Александра Маринина - Каждый за себя
Он не ответил, из чего я сделала вывод, что догадалась правильно.
- Не беспокойтесь, в глаза он этого не говорит. Правда, частенько подшучивает надо мной, но беззлобно.
- Как именно? - встревоженно встрепенулся Владимир Петрович.
- Видите ли, я родилась и выросла в Ташкенте, я люблю пить чай из пиалы и с орехами, а арбуз ем ложкой и с белым хлебом. Ему это и многое другое кажется смешным, и он называет это восточными примочками. Это не обидно, честное слово.
- Я поговорю с ним.
- Не нужно, - испугалась я, - ни в коем случае, прошу вас, Володя. Не надо ничего говорить Денису. Я же сказала, мы с ним нормально ладим. Да мы, в сущности, почти и не общаемся, так только, на кухне, по поводу еды.
Неожиданно он взял меня за руку и погладил ладонь.
Пальцы у него были теплыми и сильными, и у меня снова мелькнула мысль о том, что с таким мужчиной мне, наверное, было бы очень хорошо.
- Вы замечательная, Ника.
- Спасибо, - прошептала я.
Вообще- то, я собиралась сказать это нормальным голосом, но от волнения горло у меня перехватило и звуки из него вылетали какие-то невнятные и сипящие.
- Я хотел бы снова с вами увидеться. Это возможно?
"Да, да, да!!!" - кричала я маленьким язычком. Уже больше года я не улыбалась мужчине как именно мужчине, а не хозяину, продавцу или случайному прохожему.
Уже больше года никто не брал меня за руку, не говорил, что я замечательная и не гладил мою ладонь. Уже больше года я не чувствовала себя женщиной. Но большим языком сказала совсем не то:
- Вряд ли. Я очень привязана к дому, не могу оставлять Николая Григорьевича одного. И потом, врать я не люблю, а если скажу правду, это может не понравиться Наталье Сергеевне, и она меня уволит. Мне нужна эта работа, я без нее пропаду. Мне жить негде.
- Уверяю вас, Наталье глубоко безразлично, с кем я встречаюсь, мы расстались восемнадцать лет назад.
- Володя, если бы ей было безразлично, она не уходила бы из дома и не избегала бы вас. Поверьте мне, я все-таки женщина. Я не могу так рисковать.
- А если бы не все эти обстоятельства, вы бы согласились?
- Да, - твердо ответила я.
- Но я могу вам хотя бы позвонить?
- Безусловно. Но желательно, чтобы Натальи Сергеевны и Дениса при этом не было дома.
Сердце у меня колотилось как безумное, я утратила навык флирта и сейчас с трудом его восстанавливала.
И снова удача! Едва я отняла свою руку, как снова появился Денис.
- Я только что матери звонил, она через час будет дома, - хмуро и нервно заявил он, - Пошли уже, хватит общаться.
Не хотела бы я видеть его лицо, если бы он заметил, что его батюшка самым интимным образом держит за ручку их прислугу.
- Иди к себе, Денис, - холодно ответил Владимир Петрович, - я сейчас приду.
- Вы всегда так строги с ним? - спросила я, когда Денис вышел.
- Нет, но иногда приходится. Мне действительно пора, надо поставить программу и уйти, пока Наташа не вернулась. Не хочу ее нервировать своим присутствием. Так я позвоню вам?
- Буду рада, - коротко ответила я и стала убирать со стола.
Как только Владимир Петрович скрылся в комнате сына, я судорожно метнулась к зеркалу. И замерла перед ним, словно оглушенная ледяным душем. Целых полчаса я улыбалась, разговаривала, двигалась и даже думала, как та Ника, которая была ухоженной, хорошо одетой, сытой, благополучной и замужней. Как Ника, привыкшая к мысли о своей привлекательности и не удивляющаяся вниманию мужчин. Во что же я превратилась? Стильная стрижка стала невнятными лохмами, стыдливо забранными заколкой (жаль денег на парикмахерскую), лицо без привычного макияжа кажется блеклым и невыразительным, кожа, оставшаяся без ухода косметолога и без хороших кремов, масок и лосьонов, потеряла упругость и нежный цвет, которым я всегда так гордилась, в ушах нет изящных сережек, на руках, шершавых и покрасневших, нет колец и браслетов. И пахнет от меня кухней, уборкой и нищетой, а не дорогими духами. Куда меня занесло? Какой флирт? Кому я могу понравиться в таком виде? Ника-Женщина осталась в прошлом, а в настоящем есть только Ника-Домработница, упорно идущая к своей цели и экономящая на всем, на чем возможно, в том числе и на внешности. А Володя… Ну что ж, с каждым мужчиной это бывает, и нередко. Он начинает заигрывать с женщиной, которая ему совсем, ну просто совсем не нужна, и даже не нравится ни капельки, просто настроение такое. Назло кому-то, а порой и самому себе. Или из дурацкого принципа: мол, ты считаешь ее ничтожеством, а я использую каждую возможность, чтобы показать тебе, что ты кругом не прав и вообще полный дурак, поэтому буду оказывать ей знаки внимания.
