Николай Леонов - Хищники
– Это вообще что-то из ряда вон! – искренне удивился Орлов. – Слушай, Лева, я уже всерьез начинаю подозревать у тебя некие особые способности по предвидению и тому подобному… Е-п-р-с-т! Ведь именно ты, когда еще только узнал о ситуации с Вологодцевым, уже тогда предположил, что этот случай может иметь двойное дно. И вот – на тебе! Мало того что мы основательно раскопали сутенерскую мафию, так теперь на подходе еще и какая-то геологическая! Ты сейчас куда?
– К Вологодцеву, – поднялся Лев. – Буду изучать его деятельность до мелочей. Мне так думается, он и сам не подозревает, где и как именно, а главное – почему! – вляпался в весь этот переплет… О! А вот и наш Стасушка!.. – изобразил он гостеприимный жест при виде Крячко, появившегося на пороге.
– Всем привет! Вы еще только начали совещаться или, надеюсь, уже закончили? – нахально ухмыльнулся тот.
– Уже, уже! Пошли к себе! – Лев шагнул к двери, изобразив рукой жест «на выход!».
– Лева, «наружку» на Кленовой теперь, наверное, можно бы и снять? – вслед им спросил Петр.
– Может быть, и да, – приостановившись, согласился Гуров. – Хотя… А вдруг там появится Ларидзе? Пусть еще денек понаблюдают. Надо только ребят снабдить портретиком этого гражданина, настоящая фамилия которого Бачинадзе, а здесь он представляется как Мгруния. Жаворонкову поручу, он им на смартфоны по фотке сбросит, и все дела.
– Хорошо, действуйте! – с явной неохотой согласился генерал.
Выйдя в коридор, Стас поинтересовался:
– Ну, и что вы там нарешали?
Лев достаточно сжато изложил ему фабулу происшествия в подмосковном лесу и обрисовал измерения в общем раскладе имеющейся ситуации.
– Не имела баба забот и купила порося… – чертыхнувшись, пробурчал Крячко. – И какого хрена этой дуре, мир ее праху… Вернее, пеплу, вздумалось на стороне бабла срубить? Сутенерила бы себе потихоньку и сутенерила. Ну, попалась бы, ну, срок бы отмотала… Зато живой бы вышла, да еще и с полезной профессией – швея-мотористка по пошиву рабочих рукавиц. И как теперь Наташе об этом сказать? Впрочем… Поверишь ли, за все время вчерашних посиделок хоть бы раз о матери вспомнила. У нее только «папа Боря» на языке. Даже про дядю Леву спросила – как он там бандитов ловит? А вот про маму Стешу – ни гу-гу… Короче! Как я понял, ты собираешься бросить меня на эту подмосковную амбразуру?
– А кого же еще? Побывай на месте происшествия, возьми с собой кинолога с собакой – вдруг песик что-нибудь да найдет? Потом изучи материалы предварительного расследования. Может, пули из «Ниссана» аналогичны той, что была выпущена на Первухинской? А я поеду изучать жизнеописание Бориса Вологодцева. Потом с ребятами обыщем его квартиру. Мне почему-то думается, какие-то зацепки, какие-то подходы к «бизнесу» Стефании должны там найтись. Валеру сейчас озадачу ее телефонными звонками – пусть раздобудет у оператора историю ее телефонных контактов за последние пару месяцев.
– Ну, ладно… Убедил! Ща чайку выпью и – вперед!
В дверь неожиданно кто-то отрывисто пару раз стукнул и, не дожидаясь отклика, широко распахнул ее, заглядывая внутрь.
– Доброе утро! Я прибыл! – отрапортовал Авдей Мишелло. – Мне куда, к кому?
Объяснив визитеру, как пройти к фотошоперам, Гуров удовлетворенно пояснил:
– Ну, вот еще один фоторобот у нас в кармане!
…В клинику на Золотовской он прибыл часам к девяти. Припарковавшись, внимательно отследил обстановку на прилегающих участках улицы. Все время пути от главка до конечной остановки этого маршрута он тщательно контролировал пространство позади себя, чтобы вовремя обнаружить «хвост». Пришлось даже проделать несколько контрольных маневров, позволяющих наверняка выявить соглядатаев. Но все было чисто, и он, поставив «Пежо» на сигнализацию, направился к центральному входу.
В вестибюле Гуров увидел рослого охранника, который прохаживался взад-вперед, изучающе глядя на всех входящих. Показав удостоверение, Лев спросил, где ему найти завотделением. Тот оказался на месте, и они вдвоем прошли в палату, где находился Борис Вологодцев, для секретности помещенный сюда под именем Ивана Васильева.
Увидев Гурова, Борис уже достаточно свободно поднялся на кровати и, свесив ноги на пол, с оптимистичной улыбкой поприветствовал визитеров.
