Надежда Зорина - Непойманный дождь
Да ведь она ничего не имела в виду! При чем здесь… Было ужасно: стыдно и непереносимо больно. И сейчас нельзя позвонить. А у нее такая важная информация.
Или все-таки позвонить?
Еще сегодня, в три часа дня, когда ей отказали в срочной встрече в милиции (она разговаривала по телефону в служебном туалете, чтобы никто не услышал), Ирина была уверена, что позвонит Андрею, и не очень расстроилась, что отказали, скорее обрадовалась открывавшейся в связи с этим возможности. И когда шла с работы, думала, не завернуть ли в кулинарию, не побаловать ли себя (да, да, только себя!), и соображала, в каком состоянии синее платье. Не хотела звонить на ходу. Пришла домой — а дома все отменила.
Но это же просто глупо! Конечно, следует позвонить.
Ирина взяла телефон, нашла «Андрей» — единственное мужское имя в ее записной книжке — и нажала на отбой. «Знаете, Ирочка, я…» Ну уж нет, не станет она унижаться! Одна и одна, ну и пусть! В понедельник пойдет к следователю, а Андрей… У него есть жена.
В злости она ударом ноги разогнала по комнате тапки, словно провинившихся нелюбимых зверей, переоделась в домашний халат — теплый, уютный, но совершенно бесформенный, ей он совсем не идет. И пошла на кухню пить чай в одиночестве.
Пирожные оказались неудачными — в тесто забыли положить соль. Слезы закапали в чашку. Она гуляла с детьми, когда он появился на дорожке, гуляла, скучая, и вдруг… Тогда она еще не знала, что мать Антоши наняла частного детектива, и не увидела в этом обаятельном молодом мужчине никаких для себя перспектив, просто что-то случилось с сердцем, а губы сами собой расползлись в улыбке. Может быть, в этот момент она была хоть немного привлекательной?
Она и сейчас улыбнулась, вспоминая, и кокетливым жестом поправила волосы.
Время утратило границы, длилось и длилось, а он все шел по бесконечной дорожке, такой приятный молодой мужчина. И пришел прямо к ней.
— Ирина Семеновна?
Что же это? Долгожданное начало счастья? Ей двадцать восемь лет, она совсем не уродлива, что же всегда мешало осуществиться простой, естественной женской мечте? Но вот, кажется, дождалась.
— Да, я — Ирина Семеновна.
Он протянул ей какое-то удостоверение — неужели опять милиция?
— Никитин Андрей Львович. Частный детектив.
Частный детектив. Не милиция, не дядя одного из этих элитных, не младший брат ее няни. И такое одухотворенное у него лицо, и такие интеллигентные жесты.
А потом начались их встречи. Она рассказала все, что знала, она рассказала бы еще больше, если б могла, но информация быстро кончилась. Тогда Ирина стала придумывать различные уловки, делала вид, что вспомнила нечто важное, и назначала встречу. И наконец отважилась на это злосчастное приглашение.
Но почему, почему ей так всегда не везло? Чем она хуже других женщин? Антошиной маме всего двадцать пять, а у нее уже шестилетний сын — ничем не заслуженное счастье. Разве эта Жанна привлекательнее ее как женщина? Как мать она точно никакая! Не смогла пробудить к жизни собственного ребенка. Вот если бы Ирина была его мамой…
Ее никогда никто не замечал, и не только мужчины. Пустое место, человек без ауры, без запаха — вот кто она такая. Однажды в десятом классе Ирина заболела, так только через три дня обнаружилось, что ее нет в школе. И это при том, что она была круглой отличницей, с первого класса, а отличники, как известно, всегда на виду. Даже мама и папа ее любили без всякой родительской страсти: заботились, делали все, что им полагается, но совсем за нее не страдали. Не так надо любить своих детей. Когда у нее будет ребенок…
Никогда у нее не будет ребенка! Потому что ни один мужчина не обратит внимания… потому что Андрей… «Знаете, Ирочка, я женат».
Второе пирожное она доесть не смогла, остатки чая вылила в раковину. Вот взять и испортить ему субботний вечер! Позвонить и позвать, дело-то действительно срочное. А жена его останется с носом, будет сидеть в одиночестве, переживать, ревновать, представлять ужасные картины измены… Вот взять и позвонить!
Ирина вымыла чашку, тщательно вытерла полотенцем, поставила в шкаф. Принесла из комнаты телефон. «Андрей, здравствуйте, это Ирина, мне нужно срочно с вами встретиться, да, да, очень срочно…»
Невозможно! Не сможет она ему позвонить после той страшной фразы. И он не приедет, не станет портить себе выходные, отложит визит до понедельника. Бессмысленно. Обречена на вечное одиночество. Если она однажды не выдержит, кончит жизнь самоубийством, в ее квартире не найдут даже чужих отпечатков пальцев, чужих волос — и это само собой объяснит причину ее отчаянного поступка, записки писать не нужно, все и так ясно. Одинокая женщина… Не дать ли объявление в газету?
