Энтони Горовиц - Мориарти
Мы вошли внутрь и оказались в маленькой неуютной комнате, где стояло всего одно кресло перед зеркалом, таким запылённым и потрескавшимся, что оно, кажется, не могло отразить вообще ничего. На двух полках выстроились бутылочки тоника Хорнера «Роскошный» и другие лосьоны — борцы с выпадением волос. Пол давно не подметали, на нём валялись пучки волос — не самое приятное зрелище, хотя куда хуже смотрелась бритвенная чашечка для взбалтывания мыльной пены, из месива торчали ёршики сбритой мужской бороды. Я уже решил, что если в Лондоне мне придётся стричься, сюда я приду в последнюю очередь, но тут появился сам парикмахер.
Он поднялся по лестнице и уже семенил к нам, вытирая руки носовым платком. Трудно было сказать, сколько ему лет, потому что он был стар и молод одновременно — круглое, вполне приятное лицо, чисто выбритые щёки, улыбка. При этом жутко пострижен. Можно было предположить, что на улице на него набросился кот. С одной стороны волосы длинные, с другой короткие и даже частично выдранные и обнажавшие череп. Какое-то время голову он не мыл, и волосы, мягко говоря, поражали воображение своим цветом и состоянием.
При этом он лучился дружелюбием.
— Доброе утро, господа, — воскликнул он. — Эта чёртова погода не желает меняться. Вы помните, чтобы в Лондоне в мае было так сыро и промозгло? Чем могу быть полезен? Одна стрижка? Две? Вам повезло — у меня сегодня тихо.
Это было во всех отношениях верно. На улице шарманщик наконец-то решил передохнуть.
— Мы пришли не стричься, — пояснил Джонс. Он взял одну из бутылочек и понюхал её содержимое. — Я правильно понимаю, что вы — Альберт Хорнер?
— Нет, сэр. Благослови вас Господи! Мистер Хорнер давно приказал долго жить. Просто его дело перешло ко мне.
— Судя по всему, совсем недавно, — заметил Джонс. — Я взглянул на него, пытаясь понять, на каком основании он сделал такой вывод: лично мне показалось, что и хозяин, и парикмахерская находятся здесь далеко не первый год. — Знак парикмахерской старый, — разъяснил Джонс, словно специально для меня, — но я заметил, что прикручен он новыми винтами. Полки пыльные, а бутылки на них — нет. Та же самая история.
— Вы совершенно правы! — воскликнул парикмахер. — Мы здесь меньше трёх месяцев, но старое название сохранили. Почему бы нет? Покойного мистера Хорнера хорошо знали, им восхищались. Мы уже пользуемся успехом у адвокатов и судей, кто работает поблизости, хотя многие из них предпочитают носить парики.
— Так как же вас зовут? — спросил я.
— Сайлас Бекетт, сэр, всегда к вашим услугам.
Джонс достал рекламную карточку.
— Мы нашли это в клубе «Бостонец». Едва ли вам известен человек, который там останавливался, или его имя. Это американец, его звали Джонатан Пилгрим.
— Американец, сэр? Не помню, чтобы видел здесь американца. — Он указал на меня. — Не считая вас.
Едва ли Бекетт был детективом. Меня выдал акцент.
— А имя Скотчи Лавелль вам ни о чём не говорит?
— С клиентами я, конечно, разговариваю. Но своё имя они называют редко. Он тоже американец?
— А Кларенс Деверо?
— Мне за вами не поспеть, сэр. Сколько имён! Кстати, могу я предложить вам наш тоник для волос?
Этот вопрос прозвучал почти дерзко, видимо, ему хотелось поскорее от нас отделаться.
— Так вы его знаете?
— Кларенса Деверо? Нет, сэр. Может, справитесь у галантерейщика через дорогу — вдруг он знает? Извините, что не могу вам помочь. Выходит, мы тут друг у друга просто время отнимаем.
— Может и так, мистер Бекетт, но меня ещё вот что интересует. — Джонс окинул парикмахера внимательным взглядом. — Вы человек религиозный?
Вопрос прозвучал так неожиданно, что даже не знаю, кто больше удивился — Бекетт или я.
— Какой? — Он заморгал глазами.
— Религиозный. В церковь ходите?
— А почему вы спрашиваете? — Джонс промолчал, и Бекетт вздохнул, явно не зная, как от нас избавиться. — Нет, сэр. Грехов слишком много, куда мне в церковь ходить!
— Я так и думал, — пробормотал Джонс. — Ладно, мистер Бекетт, вы ясно дали понять, что помочь нам не можете. Раз так, позвольте откланяться.
Мы вышли из парикмахерской и зашагали в обратном направлении по Чансери-лейн. За спиной у нас снова зазвучала шарманка. Как только мы свернули за угол, Джонс остановился и засмеялся.
— Мы наткнулись на нечто весьма любопытное, друг мой. Холмс наверняка получил бы от этой истории удовольствие. Парикмахер, который не умеет стричь. Шарманщик, который не умеет играть. Тоник для волос, от которого разит бензойной смолой. Не смертельно, конечно, но весьма занятно.
