Татьяна Шахматова - Унесенные блогосферой
– То есть ты хочешь сказать, что за Светланой Романихиной следил ее бывший друг Денис? – удивился я.
– Очень похоже на то.
– Интересно, она сама об этом знала?
– Хороший вопрос. Судя по тому, что она не удаляла Камелькова из друзей, знала. Во всяком случае, не исключала возможности того, что он просматривает ее профиль.
Один момент в рассуждениях Вики явно провисал: зачем что-то доказывать человеку, которого сама бросила? Ведь по теткиным умозаключениям выходило, что девушка намеренно поддразнивала бывшего поклонника, только зачем? Когда я сформулировал вопрос, Вика изумленно подняла бровь:
– Представь себе ситуацию, при которой Светлана считает бывшего любовника виноватым в их разрыве. При этом все еще любит его. И, кстати, не забывай! Возможно, имеет от него ребенка.
Это звучало странно, по законам логики, Камельков не может быть виноват, если Светлана сама его бросила.
– Ты прикидываешься или дурачишься? – Вика взглянула на меня как может посмотреть со шкафа сытая только что разбуженная кошка. – Светлана нашла лучшую жизнь с новым мужем, но продолжала любить бывшего любовника. Кто виноват в том, что они не вместе?
Я не отвечал. Виктория явно была немного раздосадована после разговора с Вадимом и теперь вымещала досаду на мне. Хотя ее предположение серьезно кренилось в сторону женской логики, но за рамки общечеловеческой оно все-таки не выходило. Только выдавливать на меня фунт презрения по этому поводу было вовсе не обязательно.
– Ну, кто, по-твоему, виноват-то? – настаивала Вика.
– Не знаю, жизнь виновата. Среда заела, – назло ей ляпнул я, а она закатила глаза.
– С точки зрения девушки виноват Денис Камельков, потому что он неудачник! А она – ну что она? Сердцу не прикажешь. Ей пришлось выйти замуж за нелюбимого маменькиного теленка, богатого ботана, которго она не любит и не уважает…
Это был фейспалм, не иначе. «Рукалицо», интернет знак, иными словами. Зачем я это поясняю, боже? Кто сейчас не знает, что фейспалм – это выражение досады и иронии? Я такой же зануда, как ты, Берсенева Виктория. Или просто филология – это связь времен? Я не знаю, думаю, это все же занудство. Фейспалм. Мне хотелось спросить тетку, согласна ли она со Светланой, но она опередила меня:
– Девушка такого типа, как Света, думает примерно так, как я описала. Всегда смотри не только ЧТО говорят, но и КТО говорит.
– Вика, – я старался спросить как можно более осторожно, потому что она ненавидела быть неправой, а сейчас могла заблуждаться, ибо версия казалась совсем хлипкой. – Тогда почему этот Денис Камельков столько времени ждал, чтобы из наблюдателя превратиться в убийцу?
– Этим займутся следователи, – пожала плечами тетка. – По тексту здесь больше ничего не установить. Текст показывает, что Камельков – единственный, кто мог бы это сделать. Других предположений у меня нет. Я передаю дело назад.
Автобусы с веселым атомом на белых боках начали расползаться, скользя по грязному снегу как большие белые гусеницы. Я намеренно долго вглядывался в ее лицо, пытаясь понять, зачем было встречаться с братом убитого, если она не собиралась продолжать работу? Однако Вика увлеченно двигала рулем, лавируя по раскисшим колеям, и лицо ее выражало лишь глубокую досаду на вторую по значимости и неистребимости российскую проблему. «Я передаю дело назад», – она сказала это только сейчас. Значит, утвердилась в своей версии про Дениса Камелькова после сегодняшнего разговора с Вадимом Романихиным.
– А ты не рассматриваешь вариант, что сам Вадим Романихин может быть причастен? Убитые могли впустить его в любое время, мотив у него был, выглядит он весьма подозрительно. Говорит, что обычный социолог, а сам похож на вампира… К тому же кофр с его квитанцией…
Вика засмеялась, точнее хмыкнула, три раза подряд, скосив на меня глаза, в которых, вернее в котором, ибо она сидела боком, читалось одобрение, что случалось с нею нечасто:
– Он не вампир. Но, правда, и не все про себя рассказывает – это ты правильно заметил. Светобоязнь у Вадима Романихина оттого, что он много времени проводил на опаляющем солнце в южных широтах. Обратил внимание на загар?
– С чего бы я стал разглядывать загар незнакомого мужика? – проворчал я раздосадованный.
