Гера. Детектив - Александр Асмолов
Борис помог девушке пройти осмотр и все формальности, а она то и дело названивала парню, маявшемуся в ожидании за тысячу километров. Даже в небольшом зале ожидания, где все пути к отступлению были отрезаны, Наташа оглядывалась по сторонам, высматривая кого-нибудь из знакомых.
Близнец того «Super Jet 100», что привез их в Геленджик всего три дня назад легко оторвался от небольшой взлетной полосы и, сделав крутой вираж, лег на курс. Внизу мелькнула знакомая бухта, и девушка вспомнила, что они не бросили монетку в море, а ведь не так давно все семья Наташки приезжала в Геленджик и каждый непременно бросали в море по белой монетке, чтобы вернуться. Даже малышке Наташе отец помогал забросить монетку как можно дальше, чтобы никто не нашел и не помешал вернуться. Теперь все наоборот — прилетела вдвоем с Герой, а улетает одна, и еще им пытался помешать какой-то мужик, по имени Леон.
АРКАДЬЕВО
Весь вторник Гера бегал по Универу, ликвидируя пропуски за последние дни. Это было несерьезно, поскольку третьекурсники уже научились учиться и лавировать среди обязательных и второстепенных занятий. Впрочем, более всего Геру волновал алгоритм для робота, который мог готовить препараты автономно. Пришлось подбирать температурный режим, а это требовало все новых и новых попыток. Невольный пропуск нескольких ночных сеансов притормозил работу. К тому же еще письмо Великого Князя Георгия Михайловича своей дочери Ксении, которое Гера давно хотел прочитать, скорее добавило неопределенностей, чем прояснило что-то. Впрочем, интуиция подсказывала, что он на верном пути.
Но все прежние дела отошли на второй план. Появилась Наташка. Поначалу это был один из кандидатов, кому было адресовано письмо Анны Аркадьевны Рязанцевой, сначала оставленной ею своей ученице Серафиме, которая так же, как и автор письма, перед смертью взяла слово с внука Никитки, что он вырастет и найдет кого-то из рода Игнатьевых или Рязанцевых, сменивших фамилию на Рязановых, а, возможно, и еще на какую-нибудь.
В письме к своей дочери Тоне, Анна Аркадьевна оставила намек на какие-то ценности, которые прямо не назывались и где хранились тоже непонятно. Гера слово в слово запомнил это предсмертное письмо, хранящееся среди прочих записей бабки Серафимы в Балаганске. Разобраться с большим объемом информации ему теперь помогали таблетки, обостряющие аналитику и память. Их действие было недолгим, и над этим следовало бы еще поработать, но пока не было времени. Его обычная логика терялась в лабиринтах огромного количества информации и возможных вариантов, хотя решить задачу в обычном состоянии было бы тоже интересно, но пока не по зубам.
— Герка! — голос Наташи отвлек его от размышлений.
Непроизвольно они бросились в объятья, отодвинув в сторону все условности. Прохожие смущенно задерживали на этой парочке взгляды, обходя с обоих сторон.
— Ты почему не позвонил утром?
— Ну, твоя мама и так подозрительно на меня смотрит, а отец хмуро молчит.
— Ты будешь спрашивать у них разрешения? — она чуть высвободилась и посмотрела на своего рыцаря как бы со стороны. — Не похоже на того, кто вырвал меня из цепких лап мафии.
— Принесла? — он опустил все объяснения и сразу перескочил к делу.
— С утра таскаю эту тяжесть по городу и Универу, — девушка похлопала по увесистой торбочке на плече. — В метро хотели заставить взять на нее дополнительный билет…
Гера не дал ей договорить и подхватил на руки.
— Я буду носить тебя без билета, — и он закружил ее, распугивая прохожих.
— Всю жизнь? — она чуть отстранилась, чтобы посмотреть на него внимательно.
— Конечно… а ты испугаешься, если я приду оттуда…
Они остановились, и девушка в обтягивающих джинсах поправила лямку увесистой торбочки на плече. Он шлепнул себя ладонью по лбу и освободил ее от тяжелой вещи.
— Гер, — не глядя не собеседника, тихо произнесла она, — ты иногда пугаешь меня. Может быть, я знаю об этом меньше или отношусь иначе, но это как ведро холодной воды…
— Мы, водопроводчики… — попробовал отшутиться он, но замялся, понимая, что не к месту. — Ну, я по жизни такой… Возможно, некоторые в детстве ощущают что-то подобное, но родители или сверстники заставляют их отвернуться от непонятного. У меня же вышло так, что в самом «любопытном» возрасте, когда дети постоянно задают вопросы, познавая мир, я жил с Серафимой… Это моя бабушка, но отношения у нас были, как у пацанов во дворе. Понимаешь? Ну, из рогатки не стреляли, а вот, ответы я получал на все вопросы. Причем, не просто рассказ, а, как мы теперь говорим, с лабораторкой. Я сам все пробовал и, как ни странно, звучит, получалось… Наверное поэтому некоторые мои слова или поступки для тебя кажутся необычными. Я это понимаю… Пытаюсь понять твое видение, но выходит, как у слона в посудной лавке.
— Как у слоненка, — улыбнувшись, поправила его девушка, примирительно. — А что ты хочешь найти в нашем семейном альбоме? Мне пришлось задержаться дома, чтобы уйти с ним после мамы… Я теперь понимаю, зачем их делали такими тяжелеными.
— Отбиваться от поклонников?
— Нет, чтобы из дома не выносили… Нужно будет пораньше домой приехать и вернуть его на место. Мама очень ревностно относится к семейным традициям и реликвиям.
— У русских так всегда было, — грустно вздохнул Гера. Но им долго внушали, что они Иваны, не помнящие родства.
— Зачем это?
— Управлять… Вспомни потомка княжеского рода Автандила. Не важно, был ли тот род вообще, и каким боком он к нему относился. Но. Даже небольшого ума человек, которому можно любую лапшу на уши развесить, упрямо будет гордиться и своим родом, и своими традициями, и своими родственниками.
— Хочешь сказать, что у него дома в Зугдиди все стены увешаны фотографиями предков?
— Конечно! И о каждом он может что-то рассказать, а не хранит в чулане… Вот ты на вскидку скажешь кто и что на любой фотографии из альбома?
Собеседница стыдливо промолчала.
— Наташ, это не в обиду тебе сказано, это многие из нас, русских, такие. Но не по сути своей, а по воспитанию. Мы стесняемся громко сказать о предках, хотя есть о чем говорить. Нас так воспитывали сотни лет. Сиди и не высовывайся, ты Иван, не помнящий родства… Теперь вспомни, как всколыхнул весь народ