— Что-то я вас не понимаю! — воскликнул я. — И при чём тут религиозные убеждения мистера Бекетта?
— А вам не понятно?
— Нет.
— Что ж, скоро всё прояснится. Сегодня мы вместе ужинаем. Подходите к Скотленд-Ярду часа в три. У входа и встретимся, как в прошлый раз, глядишь, я вам всё объясню.
Три часа.
Я был на месте вовремя, вышел из экипажа на Уайтхолл, как раз когда Биг Бен начал звонить. Мы остановились на внешней стороне улицы, то есть через дорогу от Скотленд-Ярда. Я заплатил кучеру. День был яркий, безоблачный, хотя слегка веяло прохладой.
Происшедшее в дальнейшем я описываю во всех подробностях.
Я увидел, что дорогу передо мной переходит мальчик. Я его мгновенно узнал. Это был Перри, который пришёл на встречу со мной в кафе «Рояль» и приставил к моей шее нож. Я стоял, а всё вокруг меня словно замерло, будто художник запечатлел в памяти увиденное и перенёс на холст. Даже издалека было видно, что Перри окутан… Как бы лучше сказать? Пеленой зла. На сей раз он был в костюме посыльного. На нём был головной убор, синяя двубортная куртка с двумя рядами пуговиц, на груди по диагонали висела сумка. Как и в прошлый раз, одежда была ему тесновата, пояс врезался в живот, шея не умещалась в воротник. Волосы под полуденным солнцем совсем пожелтели.
Но откуда он взялся? И что он здесь делает?
Из здания Скотленд-Ярда вышел Этелни Джонс и стал озираться, ища взглядом меня, я поднял палец: внимание! Джонс увидел меня, и я показал в направлении мальчика, который быстро шёл по тротуару, и пухлые ножки уносили его всё дальше и дальше.
Джонс узнал его, но ничего предпринять не мог — был слишком далеко.
Метрах в пятидесяти от того места, где я стоял, Перри поджидал четырёхколёсный брогам. Когда мальчик подошёл, дверь открылась. Внутри, наполовину скрытый тенями, сидел мужчина. Он был высок, худощав, одет во всё чёрное. Разглядеть лицо было невозможно, но мне послышалось, что он кашляет. Видел ли его Джонс? Едва ли, он был слишком далеко и на другой стороне улицы. Мальчик залез внутрь, и дверь за ним закрылась.
Не раздумывая, я бросился в сторону брогама. Увидел, как кучер взмахнул кнутом, и лошадь двинулась вперёд, но я всё-таки сумел догнать коляску. Краем глаза я видел Джонса. Он тоже двинулся с места, опираясь на свою палку. Брогам, набирая скорость, катил по Уайтхоллу в сторону Парламент-сквер. Я бежал что было сил, но приблизиться к цели мне не удавалось. Нужно было оказаться на другой стороне Уайтхолла, но движение было плотным. И брогам уже поворачивал за угол.
Я сбежал с тротуара и рванул через дорогу.
Этелни Джонс пытался меня предостеречь. Я его не услышал, но увидел его открытый рот и вскинутую руку.
Вдруг прямо передо мной оказался омнибус. Я заметил его не сразу. Всё поле моего зрения заполнили две лошади: огромные, жуткие, с застывшими глазами. Казалось, их сцепили воедино, и получилось некое существо из греческой мифологии. Тут я понял, что это существо тащит за собой омнибус с пассажирами, кучер тянет поводья, а человек шесть, оказавшихся в ловушке на крыше, сбились в кучку и с ужасом ждут, что же будет. Кто-то закричал. Кучер яростно вцепился в поводья. Я услышал стук копыт, колёса со скрипом впились в жёсткую поверхность, и поверхность эта налетела на меня, грохнув оземь. Мир покачнулся. По глазам ударил свет неба.
Я вполне мог отправиться к праотцам, но омнибус разминулся со мной на несколько дюймов, вильнул в сторону и замер чуть поодаль. Я расшиб голову и колено, но боли даже не почувствовал. Я резко обернулся — где брогам? Увы, он уже исчез. Мальчишке вместе с его спутником удалось скрыться.
Ко мне подскочил Джонс. По сей день не могу понять, как он оказался рядом со мной так быстро.
— Чейз! — воскликнул он. — Мой дорогой! Вы целы? Вас едва не раздавило…
— Вы их видели? — закричал я. — Перри! Мальчишка из кафе «Рояль»! Он был здесь, а с ним — мужчина… Видели?
— Видел.
— А лицо?
— Лица не разглядел. Мужчина лет сорока, может, пятидесяти. Высокий, худощавый. Но его было почти не видно, он сидел внутри.
— Помогите мне…
Джонс склонился надо мной, помог подняться на ноги. Удар головой не прошёл бесследно: мимо глаза текла струйка крови.
