Марина Крамер - Жить на свете стоит
– Скажи, зачем ты продолжаешь тянуть эту лямку, а?
Ирина восседала в глубоком кресле своей московской квартиры, курила и внимательно смотрела на скорчившуюся напротив на диване Нику.
– Какую? – сморщилась Стахова, прекрасно понимая, что Ирка имеет в виду.
– Да такую! – Подруга запахнула чуть разошедшийся на груди пеньюар и продолжила: – Зря, что ли, ты прилетела ко мне среди ночи? Что, дома не спалось, так не терпелось у меня на диване отлежаться?
Ника понуро опустила голову. Действительно, Ирина была права: она не хотела возвращаться домой, ее угнетала очередная ссора с Артемом, и, чтобы не перебирать в голове всю ночь то, что они друг другу наговорили, она и позвонила подруге, попросившись на ночлег.
– Я не знаю, Ирка… с одной стороны, я вижу, что это тупик, эти отношения себя исчерпали, все идет как-то по привычке, машинально, что ли… А с другой – ну где взять лучше-то? Сравниваю Артема с остальными и понимаю: те еще хуже. Этот хоть родной какой-то, все про него уже понятно. А там…
– Фу, какая чушь, – скривилась Ирина. – Ты рассуждаешь как клуша-обывательница. Ну и что теперь? Всю жизнь просидеть рядом с ненужным тебе человеком по принципу «хоть плохонький, но есть»? Я тебя не узнаю, Ника. Перед тобой стелется такой мужик, Гавриленко этот, а ты сидишь здесь и сопли распускаешь по поводу Масленникова! Да он никогда тебе предложения не сделает, когда ты уже поймешь это, а?
– А я понимаю, – печально отозвалась Ника, – понимаю, Ир, ты не думай. Но… я рядом с ним много лет, привыкла… и работа… Это ж надо сразу из «Хроникера» уходить – нам вдвоем там будет слишком тесно.
– Тоже мне – потеря великая! Газета «Вестник Козлопупинска»! Да тебя с твоим именем любое специальное издание оторвет с руками! Дело не в работе, Ника. Дело в том, что ты боишься взять и резко отрубить. А не думала, что по кусочкам отрезать больнее?
– Больнее. Но я не могу пока.
– Ну и дура, – подытожила Ирина, – так и просидишь около него всю жизнь – не жена, не любовница, никто.
«Никто»… Именно этим словом и сама Ника определяла свое положение при Артеме вот уже пару лет.
– Знаешь, Иришка, вот сейчас, мне кажется, самый удобный момент все оборвать… Он меня так подставил, что и не приснится – вот и повод, но…
– Ты со своими «но» так и будешь всю жизнь одна, Стахова! – перебила Ирина. – Я тебе предлагаю хоть раз в жизни подумать о себе – лично о себе, о том, чего ты хочешь. Ну скажи: разве тебе не хочется хоть на час оказаться с этим Максимом наедине, а?
Ника усмехнулась:
– Я бываю с ним наедине регулярно, и не по часу. Что с того?
– Ты прекрасно поняла, что я имею в виду, – не приняла шутку подруга, – может, стоит попробовать? – С этими словами Ирина встала и удалилась в спальню.
Ника осталась наедине со своими невеселыми мыслями и с необходимостью завтра с утра отправляться на работу, сидеть на утренней летучке, слушать Артема, видеть его в коридоре, сталкиваться на пороге кабинета…
Она со вздохом поднялась с дивана, потянулась к оставленному Ириной на подлокотнике кресла комплекту белья. Взгляд ее упал на лежавший тут же телефон – в углу дисплея светился конверт эсэмэс. Ника открыла его и отпрянула. «Не делай этого. Сильно пожалеешь».
…Она не могла понять, как именно оказалась на стройке, как вообще попала туда. Вышла вечером из офиса, забросила на плечо ремень сумки, вынула сигареты и зажигалку, отвернулась к стене, чтобы прикурить, – и все. Провал. Очнулась от холода, пронизывавшего все тело – тонкая ветровка не грела, а к вечеру неожиданно похолодало.
Ника, со стоном схватившись за раскалывающуюся голову, попыталась принять сидячее положение и оглядеться. Когда глаза привыкли к темноте, она с удивлением обнаружила, что находится в недостроенном здании, по пустым помещениям которого свободно гуляет холодный ветер. Каждый звук эхом разносился под высокими сводами, вызывая жуткие ассоциации с голливудскими боевиками и триллерами. «По закону жанра сейчас должен появиться некто в темном», – подумала Ника, шаря рукой возле себя в поисках сумки. Ее, разумеется, не было, как не было ни сигарет, ни зажигалки. Даже мобильник, по какому-то недоразумению сунутый во внутренний карман ветровки, и то нашли, не поленились.
