Нулевой день - Рут Уэйр
Большинство наших книг стояли внизу, в гостиной, но я не решалась туда спуститься, по крайней мере, пока. Убеждала себя, что просто боюсь: вдруг полицейский, дежурящий на улице, заметит меня за тонкими занавесками, – хотя, откровенно говоря, это неправда, точнее, не совсем. На деле я не нашла в себе сил вернуться туда, где погиб Гейб.
У нас в спальне было несколько книжных полок, и я решила для начала посмотреть там. Если ничего не получится, тогда подумаю, спускаться ли в гостиную.
Почему-то войти в спальню было труднее, чем в гостевую. Она казалась такой привычной, невинной. На маленьком антикварном диванчике в изножье кровати валялась моя одежда. На батарее висели аккуратно сложенные джинсы Гейба. На прикроватной тумбочке рядом с горстью мелочи ждала его книга. Даже скомканное одеяло лежало так, как мы оставили утром перед проверкой «Арден-альянс». Я подсчитала. Одна, две… три ночи назад – последний раз, когда я спала в собственной постели, прижимаясь к Гейбу. Словно в другой жизни, совсем другим человеком, еще не измученным горем и бесконечными тягостными воспоминаниями. Если бы… Если бы только я осталась с ним, прижавшись к его теплому телу. Если бы только сказала, что плохо себя чувствую. Если бы только знала. Но я не знала. Откуда? А если бы… если бы свернулась калачиком на диване и смотрела телевизор, вместо того чтобы шнырять по серверной «Арден-альянс», то, возможно, ничего этого не случилось бы. А может, меня бы тоже убили. Наверное, оно бы и к лучшему.
Я убеждала себя поскорее взять необходимое и убираться восвояси, но, не удержавшись, медленно прошла к кровати и заползла на место Гейба. Легла и уткнулась лицом в его подушку. Она пахла им, пахла Гейбом.
Слезы подступали к горлу, в глубине души я понимала, что сильно рискую. Еще немного, и потеряю самообладание, и в таком виде меня через несколько часов найдет полиция: обнимающую подушку, в ступоре от слез. Господи, до чего не хотелось уходить! Полежать бы еще чуть-чуть с закрытыми глазами, будто все хорошо, будто Гейб всего лишь спустился вниз сварить кофе и в любую минуту вернется, откроет дверь локтем, потому что руки заняты чашками…
Я почувствовала, как во мне поднимается животный вой горя, но подавила его, с трудом села, спустила ноги с кровати и перевела дух.
У тебя получится.
«Ничего у меня не получится», – в отчаянии подумала я. Вот уж нет так нет. Я не хочу нести эту ношу.
Но выбора не было. Если бы я лежала в гостиной, залив все кровью, Гейб точно не упал бы на мою половину постели, не сдался бы. Никогда. Он не знал бы покоя, пока не выследил и не уничтожил бы убийцу.
Нет, Гейб не сдался бы. И я не должна.
Я встала.
Книжная полка Гейба висела рядом с кроватью, на ней все еще стоял стакан с водой со следом его губ на ободке, но я взяла себя в руки, отодвинула стакан и, склонив голову набок, просмотрела корешки книг. «Сговор остолопов»? Нет. «Великая теорема Ферма»? Нет. «Цементный сад»? Нет. «Империя боли», «Музыка простых чисел»? Нет и нет.
Я пробежалась взглядом по полкам, все сильнее падая духом от знакомого сочетания художественной и научной литературы. Наши вкусы редко совпадали. Я больше склонялась к Нилу Гейману, Урсуле Ле Гуин, Робин Хобб – фантастика попроще, фэнтези. Поэтому вспомнить название, которое Гейб упомянул, было еще сложнее. И все же я могла поклясться, что пока нужную книгу не нашла.
Тут я ее увидела. Она лежала на книгах, под самым верхом полки. Старая, потрепанная, суперобложка из шестидесятых облуплена, надорвана по краям.
«Стеклянный ключ» Дэшила Хэммета.
В ушах зазвучал веселый бас Гейба: «Ключ в „Ключе“, поняла?»
Я вытащила книгу с осторожностью – старая ломкая бумага хрустела, а клей на корешке собирался вот-вот треснуть – и открыла. Сзади на развороте были аккуратно выведены карандашом три длинных кода из комбинации цифр и букв, каждый знаков на двадцать, не меньше.
Одна из этих записей – я понятия не имела, какая, – давала доступ примерно к двадцати тысячам, хотя сумма колебалась ежедневно. Времени все записать не было, и, конечно, я не запомнила бы все наизусть, поэтому просто засунула книгу в рюкзак. Вдруг с улицы раздался шум, и у меня сердце подпрыгнуло.
Я этот шум слышала совсем недавно. Звук упавших на крыльце бутылок с молоком.
– Вот зараза! – донеслось из сада перед домом. – Извините, споткнулся о бутылки.
Треск рации, неразборчивые слова и помехи. Я осторожно выглянула из-за занавесок в спальне и увидела у двери полицейского с телефоном в руках.
Сердце забилось быстрее прежнего, даже не думала, что такое возможно.
– Да. Да, понял. Захожу, но она вряд ли дома. Никого не заметил, только полицейского. Минуту, ключ застрял.
Черт! Пора бежать.
Закинув рюкзак на плечо, я тихо помчалась по коридору, но на полпути к лестнице услышала, как поворачивается уже второй ключ. На миг я застыла, с тоской глядя на дверь ванной, но меня бы засекли с порога: войти могли в любую секунду. Тогда я развернулась и бросилась обратно в спальню.
Зажмурив глаза, я прижалась ухом к двери. Внизу раздался металлический щелчок, входная дверь распахнулась, ручка ударилась о стену прихожей (а я так старательно красила!), и в доме зазвучали тяжелые шаги полицейского.
Я затаила дыхание. Что же делать?
– Вошел, – тихо донеслось снизу. – С виду все на месте. Сейчас осмотрюсь.
Раздался ответный треск рации, шаги полицейского по коридору и скрип досок в гостиной. Поблагодарив бога за старые викторианские дома, я осторожно повернула ручку двери, поставила ногу на лестничную площадку – и тотчас юркнула обратно, когда вновь услышала треск рации и шаги полицейского в холле.
– Тут ничего. Проверю наверху.
А вот теперь я угодила в ловушку. Спуститься не могла: он уже поднимался и, конечно, не пропустит спальню. Заглянет ли в шкаф? А под кровать?
На миг я нерешительно застыла, но очнулась, когда заскрипела первая ступенька лестницы. Слова, которые я себе сказала в «Арден-альянс», подходили и здесь. В нашем деле заминка опасна. Иногда нужно прислушаться к чутью.
Я побежала через всю спальню, стараясь не наступить на расшатанную половицу под окном, распахнула дверцу шкафа, запрыгнула внутрь и захлопнула ее за собой.
Как раз вовремя.
Одежда еще качалась на вешалках, когда