Евгений Сухов - Убойный репортаж
– Хорошо, приезжайте, – сказала Светлана.
– Через час-полтора?
– Давайте через два. Мне надо успеть привести себя в порядок.
– Хорошо, – согласился я. – Будьте добры, скажите ваш адрес.
Светлана назвала адрес (кстати, дом ее находился не так далеко от нашей телекомпании), и мы распрощались.
А она была премиленькой, эта Светлана Ивановна Коноваленко, что собиралась стать женой ныне убиенного доктора биологических наук Рудольфа Михайловича Фокина. Надо отдать ей должное. Очевидно, покойный тридцативосьмилетний завлаб знал толк в женщинах, если «роковая женщина» Маргарита Бережная была его бывшей женой, а сексапильная красотка Светлана Коноваленко собиралась стать женой Фокина в самом скором времени.
Черт, а может, я все усложняю? И дело в ней, Светлане Коноваленко? И устранил Фокина не его научный недоброжелатель, а, скажем, бывший парень Светланы, не сумевший смириться с тем, что она предпочла другого. Из-за такой женщины, как Светлана, убить вполне возможно…
Было не похоже, что она сильно убивается по случаю утраты любимого человека. И на безутешную невесту она ничуть не походила…
Степа установил камеру, помаячил перед ее объективом белым листом и кивнул мне. Мол, можно начинать. И я начал…
– Здравствуйте, Светлана Ивановна.
– Здравствуйте, – ответила она дружелюбно.
– Во-первых, разрешите принести вам наши соболезнования, – посочувствовал я глухим голосом.
– Спасибо, – ответила Светлана Ивановна, и на ее личико набежала легкая тень. И тотчас прошла…
– В связи с этим первый наш вопрос звучит так: ваш жених был отравлен синильной кислотой. Скажите, пожалуйста, кому это могло быть выгодно?
– Трудно сказать, кому была выгодна смерть Рудольфа Михайловича. Ведь его лаборатория была накануне грандиозного научного открытия… – Она со значением посмотрела на меня и потом в камеру, хотя я предупредил Светлану не смотреть в нее.
– А какого открытия, если не секрет? – воспользовавшись паузой, спросил я.
– Не секрет, – сказала Коноваленко. – Это должна была быть победа над злом…
– Наша программа как раз называется «Можно ли победить зло». Так вы, значит, считаете, что победить его можно?
– Да, я так считаю, – вскинула голову Светлана. Но слова прозвучали не очень убедительно.
– А вы слышали, что у профессора Базизяна в его отделе исследований мозга случилась еще одна потеря? – спросил я.
– Нет, не слышала.
– День назад при невыясненных обстоятельствах у себя дома погибла лаборантка вашего бывшего жениха Зоя Калмыкова. Она либо отравилась, либо была отравлена, – после этих слов я сделал небольшую паузу и добавил: – Той же синильной кислотой, что и ваш жених…
– Я ничего этого не знала, – растерянно произнесла Светлана.
– А вы знали Зою Калмыкову? – поинтересовался я.
– Лично – нет. Но слышала о ней.
– От вашего жениха?
– Да, от Рудольфа Михайловича.
– И что он вам о ней говорил?
– А это важно?
– Для нас все важно, – заверил я бывшую невесту покойного завлаба.
– Он говорил, – Светлана немного замялась, – что эта Зоя влюблена в него как кошка.
– И вы его к ней не ревновали?
– Нет. – Светлана даже усмехнулась.
– Почему?
– Не было причины, – пожала плечиками Коноваленко.
– А к Маргарите Николаевне Бережной вы не ревновали?
– Пожалуй, нет, – немного подумав, ответила она. – Они полтора года как в разводе. Чувства их давно охладели, и, кроме работы, их ничего не связывало. К тому же они не очень ладили друг с другом…
Она вдруг запнулась и как-то затравленно взглянула на меня, словно просила помощи или чтобы я больше не задавал подобных вопросов. Но я был неумолим. К тому же Светлана отчего-то не вызывала у меня сочувствия…
– Что значит не ладили? – не преминул я воспользоваться ее заминкой.
– Ну-у у них были разногласия по поводу работы, – осторожно проговорила Светлана.
– А какие разногласия, позвольте спросить? По поводу чего конкретно?
– Конкретно я вам сказать не могу… Я этого просто не знаю…
– Хорошо. – Я видел, что Светлана все же что-то знает, но говорить не хочет. И, похоже, не скажет. И задал новый вопрос: – А как вы думаете, эти две смерти – вашего жениха и его лаборантки – как-то связаны между собой?
– Думаю, да, – немного помолчав, ответила Светлана Ивановна. – Скорее всего, эта Зоя не смогла вынести смерти Рудольфа Михайловича, в которого была безответно влюблена, и покончила с собой… Знаете, с нами, женщинами, такое случается…
– Такое случается и с мужчинами, – вскользь заметил я. – Но… продолжим, однако… Светлана Ивановна, а как вы думаете, Зоя Калмыкова… могла убить Рудольфа Михайловича?
