Бальзам из сожалений - Евгения Михайлова
– Юля! – раздался крик Антона из коридора. – Срочно сюда! Тут Элина…
Антон стоял на пороге туалета и смотрел на Юлю страшными глазами.
– Там… Она в луже крови. Я не смог войти один… Не знаю, жива ли она. Надо звонить, но сначала посмотри. Они будут спрашивать.
Юлия прошла по белой плитке к раковине, у которой на полу лежала лицом вниз Элина. Она была в том же черном облегающем платье, в котором пришла с утра на работу. Но один рукав был оторван и висел у локтя. Как будто ее схватили за руку, она вырвалась, и рукав оторвался. А на шее сочилась кровью открытая рана, в ней тонули светлые волосы Элины.
– Ее ударили сзади ножом, видимо. Безжалостно, подло и умело… Приятель Вася? Занятия любовью, говоришь? – Юля говорила резко, отрывисто, не узнавая собственный голос. Впервые в жизни она испытала настоящую, испепеляющую ненависть. Поистине великая ночь.
Юля осторожно перевернула Элину на спину. Прижала ладонь к ее сердцу, коснулась виска. Затем сняла свою блузку. Смяла в комок и зажала ею рану, пытаясь остановить кровь.
– Жива, – сообщила она Антону. – Еще жива… Но большая кровопотеря, видимо, перерезана артерия или вена… Я не разбираюсь. Знаю только, что надо зажимать, пока не приедет помощь. Буду держать, а ты звони. Да, она без сознания.
– Куда сначала звонить? – Антон был совершенно потерян
– В «Скорую», полицию, СК, прокуратуру, в ООН, куда дозвонишься! Назови наши фамилии обязательно и скажи, что я начальник отдела. Меньше вопросов будут задавать. И чтобы срочно. Человек жив, но может умереть в любой момент. Теперь по их вине. И убийца, вероятно, все еще в помещении. Антон, в нашем кухонном закутке есть нож. Правда, он для хлеба, но возьми его. Для нашей защиты. У меня руки заняты. Да, и говори всем, до кого дозвонишься, чтобы ломали дверь. Не факт, что ты успеешь спуститься и открыть им до того, как убийца появится здесь.
Антон не успел найти нож. Открылась одна из дверей в коридор, из кабинета выбежала крупная фигура в черной толстовке с капюшоном и метнулась к лестнице.
Юлия слышала бег по коридору – шаги бандита, за ним Антона, звуки схватки… Потом выстрел… И она просто застыла, как ледяная статуя. Она не может оторвать руки от раны Эли, а там…Там может быть убит только Антон. Ему стрелять было не из чего…
Так ее и оттаскивали от Элины работники «Скорой» – скрюченную, всю в засохшей крови, с окаменевшими, неразгибающимися руками.
– Вколите ей камфору, под нос нашатырный спирт, в коридоре есть ванная. Прямо под горячий душ суньте, потом холодный. Это шок. Заверните ее во что-то и пусть рассказывает полиции, что произошло, – услышала Юля как будто издалека голос врача. – Эй, – похлопал он ее по щекам, – соберись, девушка, тут все свои. Мы пришли помогать. Полиция уже тут. Но тебе придется рассказать как можно яснее все по порядку. Ты можешь говорить? Ладно, потом выясним. И да, на минуточку. Если ты уже в состоянии понимать. Ты спасла жизнь этой несчастной.
– Антон… – простонала Юля.
– Это парень, который бросился на бандита? И он жив.
– Но был выстрел.
– Да, преступник выстрелил в него, причем когда они были впритык друг к другу. Но к этому времени ваш товарищ умудрился сломать противнику правую руку. А левой тот явно плохо владеет. Возможно, старая травма. Следствие уточнит. Короче, пуля прошла по касательной. Вашему Антону уже помогают.
– Я Надя, – подошла к Юле медсестра и подняла ее с пола. – Пошли приводить тебя в порядок. Выглядишь ты, как ночной кошмар. Всклокоченная, окровавленная, практически голая, лицо синее, глаза красные… Ты и есть начальник? Так сказал тот, кто нас вызвал. Такого начальника только обнять и плакать…
Тут и пришло спасение Юли. Мамины слова произнесла незнакомая женщина, и все сразу стало приобретать человеческие, понятные и даже добрые очертания. Она освободилась из крепких теплых рук Нади и самостоятельно направилась в ванную. Этот кусочек этажа был ее детищем и гордостью. Став начальником отдела в столь трудное время, Юля в первую очередь попыталась улучшить условия работы людей, которым приходится иногда сутками сидеть в офисе. Она на чем-то еще сэкономила и выкроила из скудного бюджета сумму, достаточную для переоборудования пустого отсека на этаже. Там обустроили удобную, уютную, почти домашнюю ванную. Необходимые мелочи Юля приобрела за свой счет. Так что сейчас после горяче-холодного душа Надя помогла ей вытереться большим махровым полотенцем и закутаться в чистый банный халат, рассчитанный на любой размер. Юля регулярно носила полотенца и халаты в прачечную.
– Сколько тебе лет? – спросила Надя. – Извини, конечно, но любопытство разбирает. Начальник, все дела, фирма довольно крутая, всю ночь с кем-то сражалась, кого-то спасала, была вся в крови… А выглядишь в отмытом виде, как моя дочка. Она в девятом классе учится. И ничего не жрет, чтобы не «обабиться», как она выражается.
– Надо же, – улыбнулась Юля. – А я в девятом классе ела после первого блюда два вторых и три десерта. Оставалась такой же худой. Страшно было самой посмотреть в зеркало. Меня в школе «скелетиной» дразнили. Мне тридцать три года.
– А как сейчас умудряешься оставаться такой тоненькой? Диета?
– Есть все, что мама готовит, – вот моя диета. Она у меня шеф-повар ресторана. Из простой капусты приготовит такой шедевр, что оторваться невозможно. Всю жизнь хотела, чтобы я поправилась. В общем, ем, как всегда, и с удовольствием, но остаюсь «скелетиной».
– Первый раз такую счастливицу вижу. Я сама от одного взгляда на котлету с пюре или пирог толстеть начинаю. А ты сейчас, когда порозовела после мытья, как девочка-картинка. Теперь понимаю, почему вы тут все выжили в закрытом пространстве с преступником, который был вооружен до зубов. Это так работает твое счастье. Ну, еще твоя упертость. Ты же окаменела, зажимая рану той практически зарезанной блондинки. Доктор не шутил: ты спасла ей жизнь.
И это очередное чудо самой страшной ночи Юля приняла уже как должное. Только отметила про себя и для близнеца. Ее первый раз в жизни назвали счастливицей и даже девочкой-картинкой. Ее, которая
