Анна Князева - Пленники старой Москвы
Я спрашиваю: чего, мол, голос такой?
Отвечает: «Не знаю. Одно скажу, не могу я его сделать».
Это он про наган.
Спрашиваю: «Не получается?»
Отвечает: «Да я и не брался…»
Я – ему: «А говоришь, не выходит».
«Понимаешь, – говорит, – как в руки возьму эту пушку, даже сердце заходится, такой на меня страх нападает, высказать трудно».
Надо сказать, что друг у меня человек тертый. И на Колыме побывал, и в других местах… не столь отдаленных. В общем, и сидел он, и бедовал. А здесь: «Страшно мне… Бу-бу-бу… Приезжай…»
Приехал я. Сидит мой друг на кухне, напротив него – соседка, на вид лет шестьдесят. Старая, а пьет наравне с мужиком. Очень уважали ее на Таганке. Она там вроде колдуньи или гадалки была.
Сел я. На столе – наган. Друг говорит старухе: «Что скажешь?» Она подержала руку над пушкой и говорит: «Выбрось его…» Друг отвечает: «Что ж я дурак, деньги живые выбрасывать? Переделаю, продам, заработаю».
«Если не выбросишь, вся эта чернота, которая за наганом тянется, – на тебя перейдет. А может, и коньки отбросишь, – пообещала старуха. – Чтобы его очистить, нужен поп. Одна я с таким делом не справлюсь».
Я тогда подумал: «С наганом… К попу?..»
Перепугались мы страшно. Что ж с этим наганом было? Может, убийце какому принадлежал, а может, в ЧК в расстрелах участвовал. В общем, отдали мы его в переделку. А потом этот наган уехал в Тамбов.
Мой друг честно сказал покупателю: «Оружие черное, чтобы отмыть – в церковь сходи, пусть поп его очистить попробует».
Только я думаю, к попу тот мужик вряд ли пошел. Потому не для игрушек наган покупал.
Но самое интересное: месяца через три вспомнил я про то, как мой товарищ бубнил. Спрашиваю: «В чем было дело? Я даже перепугался тогда. Думаю, чертовщина какая-то».
Рябинин постучал по столу костяшками пальцев, затем поочередно взглянул на Катерину и Инну Михайловну и продолжил:
– Друг отвечает: «У меня в тот день губа верхняя повисла. Стала длиннее и как будто бы онемела».
Спрашиваю: «Почему?»
«Да, – говорит, – сам дурак… Я наган тот чертов к щеке приложил, чтобы зуб не болел. Случайно конечно. Губа сразу же опустилась».
Он потом долго губой шлепал. Хорошо, жив остался. Вот такая история.
Заговорившись, Рябинин вовсе забыл про чай.
– Горяченького? – спросила Инна Михайловна.
Яков Иванович взглянул на часы, отхлебнул из своей кружки и встал из-за стола.
– Поздно уже. Пойду. Спасибо за чай.
Они пошли провожать его со свечой. Открыв дверь, Инна Михайловна спросила Рябинина:
– Вам посветить на лестнице?
Он показал фонарик.
– Сам посвечу.
В тот момент, когда они собрались попрощаться, раздался истошный крик:
– Помоги-и-ите-е!
Участковый вытянул шею.
– Откуда кричали?!
Катерина сказала:
– С первого этажа!
Все трое кинулись к лестнице. Первым бежал Яков Иванович, потом – Катерина, за ней – Инна Михайловна.
Оказавшись внизу, они услышали звуки возни и сопение. Участковый направил фонарик и стал ощупывать лучом площадку первого этажа. За распахнутой дверью квартиры, на полу барахтались два человека.
– Это что такое! – рявкнул Рябинин и кинулся к ним.
Он схватил за шиворот одного и заставил подняться. Луч света остановился на лице человека. Перед ними стоял жилистый стоматолог с лошадиным лицом.
– Что здесь происходит? – грозно спросил Рябинин.
– Не имеете права врываться! Это частное жилище!
– Поговори еще тут! – не сдержавшись, участковый отвесил ему подзатыльник.
– Вы кто?!
– Представитель закона! Ваш участковый!
– Не имеете права… – стоматолог немного притих.
Луч фонаря съехал – рядом с ним уже стояла пьяная певица Таланова. Сделав усилие, она проговорила слова:
– В чем… собственно… дело?..
– Вы кричали? – спросил Рябинин.
– Кто… кричал? Я?
– Заберите эту потаскуху в полицию! – крикнул стоматолог и схватил жену за волосы. Она снова упала. Катерина и Инна Михайловна подхватили ее, силясь поднять. Повиснув на Катерине, Таланова объясняла:
– Я была… в клубе. В общем… работала… Ну, выпила… Немного! А он… меня бьет.
– Бьете? – спросил Рябинин.
Жилистый стоматолог ответил:
– Ни в коем случае. Я законопослушный гражданин, к тому же американский подданный.
– Мне это без разницы. Бьете жену – ответите по закону.
