Светлана Алешина - Сезон охоты
— Александр Звягинцев, — сказала я, — надеюсь, это имя вам знакомо, — убил двух наших коллег, еще одного ранил. О какой дружбе вы говорите?
— Звягинцев? — удивленно поднял широкие брови Владимир Петрович. — Я припоминаю эту фамилию. Вы говорите, убил? Разберусь. Если виноват — накажем.
— А Игорь Сериков зарезал Людмилу Ямпольскую.
— Сериков? — Груздев скосил глаза на блондина. — Обязательно этим займемся. Спасибо за информацию. А теперь вернемся к нашей проблеме. Я думаю, вы понимаете, о чем речь?
— Для начала, — я посмотрела на Виктора, — объясните нам, почему меня и моего сотрудника задержали, словно опасных преступников? Почему нам брызгают в лицо газом из баллончика, а потом запирают в камере?
— Ну, какая же это камера? — с притворным удивлением вскинул брови Груздев. — Просто кабинет.
— А решетки? — Я показала глазами на окна.
— Ах, вы об этом, — натянуто улыбнулся Груздев, — так ведь сейчас везде ставят решетки.
— Значит, мы не задержаны?
— Конечно, нет, — развел руками Владимир Петрович, — просто я попросил ребят, чтобы нашли вас, а они немного переусердствовали.
— Если мы свободны, тогда мы уходим, — я поднялась со стула, — пошли, Виктор.
— Погодите, — движением руки Груздев остановил меня, — не все так просто. Вы сможете уйти, если отдадите документы.
— Какие документы? — я снова опустилась на стул.
— Мы взрослые люди, — поморщился Владимир Петрович, — давайте не будем играть в детский сад. Скажите, где бумаги, и можете катиться на все четыре стороны.
Вот ты уже и занервничал, дружок. Надо тебя еще немного поддеть.
— А если я не скажу? — я нагло посмотрела в его маленькие глазки.
— Тогда я вам не завидую, девушка, — тихо, но грозно произнес Груздев.
— Не забывайте, Владимир Петрович, — я вызывающе улыбнулась, — я главный редактор еженедельника «Свидетель» и не стану плясать под вашу дуду, как все остальные, кого вы прибрали к рукам. Знаете, что будет, если я напишу о том, что здесь сейчас происходит?
— У вас нет никаких доказательств, Ольга Юрьевна, — сдержанно улыбнулся в ответ Груздев, — а написать вы можете все, что вам взбредет в голову. Но не раньше, чем вы отдадите мне бумаги. Вы поняли меня?
— Скоро вы полетите со своего кресла вверх тормашками, — ядовито прошипела я, — следом за вашим боссом Парамоновым, потому что бумаги самое позднее завтра окажутся в прокуратуре. Я отправила их заказным письмом. Вы меня понимаете?
— Врешь!.. — рассвирепел Груздев. — Почему я должен тебе верить?!
— Могу показать квитанцию, — вежливо улыбнулась я, — если вы отвезете меня в редакцию.
Это блеф, конечно, но кто не блефует, тот, как говорится, не пьет шампанского. Моя уловка сработала. У Груздева нет времени проверять мои слова.
— Сучка, — тяжело задышав, Груздев вскочил из-за стола. — Игорь, — повернулся он к блондину, — возьми людей, сколько нужно, и быстро на почтамт, проверь всю корреспонденцию на имя прокурора.
— Но, Владимир Петрович… — начал было возражать блондин.
— Бы-ыстра-а! — заорал Груздев и добавил почти спокойно: — Скажи, что распоряжение губернатора. Бумаги я велю подготовить. Все!
Игорь кинулся исполнять приказ. Владимир Петрович взял со стола шляпу, стряхнул с нее тыльной стороной пальцев несуществующую пыль и повернулся к двери.
— А с этими что делать? — подлетел к нему широкоплечий.
— Пусть катятся к чертовой матери, — махнул рукой Груздев и вышел, с силой захлопнув за собой дверь.
— Слышал, что сказал Владимир Петрович? — поторопила я широкоплечего. — Давай наши вещи.
Он вышел на минуту и вскоре вернулся с моей сумкой. Я взяла ее и высыпала содержимое на стол, а потом сложила назад, проверяя, все ли на месте.
— Все в порядке, — улыбнулась я Виктору, — пошли.
Слава богу, что диктофон я оставила в редакции!
* * *Можете себе представить, какое чувство облегчения я испытывала, когда, найдя мою «Ладу» в целости и сохранности на том месте, где нас «зажали» два «Хюндая», села подле Виктора на переднее сиденье и закурила.
— Домой, — глухо сказала я, не узнав собственного голоса.
— О’кей, — ответил Виктор.
