Светлана Алешина - Сезон охоты
— Эта, как ее… — Маринка хитро улыбалась, — воляй…
— Не валяй воляй, — скаламбурила я.
— Вот, — Маринка выхватила у меня книгу и ткнула пальцем.
— Гратэн де воляй, — как буйнопомешанная, засмеялась я.
— Что с тобой? — подняла на меня недоуменный взгляд Маринка.
— Это с тобой что? — я изобразила на лице живейшее удивление. — Готовишь французские блюда… И это в тот момент, когда решается наша с Виктором судьба! — подколола я ее.
— Замолчи, несчастная! — в порыве игривого негодования метнулась ко мне Маринка.
Вышедший из ванной Виктор с интересом наблюдал за нашей веселой возней. Мы вырывали друг у друга книжку, смеялись, обменивались шутливыми тычками и потешно тузили друг друга.
— Подожди, — вскричала я, — а то молодого человека напугаем!
Маринка застыла как вкопанная и снова безудержно расхохоталась.
— И где же наш гратэн? Там? — я показала на духовку.
Маринка с лукавым видом кивнула.
— Виктор, — торжественно обратилась я к нему, — открывай вино, начинаем пить-гулять!
В меня точно бес вселился. Наверно, просто требовалась такая вот разрядка! Денек-то сегодня ой какой нелегкий был!
Виктор принял из нежных Маринкиных рук бутылку красного вина.
— «Ахашени», — прочла Маринка на этикетке, — то самое…
— «Тот самый вкус», — процитировала я набившую оскомину рекламу.
Виктор быстро справился с бутылкой. Мы расселись по местам.
— Ну, — сгорая от нетерпения, сказала я, — где же курочка?
— Еще минут десять как минимум, — Маринка деловито взглянула на висевшие над входом часы, — вы мне пока расскажите, где были и почему так долго ты, Бойкова, не брала трубу?
Что делать? Из опасения остаться без жаркого пришлось поведать сей любопытной хранительнице очага новую притчу. Я начала повествовать о подвигах нашего легендарного дуэта за бокалом вина, а закончила уже за трапезой.
— Великолепная корочка, — похвалила я Маринку, — и рис прекрасно получился.
В этот момент до нас донесся стон, потом слабый голос Лютикова.
Я вскочила. Лютиков кого-то звал. Я побежала в гостиную, Маринка кинулась за мной. Роман по-прежнему лежал на тахте. Его драная рубашка висела рядом на стуле.
— Рома, как ты? — села я на этот стул.
— Бывало и получше, — невесело усмехнулся он, — дела продвигаются?
— Бывало и получше, — ответила я его же словами, — документы словно испарились. Мы съездили к вдове Гулько. Но она и ее родственники даже не догадываются, где могут находиться бумаги. Ты точно помнишь, Гулько сказал, что бумаги именно «хранятся»?
— Что за вопрос? — удивился Лютиков.
— Понимаешь, в этом деле имеет значение каждая деталь. Он сказал «хранятся» или «спрятаны»?
— Елки-моталки, — негромко воскликнул Рома, — там, в кармане…
— Что?
— Книжка записная. Он дал телефон. — Рома прикусил от досады губу.
— Гулько? — уточнила я.
— Да. В рубашке…
Я нашла на рубашке карман. Действительно, крохотная записная книжка в кожаной обложке. Всего несколько телефонов.
— За обложкой, — пояснил Лютиков.
В этот момент раздался дверной звонок. Мои нервы были так напряжены, что я вздрогнула. Я кивнула Маринке. Но в прихожую уже вышел Виктор. Стало слышно, как дверь открылась и незнакомый мужской голос спросил Маринку.
— А-а! — встрепенулась она. — Это Денис пришел перевязку делать!
У меня отлегло от сердца. Я сунула пальцы за обложку и выудила маленькую бумажонку, на которой красовался телефонный номер. Нет, не тарасовский и не московский, а… парижский. Если бы я не бывала в Париже, возможно, не догадалась бы. Номер восьмизначный и начинается с четверки.
— Я знаю, где, вернее, у кого документы! — радостно воскликнула я, не обращая внимания на молодого человека, — тот, сопровождаемый Маринкой, вошел в гостиную. Услышав мое восклицание, Виктор остановился в дверях, а Маринка весело сверкнула глазами.
— Знакомься, Оль. Это Денис. Я тебе о нем рассказывала.
— Очень приятно, — выпалили мы с Денисом в унисон.
Денис был застенчив. Это бросалось в глаза. На его губах застыла смущенная улыбка. Худощавый, среднего роста, с немного раскосыми карими глазами и невысоким, но красивой формы лбом. Его жесткие черные волосы торчали модным бобриком. В руке Денис сжимал спортивную сумку, чем очень меня удивил. В моих глазах врач — это облаченный в белый или голубой халат человек со специальным саквояжем в руках.