– Ну-ну, – отреагировала Виктория своей фирменной усмешкой. – Руки по манжеты и лицо с шеей по горловину рубашки. Официальной, между прочим, рубашки, застегнутой на все пуговицы в любую жару. Кроме того, в этом кафе, если ты обратил внимание, не только бариста, но и официанты этнические арабы. И сорта кофе этот человек называл официанту по-арабски, что выдает не только хорошее владение языком, но и культурой. Социологией-то он, может и занимается, но это выездная социология – специализируется в основном по жарким странам… И живет он там подолгу. Родители действительно сделали ставку на младшенького, поняв, что старший слишком увлечен работой, да и слишком далеко, чтобы на него было легко повлиять с женитьбой и внуками. У младшего характер посговорчивее. Но если бы старшему брату действительно не давало покоя уплывающее наследство, он бы невестку не душил и уж тем более не выбрасывал брата в окно. Этот социолог сам неплохой юрист, думаю, он нашел бы другие средства воздействия на младшего брата. К тому же, несмотря на постоянные разъезды, он держит с родителями постоянную связь, в курсе всех дел семьи, вон даже про Светлану все выяснил, значит, сильно привязан к семье. Нет, он бы такой удар не нанес. Он бы по-другому сделал…
Пока Вика говорила, я еще раз просматривал протоколы допроса родственников, которые прислал Борис. В графе род занятий у Вадима Романихина стоял прочерк, зато в графе алиби было написано: «пребывал за рубежом».
– У Вадима алиби на момент убийства, но его въезд в страну очень странный. Через Саратов. Почему через Саратов?
– Само собой, – кивнула тетка. – Странный. Если честно, я не могу даже предположить, как он это провернул и зачем, но даже Борис не возлагает на него надежд как на подозреваемого. И самая главная причина – как раз тот самый кофр. Человек такой подготовки, как Вадим, не оставил бы кофр с квитанцией на месте преступления. Это значит, что фотоаппарат он отдал добровольно перед своей очередной поездкой за рубеж. И значит, в ночь убийства его в квартире не было.
– Но там были его фотографии. Все сделаны в этой квартире.
– Ну и что? Праздновали люди новоселье, сделали фотографии, потом один брат отдал фотоаппарат другому брату и уехал. Фотографии перекинули с фотоаппарата на компьютер, а в самом фотоаппарате стерли, чтобы память не занимать. Тут как раз все очень понятно. Надо было, конечно, ради любопытства спросить, как он таким лихим манером в страну обратно зафикстулил. Но он вряд ли скажет правду.
Вдруг меня осенило:
– Слушай, а родителей Валерия подозревают?
Виктория посмотрела на меня удивленно:
– Конечно. Ближайших родственников всегда подозревают больше остальных.
– Это ясно, – подхватил я. – Я сейчас сообразил, что родители наверняка винили Светлану в том, что она заземлила все потенциалы сына. У любой матери, да и у отца возникнет вопрос, а если избавиться от этой женщины? Сам сын не слушает никаких уговоров, у него любовь, родители Валерия могли желать Светлане смерти… Что думаешь?
Виктория кивала, стуча по рулю, в ожидании, когда нам можно будет проехать, соглашалась, но не выдвигала версий.
– Их нет в переписке. Кто ж их знает? С другой стороны, убивать дома. Да еще своими руками. Да еще и вместе с сыном. Бррр. Довольно затруднительно. Профессор Романихин, конечно, крепкий старик, но чтобы выбросить в окно молодого парня… Вряд ли.
– А если Валерий пришел домой раньше, чем его ожидали, увидел происходящее и начал угрожать выброситься в окно, но случайно не удержался и действительно выпал? – предположил я.
Вика посмотрела на меня хмуро и криво улыбнулась:
– Тебе точно надо писать детективные романы. Сюжеты из тебя так и прут. Неправдоподобные, конечно, но это вроде бы как раз и надо для литературы. Чтоб поэффектнее…
– Тогда почему они на допросы не приходят? – ввернул я.
– Странная семейка, факт…
Однако договорить нам не дали: затрезвонил Викин мобильный.
Ну, тут он, со мной, – ответила она какому-то женскому голосу, который казался ужасно знакомым. – Как не аттестован? Как ни на одном семинаре и ни на одной лекции? Лилечка, этого не может быть!
Да, безусловно, это была наша Лилечка – лаборант кафедры с именем, функционирующим только в ласкательной форме. Англичане и американцы стараются не называть дочерей именем Дорис, если не желают девочке карьеры вечной секретарши. Мы же, русские, можем любое имя превратить в имя маленького человека. Недаром суффикс – ечк-/-очк– не только ласкательный, но и уменьшительный: Лилечка, Танечка, Людочка, будьте добры, помните о своей фланельке и не привередничайте.
