Кэтрин Нэвилл - Авантюристы
— Да, он поцеловал ей руку, — сообщила я.
— Наверное, сейчас она суетится на кухне, готовит штрудель. Она времени зря не теряет. В отличие от тебя. Ты похожа на танк в броске. Неужели за все эти годы я так ничему тебя не научила? Чувства — вот чего тебе не хватает. Надо же додуматься: представить его «доктором». Разве у него нет имени? Филолаус или Мстислав — держу пари, что-нибудь сверхсексуальное. Или Тор!
— Он, Золтан, — сказала я.
— О, она делает пирожки!
— Кто?
Моя мать, кто же еще? — удивилась Джорджина. Идем со мной, я просто обязана кое-что сделать, причем немедленно.
И она потащила меня через анфиладу комнат в свой кабинет, расположенный в задней части здания, что-то бормоча себе под нос.
У Джорджиан длинные изящные руки скульптора, огромные сине-зеленые глаза, широкие скулы, лицо — то веселое, то грустное, — в зависимости от ее настроения, и крупный, чувственный рот с великолепными белоснежными зубами.
— С такими зубами, — говаривала ее мать, — я бы съела пол-Европы.
Заведя меня к себе в будуар — комнату, которая была вся в занавесочках, салфеточках и безделушках, — она плюхнула меня на стул перед туалетным столиком и принялась расчесывать мои волосы, вытаскивая скреплявшие их шпильки.
— Что-то ты слишком разнервничалась, критикуя мой костюм, — заметила я, косясь на ее рваную футболку. Похоже, что дырки на ней были расположены не просто так, а с умыслом, дабы достичь максимального эффекта.
— Как и все бездельники, я люблю делать из мухи слона, — рассмеялась она, продолжая ловко наводить блеск на моих губах и затем нанесла какие-то загадочные вещества на мое лицо из беспорядочной массы скляночек и коробочек, громоздившихся на туалетном столике.
— Если бы у тебя был мой стиль, все давно валялись бы у твоих ног.
— Мне кажется, что лак с блестками и золотые туфельки — совсем не соответствуют обстановке Всемирного банка. Поскольку я — деловая дама, а не вольная художница, подобно тебе, то попросту не могу себе позволить…
— Позволить? Так бросай к чертям собачьим свой проклятый банк, — сказала она. — Или ты боишься, что они рассылают повсюду шпионов, которые следят за твоим поведением? Ты являешься сюда, приводишь с собою золотого мужика и продолжаешь бормотать, что он твой коллега, твой наставник!. Поверь, когда он смотрит на тебя, то вовсе не думает о том, что надо преподать тебе пару-тройку полезных уроков. Признайся, когда в последний раз ты просто вставала утром с кровати, распахивала окно и говорила: «Благодарю тебя, Боже, ты даровал мне жизнь! Сегодня — прекрасный день, и я собираюсь совершить что-то невероятное, что изменит мой внутренний мир?»
— Это надо сказать до кофе? — смеясь, спросила я.
— Ты невозможна! — вскричала Джорджиан, взъерошив мне волосы, заставив подняться со стула. — Ты же знаешь, как я тебя люблю. Единственное, чего я хочу от тебя добиться, — чтобы ты перестала постоянно обдумывать свою жизнь и начала ее чувствовать.
— А ты полагаешь, это разные вещи? — поддразнила я.
— Вот — полюбуйтесь-ка на нее, — надула губы Джорджиан.
Она подошла к гардеробу, скинула с себя футболку и надела пушистый розовый свитер, очень подходивший к ее гладко зачесанным платиновым волосам.
— Ты можешь сказать, положа руку на сердце, что он тебя совершенно не привлекает? — спросила она серьезно.
А вот на этот вопрос я избегала давать ответ даже самой себе. Тор был моим наставником, моим Пигмалионом, но почему никому ни разу не приходило в голову спросить мнение самой Галатеи?! Что чувствовала она — после того, как ее превосходно сотворил Пигмалион, — превратившись из мертвого камня в существо из плоти и крови? У меня и без того было достаточно проблем и с карьерой, и с личной жизнью, и я не была готова решать сейчас этот вопрос — да и вряд ли стану решать его в будущем.
— Если он тебе безразличен, подруга, — продолжала гнуть свое Джорджиан, — я с радостью вырвала бы его из твоих лап.
— Пользуйся на здоровье, — торопливо ответила я, удивляясь, с чего это вдруг у меня дрогнул голос.
— Ха-ха-ха! — демонически рассмеялась во все горло Джорджиан. — Слишком быстро я взяла его на мушку, так, наверное, тебе кажется?
Мне стало досадно, зачем я додумалась привести Тора сюда. Когда на физиономии Джорджиан появилось такое выражение, то это предвещало весьма опасный оборот дела — она же способна выкинуть все, что угодно.
