Мария Спасская - Серьга удачи знаменитого сыщика Видока
Во время моего монолога Марат допил кофе и теперь, поставив пустую чашку на подоконник, уселся на диван рядом со мной и проникновенно заговорил:
– Слушай, мышонок, может, зря мы затеяли эту бодягу? Не спорю, ты знаешь толк в рекламной раскрутке детских кафе и магазинчиков нижнего белья. У тебя правда здорово получилось с «Мадам Ирэн». Антураж такой стильный и кружевные трусики на буклетах красиво смотрятся. Давай, Сонечка, ты и дальше будешь заниматься пиар-поддержкой секс-шопов, а предвыборную кампанию отдадим Чернышову.
– Марат, ты что? – растерялась я. – Как это Чернышову?
– Валерий отличный специалист, у него хорошие рекомендации, – промямлил Шарафутдинов, стараясь на меня не смотреть. – Хочешь, я сниму квартиру, и ты уйдёшь из семьи? Будем каждый день вместе.
Я почувствовала, как у меня перехватывает дыхание.
– Что значит – уйду из семьи? – Мой голос звучал глухо, как при простуде. – Ты хочешь на мне жениться?
– С ума, что ли, сошла? – отшатнулся Марат. – В такой момент? Как на это посмотрят избиратели? Кандидат в мэры бросил жену с годовалым ребёнком и женился на любовнице!
Сердце бешено колотилось, в висках стучало. Мысль Марата была мне ясна, но совершенно не нравилась.
– Тогда о чём ты говоришь? – осведомилась я. – Какая съёмная квартира? Для чего?
– Будет лучше, если ты просто уйдёшь от Глеба, и будем время от времени встречаться, как все нормальные люди. Ты станешь жить в съёмной квартире, а я буду забегать к тебе на огонёк.
– Никуда я не уйду. – Я хмуро глянула на Шарафутдинова, передёрнувшись от этого его «забегать на огонёк». – Глеб меня любит. А я люблю Славку. Сын мне не простит, если с его отцом что-то случится. Если муж узнает о наших с тобой отношениях, будет настоящий кошмар. У Глеба уже был один инфаркт. Второго он может не пережить. А мне бы очень не хотелось овдоветь во цвете лет, чтобы потом таскаться по съёмным квартирам и тайком встречаться с женатым любовником без перспективы создать нормальную семью. Давай, Марат, оставим всё как есть. Я – консультант, ты – заказчик. Не хочешь менять костюм – не надо. Дело твоё. И героем можешь не становиться. Лучше обсудим, что ты будешь говорить избирателям сразу же после того, как объявят результаты выборов. Я тут речь написала, на вот, взгляни…
Я склонилась над сумкой, доставая планшет.
– В твоей благодарственной речи есть маленький нюанс, так сказать, изюминка…
Но Марат не дал мне договорить, закрыв рот поцелуем.
Франция, 18… год
Франсуа шагнул за перегородку и замер перед низким круглым столиком, застеленным чёрным бархатом с нарисованным в центре кругом. Над столом склонилась худая смуглая дама средних лет с крупным носом и тонкими, сжатыми в нитку губами. Иссиня-чёрные волосы, свисающие вдоль длинного лица, выпирающий вперёд подбородок и глубоко посаженные тёмные глаза не добавляли ей привлекательности. Красное платье с глубоким вырезом, обнажающим острые ключицы, болталось, как на вешалке. В узких губах женщины дымилась короткая трубка, а за спиной её покачивалось подвешенное на цепях кадило, благовонным ароматом которого пропитался воздух балагана. И снова Видока охватило странное чувство, будто он находится в третьесортном кабаре и смотрит дешёвую пьеску. Стоило юноше предстать перед хозяйкой, как она выпрямилась, отбросив за спину тонкие пряди волос, и окинула гостя тяжёлым взглядом.
– И правда красив, – заключила прорицательница. И строго спросила: – Почему ты без одежды?
– Обобрали меня, мадам! Сам не понимаю, как так вышло. Голым в порту проснулся, – жалобно всхлипнул Видок, привыкший к покровительственному отношению не только кухарок, но и других дам средних лет. Он и теперь полагал, что, если хорошенько разжалобить собеседницу, немолодая владелица цирка тоже проявит к нему сострадание. А следовательно, и щедрость.
– Есть хочешь? – сухо спросила мадам Ленорман.
– Очень хочу, – поспешно кивнул гость, заранее благодарно улыбаясь.
Жилистыми руками в золотых кольцах хозяйка смахнула игральные кости в карман платья и, вынув трубку изо рта, крикнула, обернувшись в сумрачную глубину шатра:
– Кристен! Айрис!
