Фридрих Незнанский - Мечта скинхеда
— Хорошо, — Козинская плеснула себе еще мартини и закурила, — получите свои подробности. Можете записывать или включайте диктофон.
Денис воспользовался предложением и поставил диктофон на столик между бутылками. Оба добермана подняли головы, зорко отследили каждое его движение и вернулись к дреме, только когда он замер на диване в прежней позе.
— Настя пришла около половины девятого. Грязная, в крови, как будто ее машина переехала. Я спрашиваю: что случилось? Она не отвечает, слезами давится. Я отправила ее в ванную, выдала полстаканчика коньяка для успокоения нервов. Она попросила оставить ее ненадолго: успокоиться ей надо и тому подобное. Ну, я вышла. А сама места себе не нахожу, и любопытно, и страшно почему-то за нее. Хожу мимо ванной, слышу, она телевизор включила. Да не хлопайте вы глазами! У меня телевизор рядом с джакузи, можно подумать, невидаль какая-то, все нормальные люди так делают!
Денис опустил глаза в бокал с мартини. Смешно, имидж солидной бизнесвумен потрескивал по швам, и из щелей вылезала сущность простой русской бабы. Возможно, Козинская слегка захмелела, да и затянувшийся вечер, полный переживаний, наверняка сказывался, но так или иначе в какой-то момент она перестала взвешивать и выверять каждое слово, и от ее речи знакомо повеяло традиционным бабским кликушеством.
Забавно, но в такой своей простоте она была Денису гораздо симпатичней.
— Короче говоря, слышу, она телевизор смотрит, и не МТВ, я новости какие-то бухтят. Я тут тоже включила, нашла те же новости, а там как раз заканчивает какой-то сыч в синем кителе рассказывать, что возбуждено уголовное дело по факту убийства депутата Государственной думы Герасимовой. Я тогда на это внимания вообще не обратила, досмотрела до конца, думала, может, сейчас скажут о какой-нибудь аварии, где там женщина перебегала дорогу, спровоцировала ДТП, там врезался автобус или «мерс», но ничего такого не сказали. А она вышла из ванной и говорит: «Можно я у тебя переночую, а ты, если будут звонить и меня спрашивать, всем говори, что понятия не имеешь, где я и что я…»
Денис поднял руки, извиняясь, что перебивает:
— Когда Анастасия смыла грязь и кровь, вы видели у нее ссадины или какие-нибудь царапины?
— Вы имеете в виду, ее ли была кровь на лице и одежде? Ее. У нее большая ссадина на лбу и три царапины, как от ногтей на щеке. Мы это все промыли и залепили пластырем. Да, так. И когда вы позвонили, она рядом стояла, палец к губам прижимала так, что полоска белая на губах осталась. А больше, в общем, никто и не звонил.
— И она никому не звонила?
— А кому ей звонить? Ей и позвонить-то некому. Около двенадцати мы уже начали спать укладываться, а тут милиция. Настька перепугалась, я думала, с ней сейчас инфаркт случится, чуть ли не на коленях упрашивала меня не открывать. А я открыла. Я же не знала, в чем дело, что у них ордер на руках. Без ордера шли бы они у меня подальше, у меня с ментами разговор короткий и опыт определенный имеется. Я и так из них вытрясла все, что они мне говорить, может, и не собирались. Дело ведет следователь по особо важным делам Генпрокуратуры Дегтярев. Сам он здесь не появлялся, но я так поняла, что Настю прямо к нему повезли. Всю ее одежду и сапоги, и сумочку упаковали в мешки, я ей кое-чего свое одолжила. Еще меня пытались допрашивать: во сколько приехала, как выглядела, что говорила, что делала. Ну, я их вежливо так послала, тем более что она-то мне на самом деле и не рассказала ничего.
— Что, неужели совсем ничего? — не поверил Денис.
— О Герасимовой этой и словом не обмолвилась. Сказала, что шла с работы, около самого дома на нее напал какой-то мужик, насильник, наверное, ударил по голове, расцарапал лицо, повалил на землю. Она от него убежала, но побоялась идти домой, поймала такси и поехала ко мне. Но такси она отпустила за два квартала, так что это вряд ли таксист позвонил в милицию.
— И вы поверили в этот рассказ о насильнике, не поинтересовались, почему она новости смотрела?..
— Да про новости я уже и забыла тогда, а в то, что насильник на нее напал, сразу поверила. Настасья — просто ходячее несчастье. Нет, не то чтобы ей хронически не везет, и в спортлото она однажды сто рублей выиграла, и как-то я ее в казино потащила, ей на рулетке очень даже везло. Но вот в жизни! А особенно с мужчинами! Насильники, между прочим, таких в толпе и выбирают. У кого на лице написано, что они несчастные и затюканные. Вот и этот следователь Дегтярев на нее, на такую, посмотрит и подумает себе: а зачем мне, собственно, кого-то еще искать, если есть вот такая Пухова? Невротичка, психопатка, да еще размазня: за себя постоять не может». Да, кстати, вы-то хоть представляете, какое отношение Настя может иметь к депутатше? Где они вообще могли пересечься?