Лошадиномордый взял жену под руку и завел обратно в квартиру.
– Будем считать, инцидент исчерпан.
– Будете нарушать – посажу на пятнадцать суток.
Таланова подняла голову и выбросила перед собой руку:
– Все нормально, отец!
Рябинин плотно закрыл дверь квартиры.
– Что ж… – Он обратился к Инне Михайловне, затем к Катерине. – Я пошел. До свидания.
Попрощавшись, женщины поднялись на второй этаж. Инна Михайловна предложила:
– Не лучше ли вам переночевать у меня?
Катерина посмотрела на телефон.
– Три часа ночи…
И тут он вдруг зазвонил.
– Кто ж это так поздно? – забеспокоилась Инна Михайловна.
– Муж… – Катерина ответила: – Слушаю, Герман.
– Разбудил?
– Нет. Я не ложилась.
– Где ты?
– На Мясницкой.
После паузы Герман недоуменно спросил:
– Что ты там делаешь?
– Здесь человека убили.
– В нашей квартире?!
– Старика с третьего этажа убили в подъезде. Я его нашла.
– Полицию вызвали?
– Сразу же. Они уже все разъехались.
– Немедленно домой! Я будто чувствовал! Хорошо, позвонил!
– Ты где? – спросила Катерина.
– Я? – Герман замялся. – В Калуге. Только что приехал из офиса, заселился в отель, решил тебе позвонить.
– В Калуге?
– Где же еще?
– Утром ты сказал, едешь в Тулу.
– Что за допрос? – Герман перешел в наступление. – Ну, оговорился, ну, перепутал! Я уже в гостинице. Ты – где?
– Я – на Мясницкой.
– Это я уже слышал и велел тебе немедленно ехать домой.
– Я здесь заночую.
– Издеваешься?
– Нет. Буду ночевать у Инны Михайловны.
– Делай как знаешь!
Глава 21
Милый друг
К Новинскому пассажу Катерина подъехала вовремя. Она зашла в вестибюль, огляделась и, не увидев Картавина, позвонила ему:
– Я уже здесь!
– Где именно?
– Рядом с кафе «Академия».
– Очень хорошо. Стой на месте. Я тебя заберу.
Катерина заметила его первой.
– Я здесь, Борис! – она помахала рукой.
Он подошел и оглядел ее.
– Даже не знаю, что и сказать…
– В чем дело?
– Ты сегодня очень красивая.
Катерина смутилась и ничего не ответила. Борис взял ее под руку, и они вошли в кафе.
За столиком у окна сидел сутулый мужчина в очках и клетчатом пиджаке.
Борис подошел к его столику и отодвинул стул, чтобы усадить Катерину. Одновременно с этим представил ее:
– Это – Катерина.
Мужчина привстал.
– Жорес.
– Очень приятно. – Она села напротив.
– Официант! – Борис вскинул руку. – Сюда подойдите.
Они сделали заказ: чай, минеральную воду, десерт.
– Что ж… – Картавин взглянул на Катерину, потом – на приятеля. – Вы знаете, зачем мы здесь. Начнем без всяких вступлеий. Скажу только одно: Жорес в курсе всего, что случилось. Он расскажет о квартире. После чего ты сама решишь, что тебе делать. – Он кивнул другу: – Давай…
– Возможно, вам известно, что до ноября одна тысяча девятьсот пятьдесят второго года квартира числилась коммунальной и была значительно больше…
– Я знаю, – вмешалась Катерина. – В пятьдесят втором ее поделили и жильцов расселили.
– Не всех, – заметил Жорес. – Семье Безруковых оставили три комнаты, оформив их отдельной квартирой. Оставшиеся шесть комнат, собственно, ту квартиру, что вы приобрели, оформили на фиктивного владельца.
Катерина удивилась:
– Почему на фиктивного?
– Она перешла в разряд конспиративных квартир Министерства государственной безопасности.
Катерина застыла от неожиданности. К ним подошел официант и поставил перед ней чашку и чайник с зеленым чаем. Она налила чаю, потом подняла глаза и спросила:
– Это серьезно? У меня есть сведения, что там располагалась контора.
Жорес недоуменно заметил:
– Принимая во внимание ситуацию, я пришел говорить о серьезных вещах.
– Простите…
Борис снова кивнул:
– Продолжай.
– У этой части коммунальной квартиры был фиктивный хозяин, но курировал ее другой человек…
– Что значит – курировал? – справилась Катерина.
– Присматривал, решал сложные ситуации, следил за безопасностью…
– Ну, предположим… Тогда скажите: почему именно эту квартиру сделали конспиративной?
– На это было много причин. Во-первых, удачное расположение – центр города. Во-вторых, шаговая доступность, недалеко Курский вокзал. В-третьих, наличие запасного выхода. В-четвертых, несколько путей для отхода. Через черный ход вашей квартиры можно было выйти на три разные улицы. И наконец, еще один важный фактор – близость куратора.