— Вам что-нибудь нужно? — спросила я Дениса.
Он кивнул.
— Тазик бы. Перекись водорода у меня есть.
Я сделала знак Маринке, и та побежала в ванную за тазиком. Я же немедленно отправилась на кухню. Схватила сотовый и набрала парижский номер. Автоответчик сообщил, что Якова не будет несколько дней. Я тут же позвонила Софье Исааковне.
— Здравствуйте еще раз, — еле сдерживая нетерпение, сказала я.
— Здравствуйте, — услышала я.
— Это опять Бойкова.
— Я вас узнала, — благожелательно отозвалась Гулько.
— Ваш сын в Париже?
В трубке повисло молчание.
— Это очень важно, — добавила я.
— Он завтра прилетает в Тарасов. Сейчас он в Москве.
— Как с ним можно связаться?
— Зачем вам? — голос Гулько стал настороженным и даже холодным.
— Очень надо. Не могу вам пока все рассказать, но поверьте, Софья Исааковна, дело не терпит отлагательства.
— Запишите номер его спутникового телефона, — дав добро, Гулько все-таки испытывала сомнение.
Она продиктовала номер телефона.
— Спасибо большое, вот увидите, все будет как надо! — возбужденно прокричала я в трубку.
— Бумаг у Яши нет, — предупредила меня Гулько.
— Я знаю, — соврала я, чтобы ее успокоить, — спасибо и до свидания.
Ни минуты не колеблясь, я позвонила Якову.
— Да, — услышала я бодрый тенорок.
— Добрый вечер, Яков, — губы у меня дрожали, язык заплетался, — вас беспокоит главный редактор тарасовского еженедельника «Свидетель» Бойкова Ольга.
— Очень приятно, — последовал вежливый ответ.
Дальше на меня нашел ступор. Я не знала, как сказать, что мне от него нужно.
— Я занимаюсь делом вашего отца… — наконец пробубнила я.
— Не понял… — невозмутимо ответил Яков.
— Ваш отец поручил моим коллегам-журналистам сделать репортаж о том…
Я возможно компактнее и вместе с тем яснее изложила суть дела.
— Спасибо за участие, — голос Якова заметно потеплел, — бумаги действительно при мне, но хочу быть уверен, что передам их надежному лицу, порядочному человеку.
— Я понимаю ваши опасения. Но вы же знаете, наша газета всегда честно и объективно отражала события, мы не боялись критиковать власти и помещать на страницах еженедельника разоблачительные материалы.
— Нужна личная встреча…
— Само собой разумеется. Но запишите на всякий случай телефоны редакции и моего сотового, — я продиктовала номера.
— О’кей. Но поймите, то, что для некоторых, даже честных журналистов является просто сенсацией, для меня является делом личным. Я дал слово отцу и намерен его сдержать, несмотря на то, что с ним случилось.
— Я все понимаю. Я разговаривала с Софьей Исааковной. По приезде не советую вам ехать прямо домой. За вами может быть слежка. Власти нашего города очень не хотят, чтобы эти материалы появились в печати.
— Догадываюсь, — усмехнулся Яков.
— Когда вы прилетаете?
— Завтра, в десять двадцать.
— Тогда до завтра? Я буду ждать вас в аэропорту.
— До свидания, — суховато попрощался он со мной.
Маринка слышала обрывки моего с Яковом разговора.
— Ну что? — полюбопытствовала она.
— Бумаги у него, но особого энтузиазма по поводу встречи с главным редактором «Свидетеля» отпрыск Гулько не испытывает, — с горькой иронией сказала я.
— А чего ты хочешь? — скептически приподняла плечи Маринка. — Так вы завтра с Виктором — в аэропорт?
Она недовольно поджала губки.
— Жду не дождусь, когда заполучу эти материалы! — стиснув кулаки, воскликнула я.
До мелкой ревности Маринки мне сейчас не было никакого дела. Даже не хотелось ее подкалывать, тем более — разубеждать. Вместо этого я связалась с Кряжимским и доложила ситуацию. Словно не он — мой зам, а я — его.
— Виктор, — позвала я.
Виктор пришел на кухню.
— Завтра с утра — в аэропорт. Ночуем все здесь.
Конечно, я могла отправить Маринку восвояси, но, памятуя о приготовленном ею шикарном ужине, мне не хотелось досаждать ей.
— Бумаги у сына Гулько. Наша задача — не допустить, чтобы они попали в чьи-нибудь лапы! Поэтому спать сегодня ложимся не позднее одиннадцати. Ясно?
— Угу, — пробубнил Виктор.
— Ты хоть знаешь, как он выглядит, этот Иаков? — насмешливо спросила Маринка.