В общем, не позвонит тебе Владимир Петрович никогда, дорогая моя, не надейся и не жди, и к зеркалу не бегай, не прихорашивайся, и не строй глупых планов, и не питай напрасных иллюзий. И главное - помни, что тебе самой это не нужно. Никакой личной жизни, пока ты работаешь здесь, иначе потеряешь все - и работу, и зарплату, и крышу над головой. Хозяевам, надо думать, все равно, есть у тебя личная жизнь или нет, но им не все равно, если ты станешь отлучаться не по делу. И ни один нормальный мужик не потерпит, если ты начнешь говорить ему, что не знаешь, когда сможешь быть свободна и надолго ли. Через месяц ему это надоест, вы разругаетесь, и, кроме переживаний и оскорблений, суеты, торопливости и нервозности, ты ничего не получишь. Тебе оно надо? Правильно. Не надо.
Вот и не надо. Не надо трепетно реагировать на поглаживание ладони и теплые взгляды. Не надо искать скрытый смысл в недомолвках и невинных вопросах. Не надо видеть невысказанные обещания в обычных словах.
Не надо ждать звонка.
И не надо забывать о своих прямых обязанностях. Ты уже почти сорок минут дома, а к Николаю Григорьевичу даже не заглянула, хотя у него сегодня был приступ. Забыла ты о Главном Объекте, душечка моя. До того тебе понравилось снова ощущать себя Женщиной, интересной, привлекательной, желанной, что у тебя все из головы вылетело. Это тебя только поманили туманным намеком на нечто. А представляешь, что будет, если начнется настоящий роман?
Я отползла от зеркала, как побитая собака. Зашла к Старому Хозяину - он спал. Лицо бледное, но не синюшное, дыхание ровное. Ну и слава богу. Скоро придет Алена, ее надо будет кормить, но у меня есть еще минут двадцать-тридцать на то, чтобы побыть одной. Я нырнула в свою каморку и поняла, что хочу плакать. Зачем отказывать себе в таких невинных желаниях?
Я и не отказала. Старалась реветь потише, но Аргон все равно услышал и тут же прибежал меня жалеть. В отличие от маленького Патрика Аргон сам умеет открывать дверь вовнутрь, он прекрасно понимает, что такое дверная ручка и для чего она предназначена. Солнышко мое, глупый мой, необученный, но такой добрый пес! Он облизывал мое лицо и тихонько поскуливал, и мне становилось легче. Я вдыхала теплый, чуть кисловатый собачий запах и думала о том, что как мне ни обидно, но сегодняшний день принес определенную пользу. Я опять стояла у развилки и принимала решение. Я его приняла.
Никакой личной жизни, пока я не выполню все, что задумала. До тех пор, пока я работаю в Семье, о романтических отношениях нужно забыть.
Слезы закончились, как ни странно, довольно быстро. Вероятно, дало о себе знать принятое решение: самое главное - сохранить эту работу во что бы то ни стало, пусть через боль, через унижение, через рыдания в подушку, через отказ от собственных радостей, но сохранить. А коль так, то нужно не сопли разводить на киселе, а идти и делать дело. Вот-вот явится Алена, да и Мадам на подходе, и я должна встретить их в полной боевой готовности.
Нет, это мне только так показалось, что я быстро успокоилась. Оказывается, прошло довольно много времени, потому что в прихожей не оказалось ни ботинок, ни куртки Владимира Петровича. Да и одежды Дениса не было - видно, ушел вместе с отцом.
И вот тут случилось то, что случилось.
Зазвонил телефон.
- Это Алена? - спросил приятный мужской голос.
- Нет.
- Значит, это вы, госпожа шлюха, - удовлетворенно заключил голос, и я помертвела.
Голос изменился и не сулил ничего хорошего. Шлюхой меня назвать не смог бы даже самый отъявленный недоброжелатель, это не мой диагноз. Значит, кого он имеет в виду? Ясно кого.
Я от волнения не успела сообразить, как правильно себя повести, то ли оборвать негодяя и разъяснить ему его ошибку, то ли промолчать и позволить ему принимать меня за Наталью. А он тем временем продолжал:
- Сходи вниз, посмотри в почтовый ящик, а я тебе перезвоню минут через десять.
И бросил трубку.
Я заметалась по кухне, плохо понимая, что происходит и что мне делать. Потом схватила ключи и помчалась на первый этаж к почтовым ящикам. В ящике лежал конверт, запечатанный и неподписанный. Довольно плотный. Дрожащими руками я разорвала его…