И я едва не разревелась, потому что знала — это расхожее английское словцо мой молчун произнес исключительно с целью подчеркнуть, что я не одна, что все идет как надо, если рядом такой непрошибаемо спокойный, но в самой глубине души чувствительный и деликатный парень. Я сквозь слезы взглянула на Виктора, но он, похоже, уже устыдился своего невольного сострадательного порыва.
— Телефон, — коротко произнес он.
Да, действительно, мобильник мой опять надрывался. Достав трубку, я услышала такой родной, такой сердитый голос моей подруги.
— Ты че, Бойкова, телефон блокируешь?!
— Не я, не я, дорогуша!..
Надо же, после всех злоключений и нервотрепки я способна на добрую иронию!
— А кто? — донесся до меня капризный Маринкин голос. — Ты мне мозги не пудри!
Вот она, прославленная Маринкина непосредственность!
— Да правду же говорю! — заверила я подругу.
— Виктор с тобой? — подозрительно спросила она.
— Со мной. Как наш больной?
— Получил новую порцию новокаина. Кстати, нашла ему перевязчика, — сообщила довольная собой и недовольная нами Маринка, — та медичка, о которой я тебе говорила, не может, у нее ребенок болеет.
— Кто же вместо нее?
Наш разговор казался мне удивительно милым. Я с удовольствием потрафляла своей истощенной нервной системе, овевая ее шелком и бархатом невинной женской болтовни. Никакие Маринкины шпильки и подозрения не могли лишить наш разговор особого шарма поистине сестринского обмена живописными подробностями мирной жизни. Ведь мне казалось, что я только что побывала на поле сражения, хотя понимала, что Груздев и вся его бригада так просто от нас не отстанут. Я внутренне приготовилась, что теперь каждый мой шаг будет известен этой находящейся на легальном положении банде.
— …один симпатичный парень. Денис Ковшов.
— Это имя мне ни о чем не говорит, — усмехнулась я.
— А мне говорит, — упрямо заявила Маринка, — он со мной по соседству живет. На третьем этаже. Я ему звякнула, но у него в секции, представляешь, какие старые хрычовки проживают… Вначале его звать отказались под предлогом старческой немощи. Ох уж эти пенсионеры! Как шпионить, по магазинам шастать, гадости молодым делать — они тут как тут, в добром здравии и трезвой памяти, а как человеку полезную услугу оказать — не докличешься! Ну так вот, он на медицинском учится, на хирургии как раз. Парень занятой…
Я еще несколько минут слушала дорвавшуюся до телефона Маринку.
Виктор тихонько посмеивался.
— …родители отдельно живут. А Денису подзаработать нужно. Он малый смышленый и трепаться не любит. Я-то его знаю, — неистовствовала в буйном словесном потоке Маринка, — он не подведет. Сегодня вечером пожалует. Я ему кратенько рассказала, что почем…
— Лютиков спит или бодрствует?
— Спит, родной, намаялся! — Звонкий Маринкин голос проникся нотой искреннего сочувствия.
— Что-нибудь говорил?
— Спросил только, где ты.
— Хорошо. Мы скоро будем.
Я нажала на «отбой» и откинулась на спинку сиденья.
За окнами «Лады» плыли огнями и хлюпали лужами февральские сумерки. Я приспустила стекло, и влажный вечерний ветер обдал мое лицо. Холодные мелкие капли осыпали щеки, лоб, виски. С неба падала какая-то кашица, смесь дождя и снега. И в этой туманной клубящейся завесе, ложившейся на стекла облаком липкой белизны и радужных брызг, плавилась городская иллюминация. Я вдохнула мокрый воздух и закрыла окно.
Оставив машину во дворе, мы поднялись ко мне. Дверь отворила сияющая Маринка. Главное, мы опять здесь, подле нее и не строим никаких хитроумных планов на ее счет и не плетем интриг. Мы, так сказать, снова вошли в царство ее компетенции, ее въедливого контроля.
— Раздевайтесь, — с благожелательно-уверенной интонацией гостеприимной хозяйки сказала она.
— Чем-то вкусным пахнет! — я мобилизовала свои чувствительные ноздри. — Никак что-то из арсенала старинных рецептов, — пошутила я.
Я уже стояла около кухонного стола и вертела в руках книжку французской кулинарии — трогательно миниатюрное издание. Книжка как раз раскрыта на странице, где доходчиво объяснялось, как приготовить ряд вкусных блюд из курицы.
— Что ты выбрала? — полюбопытствовала я. — Так, вина у меня белого нет, только красное, поэтому фрикассе по-парижски нам заказано, кориандра нет и грибов тоже — значит, воляй о шампиньон отпадает, что там дальше… Индейки не имеем, следовательно, сальми де дэнде а ля беришонн нам не видать как своих ушей…
— Эта, как ее… — Маринка хитро улыбалась, — воляй…