В отдалении раздались приглушённые женские голоса, и, присмотревшись, юноша увидел, как из сумрака по проходу к ширме движется пара хорошеньких, совершенно одинаковых девушек, и каждая из них держит в руках по раскрытой книге. Видоку бросилось в глаза, что шли они как-то боком, и вскоре юноша понял, что близняшки срослись бёдрами, хотя платья с широкими юбками и скрывали этот дефект.
– Проводите гостя к Румяной Берте, – коротко распорядилась хозяйка, поднимаясь из-за стола, оправляя длинное, до пола, платье, задувая кадило и теряя к гостю всяческий интерес.
– Да, мадам, – отработанным движением девушки приподняли юбки и слаженно присели, делая реверанс.
После чего устремились в обратном направлении, уводя с собой юношу.
– Что читаете, юные барышни? – игриво осведомился Видок, следуя за близняшками.
– Историю безумной любви графини и конюха, – обернувшись, восторженно выдохнула правая сестричка. На её хорошеньком личике играл румянец, даже прямой короткий нос покраснел от возбуждения.
– Повесть о дальних странах, – в унисон с ней воскликнула девушка слева, отличавшаяся от сестры только аристократичной бледностью.
– С удовольствием прочту и про графиню, и про дальние страны, – подмигнул девицам неравнодушный к женскому полу Франсуа. – Как-нибудь одолжите книжонки?
Они шли по узкому проходу между гримёрными, из которых доносились голоса готовящихся к выступлению артистов.
– Это наша комната, – весело сообщили девушки, приоткрывая дверь одной из крохотных комнатушек. – Заглядывайте к нам, блондинчик, сыграем в триктрак.
Беспечно болтая, они миновали деревянную эстраду, пока ещё пустую. Пыльный занавес отгораживал сцену от зала, судя по гулу голосов, заполнявшегося зрителями. Преодолев пространство за сценой, Видок и его провожатые углубились в служебные помещения, откуда доносились аппетитные запахи. Вскоре Видок оказался на общей кухне, в которой хозяйничала Румяная Берта. Если Берта и была румяная, то за густой чёрной бородой, украшавшей её лицо, этого не было заметно. Стоя вполоборота к вошедшим, она ловко шинковала капусту, нарезала овощи для жаркого. Окладистая борода красотки ассирийскими кольцами спускалась на пышную грудь и тонкую талию. Вьющиеся тёмные волосы на затылке были забраны в высокую причёску. При виде красивого юноши глаза её вспыхнули игривым огнём, а нож в руках заработал ещё быстрее.
– Берта, поскорее накорми блондинчика, – на два голоса заговорили сестрички. – Скоро начнётся представление, Франсуа хочет на нас посмотреть! Ведь хотите, месье, не так ли?
– Само собой, – многообещающе улыбнулся Видок.
– Ещё пять минут, и рагу будет готово, – сообщила Берта. – Может, и вы, красавицы, перекусите?
– Мы поедим со всеми, после спектакля, – отмахнулись близняшки. – Пора надевать костюмы, скоро наш выход.
И вот уже на столе перед Видоком стояла тарелка с едой, а Румяная Берта, кокетливо улыбаясь в бороду и сияя подведёнными глазами, так же, как Кристен и Айрис, отправилась прихорашиваться перед выступлением. На кухне было слышно, как из зала доносятся голоса собирающихся на представление зрителей. Сидя за столом, Видок с аппетитом поедал рагу с овощами и прислушивался к происходящему в зале. Вскоре оттуда послышались звуки фисгармонии и стали раздаваться удивлённые вскрики. Заинтригованный, юноша поднялся из-за стола и, на ходу дожёвывая, по служебному проходу устремился к кулисам.
Отогнув угол тяжёлого бархатного занавеса, Эжен Франсуа выглянул из своего укрытия и замер, потрясённый. Посреди сцены извивалась женщина-змея, скручивая в кольца своё узкое длинное тело. Расшитый блёстками сценический костюм скрывал лишь бёдра, талию и грудь, а всё остальное тело – гибкие руки, длинные ноги, тонкая шея – отливали зеленоватой чешуёй. Рассматривая удивительную танцовщицу со спины, Видок мучился вопросом – настоящая это чешуя или нет. Здесь, в бутафорском мире иллюзий, от мадам Ленорман можно было ожидать всего чего угодно. Лица женщины он не видел, и Видоку было интересно, красива ли она?
Чья-то рука легла юноше на плечо, и, обернувшись, Франсуа увидел мадам Ленорман. И очень удивился, ибо женщина оказалась такой же высокой, как и он сам.
