Елена Михалкова - Восемь бусин на тонкой ниточке
– А почему ты не вылезешь оттуда?
Анциферов разразился пылкой речью. Из его монолога Маша поняла, что Марфа доверила племяннику очистить загон от грязи и для этой цели вручила рабочие штаны и лопату. Но подлая свинья, не ценящая заботы, восприняла визит Иннокентия как вторжение на свою частную территорию. И вот уже десять минут терроризировала бедного Анциферова, бодая его, как заправская коза.
По завершении монолога Маша смогла насладиться семейным дуэтом Анциферовых.
– Кеша, вылезай! – нежно увещевала Нюта.
– Не могу! – рычал ее супруг. – Я должен вычистить эти авгиевы конюшни.
– Милый, у тебя ничего не выйдет. Свинья слишком дикая.
– Плевать! – горячился Иннокентий. – Я сказал, что я вычищу этот проклятый загон, и я его вычищу! Это вопрос принципа!
«Это вопрос твоей репутации, милый, – мысленно поправила Маша. – Ты хочешь доказать Марфе, что можешь справиться с любым ее поручением».
Иннокентий собрался с духом, подцепил на лопату грязь и с молодецким уханьем опрокинул ее за ограду. Нюта вовремя отскочила в сторону, потому что грязь хлопнулась на траву и разлетелась вонючими брызгами.
– Кеша, зачем ты здесь пачкаешь? – удивилась она.
– А куда еще, по-твоему, я должен кидать это зловонное месиво? – тонко выкрикнул Анциферов. – Не задавай идиотских вопросов! Лучше иди и отвлеки эту паршивую свинью.
Он набрал вторую лопату. И допустил стратегическую ошибку, повернувшись к свинье спиной.
Дульсинея, и без того рассерженная, на словах «паршивая свинья» насупилась еще сильнее. Крохотные раскосые глазки свирепо блеснули. Стоило Анциферову открыть тылы, как Дульсинея проворно добежала до противника и наподдала ему рылом сзади.
Удар был нанесен с такой силой, что Иннокентий выпустил из рук лопату и шмякнулся на колени. Грязь под ним издала довольный чавкающий звук. Пытаясь сохранить равновесие, Анциферов погрузил в бурую жижу правую руку, опираясь на ладонь, а затем начал подниматься, ругаясь на чем свет стоит.
Маша так и не поняла, подвернулось ли у Иннокентия запястье или же он просто поскользнулся. Но только Анциферов взмахнул свободной рукой, взвизгнул и брякнулся на бок, словно ребенок, которого первый раз вывели на лед.
Падение было ошеломительным и эффектным. Фонтанчик брызг всплеснулся вверх и осел на рубашке, лице и волосах Анциферова.
А коварное животное отбежало в сторону и, развесив розовые уши, наблюдало, как враг копошится в грязи.
– Милый, – сочувственно воскликнула Нюта. – Ты упал!
Но сейчас ее способность констатировать очевидные факты оказалась некстати.
– Нюта, – прохрипел Иннокентий, цепляясь перепачканной ладонью за ограду, – уйди от греха подальше.
Ему удалось, наконец, встать. Анциферов поднял лопату и распрямился.
Глядя на него, свинья удовлетворенно хрюкнула. Маша тоже хрюкнула и сползла с подоконника, корчась в муках беззвучного смеха.
Преподаватель философии (и сам немножко философ) выглядел так, как будто это он был постоянным обитателем загончика. У Маши даже мелькнула мысль, что именно этого хавронья и добивалась: стереть разницу между человеком и свиньей. Приходилось признать, что ей это почти удалось.
– Что здесь такое творится? – раздался громкий голос, и во дворе появилась Марфа.
Увидев племянника, она замедлила шаг, а потом и вовсе остановилась, высоко вскинув брови.
– Бог ты мой… – ошеломленно произнесла Олейникова. – Кеша, кто тебя так?
Свинья скромно потупилась.
– Упал немножко, – сквозь зубы процедил Иннокентий. – Бывает. Ничего, сейчас я всю грязь перекидаю наружу, и здесь хотя бы можно будет ходить без риска для жизни.
– Перекидаешь? – переспросила Марфа. – Ох ты, горе мое, горе. Дай сюда лопату!
У Иннокентия забрали лопату и вывели из загончика. Марфа широко приоткрыла дверь сарая.
– Дуся! – позвала она. – А ну выходи!
И, слегка постукивая плашмя лопатой по крупу свиньи, загнала ее в сарай.
– Не любит в сарае сидеть, – пояснила Марфа, наклоняясь и шаря руками в траве. – А лопаты побаивается, поэтому идет. А, вот он!
Она подняла найденный предмет, оказавшийся синим садовым шлангом, и повернула кран. Из шланга хлынула мощная струя воды. Олейникова направила ее в загон, и тут стало ясно, что он расположен под наклоном: вода вперемешку с грязью, бурля, стекала к дальней стороне, выливаясь в незаметные желобки по краю загончика.
Через десять минут чистка загона была закончена. Марфа ловко свернула шланг и повесила на гвоздь, вбитый в стену сарая.