– Хорошо, что я сегодня ноутбук не забрала, вовремя Славка-сисадмин предложил программы обновить, как чувствовал, – пробормотала Стахова.
Нужно было выбираться отсюда, но все тело охватила какая-то слабость. Хотелось спать – прямо здесь, на грязном бетоне, под стеной, чтобы утром, открыв глаза, увидеть в незастекленном оконном проеме солнце. «Бред какой-то». – Разозлившись на себя, Ника попыталась встать, но ноги не слушались. Рухнув на колени, она поняла, что не справится – очень уж странное состояние. Тыльная часть правой кисти была вымазана чем-то, и Ника поднесла руку к глазам, чтобы лучше рассмотреть. Коричнево-бурые пятна. Она понюхала руку, но запаха краски не было.
– Кровь, что ли? – Она провела пальцем по пятнам и ощутила боль.
Казалось, что болит каждая косточка. Ника попробовала согнуть пальцы и не смогла, снова охнув от резкой боли, отозвавшейся во всей руке до плеча. «Сломаны пальцы-то у меня», – поняла Стахова, баюкая руку как ребенка, стараясь заглушить боль. В этой ситуации ее успокаивало только одно: Ника была левшой, а потому временная утрата подвижности в правой руке ничем ей особенно не грозила. Тот, кто притащил ее на стройку, не знал об этой Никиной особенности.
И еще запах… Нестерпимый запах немытого тела, мочи и застарелого перегара… Ника огляделась и в дальнем углу помещения увидела бесформенную кучу. Заставив себя все-таки подняться, она доковыляла до нее, наклонилась и, в ужасе отпрянув, упала. «Кучей» оказался бомж. Мертвый. Остекленевшие полуоткрытые глаза и неестественная поза не оставляли сомнений в этом. Лежал ли он здесь до того, как Ника появилась на стройке, или умер недавно, она не знала. Но страх так сковал ее, что Ника как завороженная не сводила глаз с мертвого тела. Она чувствовала себя мышью, запертой в одной комнате с голодным котом, – сбежать некуда, спастись возможности нет. «Ну что я – малолетка, чтобы покойников бояться? – уговаривала она себя, стараясь отвести взгляд от трупа. – Он же ничего мне не сделает… Это просто тело, и все. Оно не двигается, не может встать, ничего не может». Однако уговоры мало помогали.
Нужно было как-то выбираться отсюда, а сил не было. Ника заплакала. Болели пальцы, кружилась голова, холод остывшего за ночь цемента проникал через джинсы. Внезапно Ника насторожилась: внизу явно кто-то был. Закусив губу, она затаила дыхание и прислушалась – точно, внизу кто-то ходил. Страх усилился, и это неожиданно придало Нике сил. Она встала на ноги и сделала пару осторожных шагов к оконному проему. Прятаться в абсолютно пустом помещении было негде. Ника выглянула из окна и отшатнулась – высоко, пятый этаж. Но по всей стене чуть ниже оконного проема тянулся неширокий, сантиметров в двадцать, выступ. Решение созрело мгновенно, подстегиваемое страхом перед неизвестностью и приближающимися шагами.
Ника села на импровизированный подоконник и спустила ноги на выступ, стараясь понять, сможет ли сделать несколько шагов в сторону, чтобы, прижавшись к стене, переждать какое-то время, пока незнакомец (или незнакомцы?) будет бродить здесь. «Черт, ну почему я не миниатюрная куколка? Почему я такая огромная и с таким размером ноги, а? Ведь мне придется стоять в пятой балетной позиции, чтобы не грохнуться!»
Нужно было поторопиться, и Ника встала, уцепившись пальцами левой руки за щель между кирпичами. «Мамочка, мамочка моя, как же я боюсь, – стараясь не смотреть вниз, думала она, медленно продвигая ногу по выступу, – только бы не сорваться, только бы не упасть, костей ведь не соберу…» Стараясь не дышать, она продвигалась по выступу влево от оконного проема, то и дело находя пальцами новую щель между кирпичами, за которую можно уцепиться и перевести дыхание. Самым трудным оказалось не смотреть вниз, хотя постоянно хотелось бросить взгляд туда, где под ногами была бездна. Но Ника, сжав зубы, заставляла себя этого не делать.
– Если посмотрю, непременно сорвусь, – бормотала она, продвигаясь по выступу.
Когда расстояние от окна до того места, где она стояла, показалось Нике достаточным, она перевела дыхание и замерла, прислушиваясь к тому, что происходило в помещении. Там, по всей видимости, никто не боялся быть услышанным. Разговаривали двое.
– Ну и где?
– Погоди… ничего не понимаю… тут оставил, вот возле этой стенки – видишь, тут и крови натекло немного.
– А куда пропала? Ты ж сказал, что она в отключке.
– Была в отключке. От боли кто угодно отключится, а тут – девка…