Бессмысленно. Ей опять не повезет, как не везло всегда — во всем и всегда, даже в детстве.
Ей тогда было лет пять или шесть… Да, пожалуй, она была Антошкиного возраста. Мама повела ее в музыкальную студию при Дворце профсоюзов. Имелось немало возможностей, инструменты излучали праздник. Она хотела играть на фортепьяно, она не отказалась бы от скрипки, а ее почему-то взяли на домбру. Домбра оскорбила, домбра убила. Не желала она играть на этой дурацкой домбре! Но мама настаивала и в конце концов настояла.
А велосипеда в ее детстве так и не появилось. А мягкие игрушки, которые ей дарили на день рождения взрослые гости, были таких мутных расцветок. И животных ей не разрешали заводить, согласились только на рыбок — ну какой от них толк? Эти гуппи, эти меченосцы. В аквариуме ни с того ни с сего развелось какое-то невероятное множество улиток, они все плодились и плодились с неистовой силой.
Может быть, покрасить волосы в рыжий? Изменить цвет глаз при помощи линз, купить зеленое платье? Туфли на высоких шпильках, независимая походка, улыбка уверенной в себе женщины. Девушка, не подскажете, который час, что вы делаете сегодня вечером? А через год — прекрасный, невероятно счастливый год (настанет опять октябрь, будет опять лить дождь, но совсем другой, совсем по-другому) — вместо колыбельных песенок она будет читать стихи — младенцы все понимают.
А пока включить телевизор… Ну да, включить телевизор. Телефон поставить на подзарядку. У нее тоже есть гордость. И будет когда-нибудь муж, свой, собственный муж.
Ирина забралась с ногами в кресло, натянула на колени халат — так теплей и защищенней, пробежалась по каналам, нажимая на кнопки пульта — нигде ничего хоть сколько-нибудь приемлемого, — и стала смотреть «Усадьбу». Речь шла о том, как задрапировать стены в своем доме, — невероятно увлекательная передача! Предстояло прожить целый вечер и невыносимо одинокое воскресенье.
Телевизор бубнил монотонно: вашей гостиной больше всего подойдет бежевый креп. Интересно, есть ли у Андрея ребенок в придачу к жене? Как странно, все эти дни она думала об Антоше так, как будто с ним ничего не случилось, как будто он все еще ходит в ее группу, скучала, помнила, что его нет, и все-таки продолжала так думать. А ведь, может быть, его уже и в живых нет.
Телевизор бубнил и бубнил, мысли поплыли, перестали доставлять боль. У нее милая, чистая квартирка, уютная без всякого крепа. И Андрей ей не нужен, что в нем такого? Не уперлась она в него, есть и другой вариант, если разобраться. Он, этот человек, совсем не похож на Андрея, но, в сущности, разве это важно? И то, что она сегодня случайно узнала, прибавляет его облику пикантности. Возможно, он причастен к похищению детей, возможно даже, Антошкино исчезновение на его совести, возможно, за ним тянется целый шлейф преступных действий, но какое это имеет значение? Преступление сексуально, как недозволенная ласка. Что, если не ходить в понедельник в милицию, а вместо этого заключить с ним сделку? Сначала небольшой шантаж, а потом… У них будет крепкая семья, он узнает, какая она женщина.
Нет, ничего не получится! Нельзя строить свое счастье на вынуждении — все равно что на насилии. В милицию она в понедельник пойдет.
Передача закончилась, на экране возникла строчка из Тютчева на фоне осеннего пейзажа. Осень сменится новой осенью, а в ее жизни ничего не изменится. Смириться с этим невозможно. Да не станет она мириться!
Ирина поднялась, вытащила из зарядника телефон…
Занято.
Ну как же так? Это просто несправедливо! Она первый раз в жизни решилась на такой смелый шаг — дерзкий, несвойственный ее робкой натуре — и что? Ее звонка не заметили, как никогда не замечали ее саму. Занято. Андрей разговаривает с кем-то действительно для него важным, кто для него что-то значит, а на нее, на Ирину, плюет. Нет, не первый раз отважилась, второй — сначала она пригласила его к себе, вернее, попыталась пригласить. И получила от ворот поворот: «Извините, Ирочка, я женат». И теперь снова от ворот поворот: занято. Короткие оскорбительные гудки, словно плевки: за-ня-то.
Ирина с силой тряхнула телефон, будто надеялась, что от этого что-то изменится. Конечно, ничего не изменилось. Нажала на отбой, выждала минуту и позвонила снова — тот же результат.