Илья Штемлер - Утреннее шоссе
Клямин стоял в тишине. В вялом хмельном сознании просыпался стыд. Ему хотелось извиниться, и он принялся давить на кнопку звонка. Но дверь не открывали…
Перебирая руками по холодной стене, он приблизился к лестничному маршу и налег грудью на перила.
«Напился, болван, - корил себя Клямин. - Это ж надо. Стыдно-то как… Стыдно… Скорей бы добраться до квартиры…»
Ступеньки пропадали, прогибались или вдруг поднимались дыбом. Он почувствовал, что кто-то берет его под мышки. В кругах плавающего света он опознал длинное лицо Додика. Контуры его растекались, сливаясь с бурым тоном стены. Отдельно глаза, отдельно уши, нос.
- Я помогу вам. Обопритесь на меня, пожалуйста, - говорил Додик.
Так они добрались до площадки третьего этажа. К дверям квартиры Клямина был приставлен расписной деревянный поднос. Тот самый, с которым Клямин ввалился к старику Николаеву.
Клямин стукнул по нему ногой. Поднос загремел, точно лист фанеры.
- Все на меня обижаются, - хныкал Клямин. - Почему так, Додик? - Клямин шарил по карманам, разыскивая ключ. - Почему так, Додик?
- Просто вы немного выпили, - признался Додик. - Но это пройдет. Кто на вас обижается? Вы же сейчас как ребенок… Мне бабушка сказала: «Пойди пригляди за ним. Он может упасть в мусоропровод».
Клямин согласно кивнул. Ему было жаль себя.
- Мне, Додик, нехорошо. - Он еще раз всхлипнул. - Я завтра извинюсь перед вами. Возьму бутылку, приду извинюсь.
- Приходите, - ответил Додик. Он был воспитанный молодой человек, студент консерватории. - Но лучше не завтра. Это будет слишком часто, а у папы больное сердце.
Клямин понимающе кивнул, промямлил что-то насчет своих связей в аптекоуправлении.
- Он химик, да? Я вспомнил.
- Химик, - согласился Додик. - И мама - химик.
- Все химики… Слушай, Додя, я попрошу тебя об одной штуке. А?
Додик придерживал Клямина за плечи.
- Я тебе сейчас дам порошок. Если он химик, пусть узнает, что это за порошок. Сумеет?
- Думаю, сумеет. - Додик уже устал. - А что это за порошок?
- Хрен его знает. Тайна… Договорились? Да, Додик? Наконец ключ попал в скважину и сделал свое дело.
Ему снилось море. Он лежал на палубе какой-то квадратной лодки, и волна захлестывала его сверху. Или это был плот… Ему снился друг детства, шестилетний мальчик, погибший во время бомбежки. Мальчик в генеральской форме танцевал с прачкой из соседнего дома, прозванного «бильдингом». Прачка снимала меховую накидку и превращалась в Наталью. А Клямин играл на скрипке по нотам. Ноты держал Додик Борисовский в образе скаковой лошади с лентами вместо хвоста. Звуки скрипки были какие-то дикие, торопливые, резкие…
Клямин открыл глаза. Свет настольной лампы рисовал на стене изогнутые тени. Сознание крепло, возвращалось, стремительно отгоняя зыбкие остатки сна. И вот уже сон был начисто забыт. Резкие звуки дверного звонка наполняли комнату монотонным повтором…
Пришлось встать с дивана. Зеркало отражало унылую фигуру Клямина в мятом, скрученном костюме. Светлые волосы его стояли торчком, словно под воздействием магнитного поля. К тому же он был без туфель, в одних носках. Клямин вспомнил, как Додик стаскивал с него туфли. А пиджак Антон так и не отдал, заупрямился.
Он посмотрел на часы - половина первого. И, судя по всему, была ночь. Кого же это принесло? Может быть, соседи? Что он там у них натворил? Ах как все это некрасиво получилось…
Звонок не умолкал. Клямин сунул ноги в штиблеты и пошел открывать.
В элегантном укороченном плаще и клетчатом кепи стоял на пороге Виталий Гусаров, больше известный в кругу приятелей как Параграф. Увидя его, Клямин разом все вспомнил. Они же условились, что Параграф отвезет его в аэропорт, к самолету на Ставрополь.
Параграф вошел в квартиру. Вероятно, он рассчитывал увидеть следы дикой оргии. Но узрел лишь промятый диван…
- А я обычно сплю раздетым, - проговорил Параграф.
- Я тоже иногда, - негостеприимно ответил Клямин, давая понять, что лишние расспросы не доставят ему удовольствия.
Параграф сел в кресло, закинув ногу на ногу. Кепи он снял и положил на колено. Его белобрысые волосы держали ровный, покрытый лаком пробор.
- Вы обещали заехать в двенадцать. - Клямин и не заметил, как перешел на «вы». Но Параграф это заметил.
- Я и приехал ровно в двенадцать. Но у вас крепкий сон, Антон. Я звонил в аэропорт. Наш рейс задерживается на два часа. Вам повезло, успеете привести себя в порядок.
