Армадэль, или Проклятие имени - Уилки Коллинз
Провизор вышел из комнаты.
Как только он ушел, доктор начал открывать и закрывать ящики в разных местах с видом человека, который торопится что-то найти и не знает, где отыскать.
– Господи помилуй! – воскликнул он, вдруг остановившись у ящика, из которого он вынул накануне пригласительные билеты. – Это что такое? Ключ? Дубликат ключа от моего аппарата наверху! О боже, боже! Каким я становлюсь небрежным, – сказал доктор, обращаясь к мисс Гуилт. – Я не имел ни малейшего понятия, что у меня есть этот второй ключ. Я никогда бы его не хватился, уверяю вас; я никогда бы его не хватился, если бы кто-нибудь вынул его из этого ящика.
Он суетливо перешел на другой конец комнаты, не заперев ящика и не вынув ключа.
Молча мисс Гуилт слушала, пока он говорил; молча проскользнула она к ящику, молча вынула ключ и спрятала его в кармане передника.
Провизор вернулся с обломками камней, сложенных в тазу.
– Благодарствуйте, Бенджамин, – сказал доктор. – Пожалуйста, облейте их водой, пока я принесу склянку.
Так как неприятные случаи бывают иногда в наиболее устроенных семействах, так и неловкость встречается иногда с наиболее приученными к делу руками. Когда доктор снимал с полки склянку, она выскользнула из его рук и разбилась вдребезги на полу.
– О пальцы мои, пальцы! – закричал доктор с видом комической досады. – Зачем вы сыграли со мною такую злую шутку? Ну, делать нечего. У нас нет этого больше, Бенджамин?
– Ни одной капли, сэр.
– Ни одной капли! – повторил доктор. – Милостивая государыня, как мне извиняться перед вами? Моя неловкость сделала невозможным сегодня наш маленький опыт. Напомните мне завтра, чтобы выписать еще этого состава, Бенджамин, и пожалуйста, не беспокойтесь исправлять этот беспорядок. Я пришлю сюда слугу подтереть пол. Наш Сильный Друг довольно безвреден теперь, милостивая государыня, в соединении с деревянным полом. Мне очень жаль, право, жаль, что я обманул ваше ожидание.
С этими извинительными словами он предложил руку мисс Гуилт и вывел ее из аптеки.
– Вы закончили со мною теперь? – спросила она, когда они были в передней.
– О боже, боже! Каким тоном вы это говорите! – воскликнул доктор. – Обед в шесть часов, – прибавил он с подчеркнутой вежливостью, когда она отвернулась от него и с холодным молчанием медленно пошла наверх в свою комнату.
Часы самые тихие, неспособные расстроить самые раздражительные нервы были прикреплены в стене над площадкой первого этажа в лечебнице. В эту минуту, когда стрелка показывала без четверти шесть, тишина на этажах нарушилась только шелестом платья мисс Гуилт. Она пошла по коридору первого этажа, остановилась у закрытого аппарата, прикрепленного снаружи у комнаты под номером четвертым, прислушалась с минуту, потом отперла крышку ключом.
Открытая крышка отбрасывала тень на внутренность ящика. Мисс Гуилт сначала увидела то, что она уже видела – банку и стеклянную трубу, обложенную пробкой. Она вынула трубу и, осмотревшись вокруг, заметила на подоконнике, находившемся возле, восковую свечу, прикрепленную к железному пруту, которым зажигали газ. Она взяла прут и, вложив его в отверстие, которое занимала труба, начала мешать им в банке. Легкое бульканье какой-то жидкости и скрежет какого-то твердого вещества, которое она мешала, было единственными звуками, доносившимися до ее ушей. Она вынула прут и осторожно дотронулась кончиком языка до жидкости, оставшейся на пруте. Осторожность оказалась совершенно ненужной в этом случае: жидкостью оказалась вода.
Положив трубу на прежнее место, мисс Гуилт заметила что-то блестящее на пустом месте возле банки. Она вынула эту вещь, которая оказалась пурпуровым флаконом. Жидкость, которой он был наполнен, темнела сквозь прозрачное цветное стекло; шесть тоненьких бумажек были прикреплены в правильных промежутках, разделявших жидкость, заключенную в флаконе на шесть равных частей.
Теперь не было сомнений, что аппарат был тайно приготовлен для нее – аппарат, от которого она одна (исключая доктора) имела ключ.
Мисс Гуилт поставила флакон на прежнее место и заперла ящик. С минуту она смотрела на него с ключом в руке. В этот же миг исчезнувший румянец снова выступил на ее лице, впервые в этот день она почувствовала душевный подъем. Мисс Гуилт обернулась и, запыхавшись, поспешила наверх в свою комнату на втором этаже. Торопливо достала из гардероба свое манто и из картонки – шляпку.
– Я не в тюрьме! – закричала она пылко. – Я могу владеть своим телом! Я могу идти – все равно, куда бы то ни было, только бы мне выйти из этого дома!
Надев манто и держа шляпку в руке, прошла через комнату к двери. Еще мгновение, и она была бы в коридоре. В эту минуту в голове ее мелькнуло воспоминание о муже, от которого она отреклась. Мисс Гуилт вдруг остановилась и бросила манто и шляпку на постель.
– Нет, – сказала она. – Бездна легла между нами. Худшее сделано!
Постучали в дверь. Голос доктора вежливо напомнил ей, что уже шесть часов. Она отперла дверь и остановила его, когда он сходил вниз.
– В какое время придет сегодня поезд? – спросила она шепотом.
– В десять часов, – отвечал доктор таким голосом, который все могли слышать.
– В какой комнате остановится мистер Армадэль, когда приедет?
– В какой комнате хотите вы, чтобы он остановился?
– В комнате под номером четвертым.
Доктор до самого конца поддерживал инсценировку.
– Пусть будет номер четвертый, – сказал он любезно. – Только, разумеется, если номер четвертый не будет занят в это время.
Прошел вечер, настала ночь.
За несколько минут до десяти часов Бэшуд опять был на своем посту и опять ожидал прибытия поезда.
Дежурный инспектор, знавший его по наружности и лично удостоверившийся, что его аккуратное появление на станции железной дороги не связано с намерением посягнуть на кошельки и чемоданы пассажиров, приметил два новых обстоятельства в поведении Бэшуда в этот вечер. Во-первых, вместо того чтобы проявить свою обыкновенную веселость, он казался встревоженным и унылым; во-вторых, пока он поджидал поезда, за ним в свою очередь наблюдал худощавый, смуглый, среднего роста молодой человек, который оставил свою поклажу (записанную на имя Мидуинтера) в