— Герасимова сама пригласила Анастасию на встречу сегодня вечером.
— И депутатшу убили сразу после встречи? Или до?
— Встреча была назначена на семь вечера, Герасимова погибла, по предварительным данным, в начале восьмого, так что получается во время встречи.
— А что такое вообще эта Герасимова, она кто?
— Она возглавляла депутатскую комиссию по делам молодежи…
— Ну тогда понятно… — протянула Козинская. — Наверняка из-за Владика. Какой-нибудь совет несчастных матерей решили организовать, да?
— Не знаю, — пожал плечами Денис. — Анастасия, насколько я понимаю, сама не совсем представляла, о чем пойдет речь, когда отправлялась туда.
— О чем?! Да ни о чем! А то вы не знаете этих депутатов, часами могут болтать и болтать, а о чем болтают? Им лишь бы их избиратели почаще видели: вот мы, работаем, для народа стараемся! Тут Настя, пожалуй, могла не выдержать. Могло и до драки дойти…
— А вот об этом, пожалуйста, поподробнее, — попросил Денис. — Почему вы называли Анастасию невротичкой и психопаткой? Я ведь с ней общался, мне показалось, ее не так-то легко вывести из себя.
— Это вам точно показалось, — рассмеялась Козинская. — Это вы ее мало знаете. Она и правда на первый взгляд терпеливая серая мышка. И на второй взгляд тоже. Но если эту серую мышку по-настоящему разозлить, такая кошка проявится — пантера. Другое дело, что разозлить ее трудно. Она способна терпеть долго, очень долго, кажется, бесконечно долго. Но когда-нибудь терпение лопается, и тогда держись! Будет рвать и метать, камня на камне вокруг не оставит.
Денис вспомнил слова Щербака о чиновнике мэрии. Там Пухову оттащили, а тут, возможно, оттащить было некому…
— А вы знаете, как именно была убита Герасимова? — спросил он.
— Нет. Застрелили, наверное. Во всяком случае, менты спрашивали у Насти про оружие.
— Герасимова скончалась от многочисленных черепно-мозговых травм, — медленно и с расстановкой произнес Денис. — Ее забили булыжником по голове.
Козинская заметно побледнела и съежилась в кресле, доберманы, словно почувствовав, что хозяйке нехорошо, с тихим рыком оскалились на Дениса. Она несколько раз отмахнулась обеими руками то ли от них, то ли от неприятной мысли:
— Нет. Нет, Настасья не могла так. Точно не могла!
— Почему?
— Потому что не могла, и все.
Денис настаивал:
— Но вы же сами только что сказали: «Будет рвать и метать, камня на камне вокруг не оставит»…
— Да мало ли что я сказала! Господи, хорошо хоть эти с ордером у меня ни о чем таком не спрашивали. Я бы и им сдуру сболтнула. — Она нервно закурила и добавила не скупясь в свой мартини водки. — У меня дороже Насти нет человека. Я же вам говорила: она мне как сестра. Нас незнакомые люди серьезно раньше за сестер принимали. Мы и внешне похожи раньше были, и жизнь у нас похоже начиналась: обе дуры замуж в девятнадцать лет повыскакивали. Только я своего красавца быстро раскусила и коленом под зад выставила, а Настя со своим десять лет промучилась и осталась с двумя детьми куковать. Не она его, а он ее бросил, и у нее от этого вся жизнь не по тем рельсам покатилась. Вбила она себе в голову, что ей вообще никто не нужен, что она все сама сумеет…
— Вы не ответили, почему Анастасия не могла убить Герасимову, — напомнил Денис.
— А это и есть ответ, вы меня не перебивайте. Она до развода совершенно нормальная была, можно сказать, что почти счастливая: сыновья у нее, и Борис тоже. Он ведь не изменял ей, не пил, деньги в дом носил, просто он какой-то угрюмый — с детьми никогда не пошутит, не подурачится, и вообще. А потом взял ни с того ни с сего и ушел. Сейчас строителем в Ираке, алиментов не платит, детям на день рождения никогда не то что подарка — открытки не прислал. А Настасья уже четыре года, почти пять, на своем горбу всю семью тянет, работает на полторы ставки, на себя совсем рукой махнула, никогда себе шмотки лишней не купит — все детям. От мужиков вообще шарахается. Но это же ненормально, когда одни заботы и никакой радости в жизни и перспективы никакой. Вот нервы и начали сдавать. А когда Владик погиб, я сперва думала, она там же, на кладбище, просто ляжет рядом и умрет — такая она была черная вся, замученная. Это даже хорошо, что Русланчик сбежал. Как говорится, клин клином. Настька хоть ожила, забегала по милициям, фондам каким-то, понимаете?