– Механизация, – гордо сказала она молчащим Нюте и Иннокентию. – Там у меня труба, по ней вся гадость стекает и в землю уходит. А ты, значит, лопаткой ее… И наружу кидал… Хе-хе!
Иннокентий открыл рот и тут же закрыл. С бороденки его упала грязная капля.
– Интеллигент, – подвела Марфа итог деятельности Анциферова. – Ладно, давай Дусю мою обратно загонять. Пора проверить, как там все остальные.
Вскоре выяснилось, что дела у всех остальных обстоят не намного лучше. Гена Коровкин, брошенный на борьбу с сорняками, справился с ними отлично. Но сам пострадал: снял футболку, решив, что солнце еще раннее, и в отместку за пренебрежение светило хлопнуло его по спине жаркой ладонью, оставив яркий красный след.
Теперь нахохлившийся Геннадий сидел в тени, а Лена обмазывала его спину сметаной. При каждом ее прикосновении Коровкин морщился, корчился, как грешник в аду, и просил «полегче там».
Борису повезло чуть больше: отправленный на колку дров, он отделался небольшой ссадиной на лбу – там, куда попала отскочившая щепка.
Матвей Олейников все еще возился с чисткой колодца. Когда Марфа с Машей заглянули туда и поинтересовались, как дела, до них донеслось грубое ворчание, словно внизу сидел медведь.
– Ругается, – уважительным шепотом сказала Марфа. – Значит, дело движется.
Маша не могла согласиться с этим выводом, но и спорить не стала.
– А где Ева? – спросила она.
– Отдыхает, – с самым безмятежным видом ответила старуха.
– От чего?
– Просто так отдыхает. Она такая женщина – может и без работы отдохнуть.
Маша покосилась на тетушку.
– Вечером у нее будет дело, – добавила Марфа. – Ответственное.
Но больше ничего не сказала.
Из колодца выбрался Матвей, тряся лохматой головой, как огромный косматый пес.
– Все, – выдохнул он. – Теперь – купаться!
На реку шли по дороге, заросшей травой: сначала через поле мимо деревушки, затем через лес, а остаток пути брели по лугу, где качались ромашки на тонких шейках. В небесной синеве лениво купались толстые облака, и ветерок словно бы не гнал их, а лишь переворачивал с боку на бок.
Маша переоделась в зеленый сарафан, который, она знала, ей очень шел. И чувствовала себя замечательно. Но лишь до тех пор, пока к ним не присоединилась Ева Освальд.
Ева выбрала для прогулки шорты пикантной длины и топик размером с варежку. Идти на речку ее уговорил Олейников, и теперь они шагали вместе и смеялись над чем-то. Маша шла рядом с Леной, величаво плывшей среди полей, словно корабль, и не могла отделаться от мысли, что они интересная пара – Матвей и Ева.
Эта мысль вносила досадную нотку, диссонирующую с прекрасным летним днем и дорогой через поле. Чтобы избавиться от нее, Маша принялась наблюдать за остальными.
Ярошкевич составил компанию Марфе и вынужден был всю дорогу слушать ее рассуждения о душе. Тетушке поддакивал Иннокентий, а Нюта семенила рядом с ним, держа супруга под локоть, и соглашалась с каждым его словом.
Гена хотел остаться дома, но и его Матвей уговорил идти с ними. Соблазнял белым прибрежным песком, прохладной водой, что мигом излечит все ожоги, и в конце концов уломал. В сарае Гена нашел велосипед и, с разрешения Марфы, поехал на нем. Теперь он радостно дзенькал велосипедным звонком, и растревоженные пичужки вспархивали перед ним из травы.
Они вышли на невысокий обрыв, под которым текла река, темная, поблескивающая, как шкура ужа. На другом берегу тонкие, спутанные ветки ивы тянулись к воде. Маша разглядела мучительно выгнувшиеся стволы, корни, выступавшие из земли, словно узловатые вены… Жутковато выглядел тот берег, даже сейчас, при солнечном свете.
– Вода-а!
Коровкин вприпрыжку помчался к реке, бросив велосипед на траву: маленький, узкоплечий, как кузнечик. За ним, на ходу сбрасывая рубашку, рванул Борис. Шумный всплеск двух тел, одновременно плюхнувшихся в воду, нарушил речную тишину. Берег огласился воплями, хохотом, звонкими ударами по воде.
Марфа Степановна со всеми удобствами устроилась в теньке на подстилке. Заботливый Иннокентий подсунул ей под спину надувную подушку и почтительно снял с тетушки шлепанцы.
Матвей не обманул: песок здесь и впрямь был белым, мелким, как манная крупа, и теплым. Маша с наслаждением погрузила в него босые ступни. Раздеваться было неловко, а особенно не хотелось предъявлять зрителям бледное до синевы тело рядом с загорелой Евой, уже вышагивавшей в бикини по краю реки. Лена Коровкина разделась без всякого стеснения, открыв монументальные формы, стянутые купальником. Нюта уселась возле Марфы, сбросив с плеч лямочки платья.