Коноваленко задумалась. Очевидно, ей очень хотелось сказать: да, могла, но это было бы ложью, а ей очень хотелось выглядеть правдивой и убедительной. В том числе и в моих глазах. И потому она ответила то, что думала:
– Мне кажется, она была не способна сделать такое…
– Благодарю вас, – произнес я. – Вы не устали? Хотите, мы сейчас сделаем перерыв?
– Нет, я не устала. Давайте, если можно, продолжим…
– Будучи невестой Рудольфа Михайловича Фокина, вы ведь знали о его планах? – осторожно спросил я.
– Конечно, – не раздумывая, ответила Светлана.
– У вас не было тайн друг от друга?
– Нет, не было. Ведь мы же собирались пожениться. И желание это было обоюдным… Какие же тут могут быть тайны?
– Значит, вы должны были знать, о чем должен был быть доклад Рудольфа Михайловича на той злополучной конференции? – быстро спросил я.
– Знала, в общих чертах, конечно, – не очень уверенно ответила Коноваленко.
– И о чем же этот доклад?
– О лаборатории, ее работе и результатах опытов. Рудик, простите, Рудольф Михайлович, очень гордился этим докладом. Хотел дать его мне почитать. Был в приподнятом настроении и все время говорил, что это будет бомба для всего института, и что «всем им» он еще покажет…
– Кому это – «всем им»?
– Ну, завистникам, наверное, – предположила Светлана, пожав плечами.
– А-а, – протянул я. – И что же вы не прочитали доклад жениха, раз он был столь интересен?
– Не успела.
– То есть?
– Доклад забрал Сергей Артурович, – ответила Коноваленко.
– Какой Сергей Артурович? – машинально спросил я.
– Ну, как, «какой»? – даже удивилась Светлана. – Доктор медицинских наук, профессор Сергей Артурович Сиразеев, заместитель директора по науке. Второе лицо в институте, между прочим… Делая передачу об Институте неврологии имени Божевникова, вы должны знать, кто им руководит.
– Должен, должен, – машинально ответил я…
Вот это номер! Так вот почему возле Фокина не было обнаружено никаких бумаг. Их просто не было, поскольку накануне их забрал себе зам по науке Сиразеев. И Рудольф Михайлович собирался сделать доклад по памяти! Ну конечно же! Чтобы сказать, что все результаты его лаборатории – липа, не нужно никаких бумажек, а несколько цифр запомнить ученому – не проблема. Сиразееву, знавшему, о чем собирается рассказать на конференции Фокин, сорвать доклад не удалось, и он решил убить Фокина! Вот теперь все сходится. Но вот только как это доказать? Тут надлежит глубоко и обстоятельно подумать… А прав был шеф: не убивала Маргарита Николаевна Бережная своего бывшего мужа…
Все. Нужно было заканчивать. Я узнал то, что было нужно. Вернее, даже немного больше того, на что рассчитывал. Убил Фокина Сиразеев. Мотив? Чтобы никто в институте не узнал, что исследования, проводимые в экспериментальной лаборатории Фокина, – полная фальсификация. Наверняка на эти исследования выделялись весьма значительные деньги. Может, даже направляемые из федерального бюджета. Ведь идея-то громкая. И заявлена перспективной. Наверняка под ее реализацию выделялись так называемые «целевые средства». Может быть, даже существовала специальная финансовая программа, принятая конкретно под деятельность лаборатории Рудольфа Фокина. И вот-вот должно было совершиться научное открытие. Якобы. И тут – такой облом: доклад Фокина, руководителя лаборатории, разоблачающий обман. Этого допустить было нельзя! Это грозило крахом всему отделу, а может, и всему институту. И зам по науке сделал все, чтобы этого краха не допустить.
Только вот как этого Сиразеева прижать…
Глава 9
Ученые-слесаря, научные дамы, психи, аргубуданы и чечеры с планеты Жык-218, или Мне нужен пистик
Мы снова оказались на улицах Москвы: шеф обмолвился, что неплохо было бы сделать еще пару-тройку синхронов про обуздание зла. А мнение шефа – почти приказ. А может, и без всякого «почти»…
К отказам пообщаться на камеру мы со Степой уже привыкли. Москвичи – народ занятой, они вечно спешат, куда-то опаздывают, поэтому даже кратковременная остановка минут на пять-семь ими воспринимается как срыв графика, начерченного где-то в их головах. Такое впечатление, что впереди каждого из них ожидает длительная поездка с пятью пересадками, и, задержись они хотя бы на минуту, как тотчас все сразу сорвется, и они опоздают на важнейшую встречу своей жизни. Хотя кто знает, может, так оно и есть в действительности…
