Яна Розова - Проклятие Вероники
Днем же все было проще. Утром бабушка – располневшая пожилая дама с ведьминским выражением лица – возила мальчика в какой-то образовательный центр для малышей. Иногда их транспортировал Герман, а иногда – вызывалось такси. К двенадцати они возвращались на свою Весеннюю улицу. Бабушка готовила обед на кухне, а мальчик играл во дворе.
После обеда мальчика отправляли наверх, в спальню. С помощью оптики и сидя на ветке дуба, растущего на улице за домом, я разглядел, что днем парень не спит. Он просто играет в постели. Бабуля в это время тоже предпочитает полежать и отдохнуть. Сигнализацию на это время она не включает, только запирает калитку и двери дома. Отец днем не появляется. Но я следил за домом всего три дня, Вероника очень торопила.
Тихий час длится добрых два часа. Затем бабушка снова топает на кухню. Она готовит небольшой перекус, а в четыре бабушка с малышом едут в бассейн. Бассейн у них чередуется с английским. Вечером приезжает Герман. Но Герман может и не приехать.
И Вероника была права – ребенка воспитывали странно. Бабушка невозможно баловала. Каждый раз из города мальчишка приезжал с новыми игрушками и измазанный шоколадом. Зато отец был не просто строг, он был строг до жестокости. Уверен, именно сейчас Герман начинал осознавать, что мучить сына почти так же приятно, как издеваться над женой. Только переступал порог, как начинал строить ребенка. Не то он говорит, не там сидит, медленно ест, слишком громко топает по лестнице. Частенько папина рука хватала Сашу за ухо. И, кажется, очень больно. Мальчик должен был не просто выполнять папины приказы, а – быстро! Быстро, я сказал!
Мне в детстве никогда никто не приказывал. А если пытались, то потом долго в этом каялись.
В общем, мальчика было жаль. В какой-то момент я вспомнил Ксю. Было в них что-то общее. Но не надо обманываться – украв Сашу у отца, я не верну Ксю.
Вероника предупредила, что мальчик послушный, сразу мне доверится, если я скажу, что отведу его к маме. Он не закричит, не позовет папу. Потом мы сядем в мою машину и уедем.
Я представил себе, как будет счастлива Вероника. Только мне не будет так же хорошо, как и ей. Она уедет от меня. А я стану матросом или кем мне скажут на торговом судне, и убуду из страны. Скорее всего, моя работа будет нелегальна, и пенсии я не заработаю…
Зато и срок не получу. Да и зубы целее будут.
Ни на одно предприятие в своей жизни я не шел с таким тяжелым сердцем.
Долго размышлял – как мне говорить с мамой? Если я поеду к ней, то не смогу ей соврать. Я сорок лет ей не врал, а тут, вдруг, начну. Сказать правду – не могу. Она не должна ничего знать. Это будет гарантией ее безопасности. Лучше позвоню и скажу, что уезжаю за границу. Не подумайте, что ложь по телефону за ложь не считается. Зато это будет убедительная ложь. Я смогу в трубку, не видя мамин внимательный взгляд, сказать: еду в Нью-Йорк, к Гарику Левитину. Она знает о моем приятеле, который уехал в США лет двадцать назад, а мы еще в школе вместе учились. Он все звал – в гости и подзаработать, но я чего-то не решался. Да, это хорошая версия.
Итак, остается незаконченным только одно дело. Дело об исчезновении пяти миллионов моего тестя. Я не успеваю их найти. С Вероникой так ураганно получилось.
С другой стороны, Ксю права – что он так о деньгах беспокоится? И, ведь, можно в милицию обратиться. Пусть они ищут, это их обязанность.
Я поехал к тестю. До начала моей операции оставалось три часа. Хватит времени, чтоб тесть мне шею вымыл. По самые помидоры.
В принципе, так и случилось. Алексей Анатольевич был мною недоволен до крайней степени. Еле в руках себя удержал, чтоб не врезать мне, когда я сказал, что еду в Нью-Йорк. Я был абсолютно терпелив и корректен. Ни на тунеядца, ни на дармоеда не реагировал.
На прощание я дал ему прочитать письмо Ксю. Возможно, в качестве мести. Прочитав его, Алексей Анатольевич посмотрел на меня ненавидящим взглядом.
– С тобой каши не сваришь, – сказал он убийственным тоном.
Но я ничего не почувствовал. В моем сердце было пусто.
КатяА моем сердце зарождалась надежда.
Надежда, наконец, узнать правду.
Около одиннадцати утра Сан Саныч взял свои саженцы и снова поехал на рынок – искать того, кто продал ему этого хомячка. Ну, то есть, как в той истории с медведем.
Проводив его, я приняла душ, навела красоту и села в машину. Уже выбралась из Шемякинского леса и только тогда сообразила – а что же я своих горилл не позвала? Ну и ладно. Думаю, нападения на меня прекратились. Идея с охранниками сработала, к тому же, я сменила место жительства. Может, Андрей Карагодин меня потерял?