— Сделай одолжение, возьми себя в руки, — убедительно попросила я. — Он действительно мой коллега, и мне совершенно ни к чему, чтобы ты вместо делового обсуждения нашего проекта устраивала цирк.
— О, я уже успела составить свой собственный проект, — загадочно заявила она. — Как всегда, ты лжешь себе, но это меня сильнее стимулирует: желание раскрывать людям глаза на самих себя всегда побуждает меня к активной деятельности.
Обняв за плечи, она потащила меня обратно по лабиринту комнат, напевая что-то веселое. Я же готовилась к самому худшему. Оказавшись в коридоре, мы услышали мирный разговор, доносившийся из Голубой комнаты.
— Это портреты ваших родных? — спрашивал Тор, когда мы вошли.
— Ниет, — отвечала Лелия. — Моя родные все умерли. Это друзья: Полина, которая шьет костюмы, — как это вы говорите — портниха, Полина Трижер.
А это Шап, он умер, он тоже шил костюмы. А это графиня ди…
— Чем это ты донимаешь нашего гостя, мама? — осведомилась Джорджиан, подходя и беря мать за руку.
— А кто этот старик? — спросил Тор. — Он кажется мне знакомым.
— Ах… Это же Клод, мой очень дорогой ами. Он был такой милый, как он любил свои цветы. Но несчастный он был, как это вы говорите, трудно видеть. Я должна была гулять по его саду в Живерни и объяснять, какими кажутся мне там цвета, а он рисовал их на своих полотнах. Он говорил, что я — его молодые глаза.
— Живерни? Так это Клод Моне? — Тор удивленно взглянул на Лелию, а потом на нас.
— Да, Моне, — подтвердила Лелия, грустно глядя на фото. — Он был очень старый, а я была очень молодая. Там был один цветок, он нравился мне больше всех — ты помнишь, Зорзион? Он написал мне маленькую акварель. Как же называется этот цветок?
— Водяная лилия? — предположила Джорджиан.
— Это был очень длинный цветок, — покачала головой ее мать, — пу-урпу-урный, цвета ягод, которые вы зовете виноградом. Пурпурный — такое слово?
— Длинный и пурпурный, как виноград? — переспросила я. — Может быть, сирень?
— Неважно, — успокоила нас Лелия. — Это вспомнится мне позже.
— Мама, — нетерпеливо перебила ее Джорджиан. — Правда еще не познакомила меня со своим другом.
— Конечно! — фыркнула Лелия. — Потому что ты бросаешь своих гостей в передней! И никакого о' ре вуар манекенщицам — им пришлось уходить через заднюю дверь, будто фамм де менамс[9]! Благодари ле бон Дью, что у тебя есть мать, которая исправит все твои мелкие грубости.
— Да, конечно, я каждый день благодарю за это Бога, — сухо заверила Джорджиан.
— Джорджиан, позволь познакомить тебя с доктором Золтаном Тором, — церемонно произнесла я. — Он, как и ты, мой старый друг.
— И это имеет какое-то особенное значение? — мило поинтересовалась моя подруга.
— А вы зовете ее Правдой? — спросил Тор. — Интересно.
— Ведь это почти то же самое, что и Верити[10], не так ли? И уж во всяком случае не так по-банкирски сухо. «Верите-доверите» — и все такое, — обернувшись к Лелии, она добавила:
— Мама, Правда хочет обсудить какое-то дело со мной и со своим другом, почему бы тебе не выйти и не присмотреть за тем, чтобы нас не беспокоили?
На лице у Лелии появилось выражение великомученицы, но Джорджиан твердой рукой буквально выпихнула ее из комнаты. За дверью раздалась перебранка шепотом на французском, после чего Джорджиан вернулась одна.
— Мама обожает во все совать нос, — пояснила она.
— Ваша мама очаровательна, — улыбнулся Тор. — Скажите, она действительно знала Клода Моне?
— О, мама знает всех на свете, — отвечала Джорджиан и добавила еще громче:
— Просто потому, что вечно лезет не в свои дела.
За дверью послышались легкие шаги, удалявшиеся по коридору. Джорджиан улыбнулась, пожав плечами, и плюхнулась на диван.
— Прошу меня простить за то, что я похитила Правду, — начала она оправдываться, когда мы с Тором уселись рядом, — но ведь я так давно ее не видела. Она часто приезжает в Нью-Йорк, но никогда мне не звонит.
Да будет вам известно, что в ней скрываются две совершенно разные личности.
— Две личности? — переспросил Тор. — Боюсь, что я знаком лишь с одною из них, — добавил он заинтригованно.
Джорджиан многозначительно прикрыла глаза. «Вот оно, начинается», — подумала я, с трудом сдерживая желание стукнуть ее чем-нибудь тяжелым.
— В этом нет ничего удивительного, коль скоро ей угодно именовать вас «коллегой», однако она вовсе не что-то такое банкирское до мозга костей, что пытается сейчас из себя изобразить, — распространялась Джорджиан, помахивая рукой.