- Мне больше бы повезло, если бы вообще никуда не надо было лететь.
Параграф промолчал, тем самым подчеркивая, что в создавшейся ситуации Клямину некого винить, кроме самого себя.
- У вас не найдется чего-нибудь ободряющего? - сказал он чуть позже. - Впрочем, судя по всему, надежд мало, все в прошлом.
- Загляните в бар. Кое-что еще осталось. - Клямин поставил чайник и прошел в ванную комнату.
Действительно, он предстал перед Параграфом не в лучшем виде. Сняв костюм, Клямин повесил его на крючок…
Он слышал, как в гостиной стукнуло стекло бара, звякнули рюмки. Остальные звуки поглотил шум падающей воды. Когда Клямин вернулся, Параграф сидел в кресле, отведя в сторону вытянутую руку. Он держал голубую рюмку из литого чешского хрусталя. В ногах его стояла бутылка коньяка.
- Отличный коньяк, Антон. - Параграф поднес к губам рюмку и сделал маленький глоток. - Я не слишком тут похозяйничал?
- Нет. В самый раз, - отозвался Клямин, думая про себя, что подлец Параграф взял лучшую бутылку, которую он, Клямин, хранил для особого случая… - Послушайте, Виталий, вы сказали: «наш рейс». Я вас правильно понял?
- Надеюсь. - Параграф причмокивал, испытывая прелесть коньячного букета. - Мы летим вдвоем. Так решил хозяин. Слишком серьезная ситуация, Антон… Хозяин не может рисковать.
- Какая-то хреновина, - усмехнулся Клямин, сдерживая досаду. - Прилететь, улететь…
- Дай бог. Я хочу надеяться, что именно тем все и закончится.
«Что они имеют в виду? - подумал Клямин. - Что их так пугает?»
- Хотите кофе? - Он повел головой в сторону кухни. Параграф вытянул себя из кресла, прихватил бутылку и направился следом за Кляминым. Кепи он сунул в карман плаща…
Кухня с ее цветным кафелем, югославской универсальной установкой и светильниками выглядела опрятной.
- Холостая жизнь вам не в тягость, - заметил Параграф. Он придвинул к столу табурет и сел, откинув подол плаща.
- А вы женаты? - уклончиво проговорил Клямин.
- Женат. Двадцать лет как женат, - охотно отозвался Параграф.
- О… Награда ищет героя.
- Точно, - поддержал Параграф. - Редкость в наше время.
Клямин поставил на стол две чашки, масло, банку с растворимым кофе, положил соленые палочки, нож. Он поднес к чашкам чайник, наклонил, придерживая пальцем крышку.
- Понимаете, Антон, - продолжал Параграф, - в нашей семье никогда никто не разводился. Ни деды, ни дядья с тетками. Мой отец прожил с матерью сорок пять лет. Всякое между ними было, но семью блюли. Отец был человек высоконравственный, прокурор. Сами понимаете - все на виду… К тому же я люблю свою жену.
- И ни разу ей не изменили, - съязвил Клямин.
- Наносите запрещенные удары. Мы недостаточно с вами близки. - Параграф улыбнулся, сужая и без того узкие, словно у сонной кошки, глаза.
- Да. Мы недостаточно знакомы, - согласился Клямин, размешивая ложечкой кофе. - Однажды я вас встретил случайно. Во дворе дома, в котором жил мой приятель… Ужасная история: он вывалился из окна, упал с девятого этажа.
Параграф спокойно смотрел на Клямина, лишь пальцы его побелели, сильнее сжимая ручку чашки.
- Никаких случайностей, - помедлив, заговорил Параграф. - Я живу в том доме. Ужасная история. Я хорошо знал Михаила. Обращался к нему за помощью - он был отличный кузовщик… Кстати, это я его и познакомил с Серафимом Куприяновичем. А Михаил сосватал вас. - Параграф хлебнул кофе, взял соленую палочку, обмакнул ее в масло и с хрустом надкусил здоровыми выпуклыми зубами. - Я живу в том доме. Ужасная история. - повторил он. - Я шел на работу, и вдруг…
Клямин кивнул, обхватил чашку обеими ладонями, уперся локтями в стол и поднес чашку ко рту.
- Так и не выяснили причину гибели? - спросил он, прежде чем сделать глоток. - Что говорят в юридических кругах?
- Самоубийство, - ответил Параграф. - Напился, шагнул в окно… Впрочем, я давно не вращаюсь в юридических кругах. Проштрафился. Но это дело прошлое.
Сделав глоток кофе, Клямин снова покивал головой. Мол, у каждой сошки свои сережки, и чужой нос совать нечего. Он никак не мог понять Параграфа. С одной стороны, вроде мужик как мужик, только белобрысый очень. С другой - загадка, не мог с ним Клямин расслабиться. Такое впечатление, что сжимает его Параграф, не отпускает…
- Те м не менее вы, Виталий, знаете обо мне больше, чем я о вас. - Клямин притворился наивно-удивленным. - Так мне кажется.
Он понимал, что надо отвлечь внимание Параграфа от той истории, которая случилась во дворе кооперативного дома…
