ни в Питер, ни в Стокгольм. А поехала она с Филиппом Игнатовичем на электричке в Александров, чтобы попасть на его дачу. Там ведь у него дача, а, Рыльцев?
- Там... Но я там никогда не был...
- Да это никого и не интересует, были вы там или нет. Главное, что Алена тоже там никогда не побывала. Потому что по дороге её, беременную на третьем месяце убил по приказу Филиппа его приятель Владимир Сапрыкин! глядя в глаза Навроцкому, отчеканила она. - Ну, какова подмосковная трагедия? - наслаждалась она произведенным впечатлением. - Ну а зачем решился на это Филипп, думаю, вам, отец Игнатий, объяснять не надобно? Вы ведь знаете, что у него были денежные проблемы?
- Но... Я... потом... помог ему...
- Это потом. А тогда ему надо было жениться на дочери Кружанова, чтобы остаться в живых...
Ей не дал договорить Навроцкий, который швырнул недопитую бутылку пива на пол и пошел на Рыльцева.
- Твой сын... Ты... Сволочь... Я тебя убью... - Он сжал свои сухонькие кулачки и попытался ударить Рыльцева в лицо. Старик ловко увернулся, так как был в значительно лучшей форме, чем Навроцкий. Но тот попытался сделать это ещё раз. Рыльцев увернулся снова. Тогда Навроцкий снова обмяк, сел прямо на бетонный пол и зарыдал.
- Я слыхала, что ты клянчил у Филиппа роль в фильме его отца, - с презрением произнесла Ника. - Это правда?
- Но я же не знал, я не знал, - рыдал Навроцкий. - Я бы его, гада, задушил собственными руками. Аленушка моя, девочка моя... Бедная моя девочка... Росла без матери, все на мне... Я её кормил, водил в садик, в школу, стирал ей, готовил...
- Вообще-то, как я слышала, это делала твоя Надя, - возразила Ника. И я, в принципе ей очень за это благодарна. Да и ты отблагодарил её, вышвырнув вон из дома...
- Где этот гад? Где он? Поехали к нему! Я лично должен убить его! крикнул Навроцкий, поднимаясь с пола.
- Вряд ли он даст тебе так запросто себя убить, - усмехнулась Ника. Да и не достать тебе его. Он должен вылетать в Берн за покойными Кружановыми. А прилетит, побазаришь... Будет время.
- Эх, Ника, Ника, какая ты стала..., - почти стонал Навроцкий. - А тем не менее, красивая еще... Стройная... Одета модно...
- Доказательства?! - очнулся, наконец, от шока и Рыльцев. - Какие имеете доказательства преступления Филиппа? Я не верю, ни единому вашему слову не верю...
- Доказательства железные. Стопроцентные доказательства, Игнатий, будь спокоен. Два живых свидетеля, которые в любую минуту дадут показания против твоего сына. А поэтому заткни свою пасть, пока тебе её не заткнули другие. Ты сейчас не в Доме кинематографистов, не забывай это, - сузив глаза, произнесла Ника. - И твоя поганая жизнь зависит от меня...
- Ну раз так, пусть... Пусть... Пусть подвергнется справедливому возмездию, - картинно взмахнул рукой Рыльцев. - Я его этому не учил!
- Ты учил его подлости, учил его всегда думать только о личной выгоде... А уж твои уроки он использовал на все сто... Раз ему было надо, он пошел и на страшное преступление. Ради денег, ради выгоды... Такие-то они дела, дорогие ребятишки, ум, честь и совесть нашего искусства...
Навроцкий опять поник, присел на пол и тихо стонал, обхватив голову руками.
- Хватит скулить, Навроцкий, - сказала Ника. - Противно на тебя смотреть. Ты же мужчина, как-никак... Эй, ребята! - крикнула она. Отвезите его домой, не могу больше с ним общаться. Как это я тебя любила, ума не приложу, вот уж дура-то была...
В ангар вошли двое ребят и молча встали рядом с сидящим на корточках Навроцким.
- Вставай, Петрович, и катись отсюда. Только учти - сиди тихо и не рыпайся. Твои заявления никто не примет - ни МВД, ни прокуратура, твой номер самый последний.
- Ника, - прошептал он. - Ты-то как? Чем занимаешься? А... Хотя понятно, пробил твой час...
- Пробил, пробил, а может быть, ещё и не пробил. Час Совы наступает ночью, а пока, как видишь в дверном проеме, белый и довольно солнечный день... Все, хватит базарить, уматывай отсюда... Не могу больше на тебя смотреть, тошнит...
Навроцкого вывели из ангара. Ника молча смотрела на Рыльцева.
- Чего вы хотите от меня? - тихо спросил Рыльцев.
- Я от тебя ничего не хочу. От тебя хочет компенсации Наташа, которую ты ограбил...
- Ты и про это знаешь?
- А как же? Конечно, знаю. Она же была единственной, кто не бросил меня тогда, кто писал мне письма, кто помогал моей бедной матери. А ты умудрился оттяпать у неё квартиру после того, как твоими усилиями Леня Садовников был выдворен из СССР. Его квартира досталась твоей очередной жене, а Наташа, только что выписавшаяся из квартиры матери и не успевшая прописаться у Лени, была оттуда попросту вышвырнута. И сколько она не ходила по инстанциям, всюду натыкалась на отказ, что она против ума, чести и совести советского искусства? Ведомственная квартира-то уже была предназначена, сам знаешь, кому... А за это время умерла и её мать. Так что она осталась вообще без площади, мыкалась по углам, и только значительно позже переехала в комнату в коммуналке на улице Чайковского, выйдя замуж за Родиона. То, что Леня умер в Париже от рака в страшной нищете, ты, разумеется, знаешь? Впрочем, ты всегда узнаешь все самым первым.