Лиля Семеновна сидела на красненькой пластиковой лавочке с эмблемой известного интернет-провайдера. Я сразу узнала ее – она идеально подходила под описание Сан Саныча. Изящная, маленькая, с каштановым каре, чуть взлохмаченная ветром, но непреклонная. Не знаю, что чему противостоит эта женщина, но получается у нее восхитительно. И губки бантиком!
Я вышла из машины и подошла к ней.
– Здравствуйте, я Катя!
– Здравствуйте, – она чуть откинула голову, чтобы видеть мое лицо. Мне показалось, что в глазах Лили Семеновны прячется грусть. Надеюсь, это не я ее расстроила.
– Подвезите меня к дому, – не попросила, не приказала, а просто произнесла она.
– Ладно, хорошо.
В машине Клыкова поправила прическу. У меня мелькнула мысль – кого-то она мне напоминает своим носиком с горбинкой и спортивной осанкой.
Я спросила:
– А вы долго Клару Васильевну знали?
– Да, мы еще в одном классе учились. Вы же хотели спросить про сестру Эли?
– Да. По-хорошему, мне найти ее надо. Не знаете, где?
Лиля Семеновна пожала плечами.
– Ни точного адреса, ни телефона не знаю, к сожалению. А, вообще, я очень раскаиваюсь, что влезла в эту историю. Ты же хочешь узнать, почему Эля умерла? Ой, ничего, если я буду “тыкать”? Это у меня от невоспитанности.
Чувство юмора Лили Семеновны было слегка своеобразным.
– Мне будет приятно, если вы будете мне “тыкать”.
Она удовлетворенно кивнула и начала рассказывать:
– Сейчас мне кажется, что я была пешкой. Дело так было. Я уже несколько лет хожу в группу у-шу. Там все старушки, пара дедов, а люди моложе пятидесяти не встречаются. И вдруг появляется молодая женщина. Лет тридцати. Светленькая такая. Я ее только увидела и думаю: что она тут делает? Ей надо в клубы ночные, в кафе, куда молодые мужчины ходят. По секрету, в ней ощущалась какая-то женская обиженность. Может, парень ее бросил, может, развод только что пережила, а то – и похуже. К нам одно время Эльвира ходила, после смерти ребенка… ох, все бывает! Жизнь жестокая. И про своего сына вспомнила. Думаю, может, познакомить их? Ну, кто знает, что из этого выйдет. Он один, она одна. Но это глупая была мысль. Джонни сам знакомится. Да и не любит он печальных женщин. Пока я думала об этом, новенькая девушка уже возле меня оказалась. Мы несколько раз занимались рядом, я ей помогала. У меня уже опыт, а она была прямо деревянная…
Лиля Семеновна, кажется, тянула время, но я ее торопить не хотела. Пусть уж она выговорится. Думаю, сын нечасто с ней общается. Одинокий эгоист. Джонни… Клыкова… Я внимательно посмотрела на собеседницу, которая только продолжала подбираться к сути своего рассказа. И сделала один вывод.
– …Мы стали с ней разговаривать, потом оказалось, что в одном районе живем. Стали вместе домой ездить. Меня иногда сын отвозил, но я решила, что с молодой женщиной мне интереснее общаться. И еще мне казалось, что я ей нужна. Она все время мне что-то рассказывала – о детстве, о том, как спортом занималась в секции гимнастики, но ничего не выходило. Наконец, я поняла, что девушка, ее Лида звали, абсолютно одинока. Подруги, вроде были, но все замужем, с детьми, а она – одна. Потом уже Лида призналась, что сама недавно развелась с мужем. Несколько лет назад она вышла замуж за мужчину с ребенком. Общих детей у них почему-то не получилось. Тут муж нашел себе другую, а с Лидой развелся. И она как-то из жизни выпала, да еще и выпивать стала. За месяц до нашей встречи, она взяла себя в руки и решила, что все, надо или жить, или не жить. Бросила пить, нашла новую работу. У-шу занялась. Но было ясно, что женщина еще стоит на грани – начнет она новую прекрасную жизнь или нет, еще не было до конца ясно. Иногда она пропускала занятия, а потом признавалась – запой. Однажды, мы о семье разговорились. Лида рассказывала про маму, которая ей и оставила неудачливость в наследство. И про папу. Оказалось, мама родила Лиду от женатого мужчины, тот признал ребенка, но семью не бросил. Иногда он появлялся, дарил дочери подарки, общался с ней, но настоящим отцом не был. И у него была другая дочка – от жены. Папа умер пятнадцать лет назад, а мама – совсем недавно. Папина фамилия была Гайворонский. Ну я и ляпнула, что знаю ее сводную сестру, дружила близко с ее мамой. А мой сын встречался с Элей какое-то время. Но у них что-то не срослось, впрочем, как и со всеми, с кем бы он не встречался.