– Вы уже в курсе, что обвинения с вас сняты и дело закрыто, в связи с отсутствием события, ставшего основанием для его возбуждения? – поинтересовался Лев, присаживаясь на стул.
– Нет… – словно не веря собственным ушам, растерянно помотал головой из стороны в сторону Вологодцев. – То есть я больше не подозреваемый?!! Слава богу!.. Какая же гора с плеч свалилась… – Он неумело перекрестился и, смахнув невольно выступившие слезы, с чувством пожал руку Льву. – Лев Иванович! Я ваш вечный должник! Вы мне спасли больше, чем свободу и даже жизнь. Вы спасли мое имя. Уйти из жизни, зная, что люди считают меня подонком, – это невыносимо страшно. А Стефания… Ее теперь осудят за ложное обвинение? – В голосе Бориса зазвучали тревожные нотки.
«Неужели он ее до сих пор любит?!» – мысленно подивился Гуров. Отправляясь сюда, он собирался сказать Вологодцеву о предполагаемой смерти Стефании, но теперь решил это скрыть.
– Сначала ее надо бы найти! Судя по всему, она ударилась в бега… Кстати, а вы в курсе, что Свербицкая причастна к деятельности сутенерской криминальной группировки?
– Что?!! Стеша занималась криминальными делами?! Господи… Час от часу не легче! – чуть ли не по-женски всплеснул руками Борис.
Отвечая на вопросы Гурова, он заверил, что за все пять лет совместной жизни его жена ни разу даже намеком не указала на то, что она – член преступной шайки. Хотя… Иногда и в самом деле в телефонных разговорах с какими-то людьми у нее проскальзывали странные фразы и непонятные темы, которые объяснить было непросто. Однажды он краем уха услышал непонятный вопрос, заданный кому-то на другом конце связи: «…А куклы-то хоть какие? Красивые, сдобные? Ты давай посерьезнее к этому относись! Каких попало не бери. Только самых лучших!..»
На недоуменное замечание Бориса, о каких куклах речь, она пояснила, что ее подруга из Коломны занимается коллекционированием старинных кукол. Их она скупает в антикварных магазинах и российских городов, и ближнего зарубежья. И иногда выкладывает немалые деньги за сущий хлам, который не имеет никакой коммерческой ценности.
…На какое-то мгновение тяжело задумавшись, Вологодцев грустно выдохнул:
– Так вот о каких «куклах» шла речь… Вон она что творила! Я знал, что она ведет себя непотребно – путается со всякими там «деятелями искусств». Мы с ней первый год только и жили по-человечески. А потом… Потом она как с цепи сорвалась. У каждого была своя жизнь. Может быть, я ей здорово мешал этим ее сутенерством заниматься, поэтому она меня и надумала в тюрьму упрятать?
– Возможно… – кивнул Лев, взглянув на часы. – Это мы сейчас и попытаемся определить. А заодно и все остальное. Слишком много в этой истории неясного. Так что рассказывайте мне о Свербицкой – все, все, все…
Сцепив пальцы рук, лежащих на коленях, хмурясь и вздыхая, Борис начал рассказывать о тех или иных странностях, которые замечал за своей женой. А их, как теперь он припомнил, было немало. В наибольшей степени это касалось телефонных разговоров Стефании с какими-то непонятными подругами, с которыми по телефону она общалась довольно часто, а вот лично у них дома не показалась ни одна.
Бывали случаи, когда Вологодцев замечал Свербицкую беседующей невдалеке от дома с какими-то непонятными мужчинами. Вначале она объясняла это тем, что «какие-то шабашники навязывались с ремонтом квартиры» или «рекламщики хреновы достали своими эксклюзивными мясорубками и безотказными фенами…». Но потом, как видно, уже не находя достойного объяснения этим своим встречам, однажды сказала прямо:
– Борь, давай будем жить каждый сам по себе. У меня есть мужчины – много мужчин. Встречайся, с кем и сколько хочешь. Одно только условие: я своих не вожу домой и ты не води!
Для Вологодцева услышанное стало настоящим шоком. Он долго не мог прийти в себя и все надеялся, что это – всего лишь ее глупая шутка. Но потом смирился. Стал подумывать о разводе, но привязанность к Наташе пересилила внезапно всколыхнувшуюся неприязнь к той, которая формально все еще числилась его супругой.
О том, что Стефания готовит ему какой-то «сюрприз», он начал догадываться больше полумесяца назад, еще в конце июля. С какого-то момента она временами вдруг начала впадать в не вполне объяснимую истерику. Отчего-то ее раздражало все сущее. Уже тогда Борис почувствовал, что грядет нечто очень нехорошее, но даже в самом дурном сне не мог предположить, что случится в реальности. Когда на нем защелкнули наручники и прилюдно объявили о его виновности, ему показалось, что это – шайка сумасшедших, которые лишь переоделись полицейскими…
