Последний день осени - Влада Ольховская
Телефон между тем продолжал трезвонить, кому-то очень уж хотелось поговорить с Женей. Номер оказался незнакомый… Она пообещала себе, что, если кто-то ошибся, он сейчас узнает о себе много нового и не слишком приятного.
Однако ошибки не было. Когда она наконец ответила, тихий мужской голос спросил:
– Вы Евгения Рябинина?
– Да…
– Я звоню из-за вашей матери… Она умерла. Мне очень жаль.
Он говорил еще что-то – что-то важное, пожалуй. Объяснял, указывал причины. Подсказывал, что нужно делать. Женя не слушала, не могла просто. Мир вокруг нее кружился и расплывался. Голос застыл в горле, слова не подбирались, не придумывались. Нужно было обвинять незнакомца во лжи, в неудачной шутке, уточнять, серьезно ли он. А Женя почему-то не могла, она как будто знала… знала до того, как он сказал.
Хотя никаких предупреждений не было, как не было и полноценного предчувствия беды в этот день – его Женя придумала позже. Она знала, что мать болеет, но не представляла, насколько серьезно. Жене казалось, что все скоро закончится, обойдется, потому что… Ну, потому что это мама. Мамы не исчезают, они вечные, они справляются… Разве нет? Раньше всегда было да. Сегодня впервые оказалось нет.
Еще этим утром Женя была беззаботной студенткой, наконец дорвавшейся до самостоятельности. Теперь же она в один миг превратилась в ответственную взрослую, первым заданием которой стала организация похорон.
Ну и был еще брат… Как бы брат. Мальчик, с которым нужно было что-то делать.
Женя не хотела делать ничего. Она его не любила – и никогда не скрывала этого. Ей казалось, что этот маленький паршивец украл у нее детство, всю ту мамину любовь, которую Женя так долго ждала… А когда дождалась, пришлось делить на двоих. Он ведь даже не был ей братом! Просто каким-то приблудышем, которого мама однажды притащила в дом. Другие на улицах котят подбирают. Мама где-то нашла младенца.
Женя так и не простила ее за это, не до конца так точно. Сначала недовольство проявлялось шумными скандалами и бурным выяснением отношений. Но это ни к чему не привело, мальчик так и остался в доме, а мама утверждала, что обоих детей любит одинаково.
Однако и Женя не собиралась сдаваться, делая вид, что так и надо, что этот огрызок и правда ее братик. Едва дождавшись совершеннолетия, она уехала, начала жить отдельно. Она не прекратила общение с мамой, но полностью вычеркнула из своей жизни пацана. Мама, конечно же, была недовольна, но ничего не могла сделать. Каждая из них осталась при своем, и в моменты редких встреч между ними будто оставалась стеклянная стена.
Но даже так Женя была уверена, что все каким-то образом решится само собой. Или мама одумается, или пацан из дома свалит. Женя была не готова к тому, что однажды ей доведется увидеть свою мать мертвой… Оказалось, что мертвецы совсем не похожи на себя живых.
Последовали долгие мучительные дни принятия. На Женю одно за другим обрушивались новые правила игры, ну а пацан… Она понятия не имела, где он тогда был. Как позже оказалось, о нем заботились подруги матери. На похоронах он присутствовал, Женя просто была в таком шоке, что даже не обратила внимания на испуганного ребенка, следующего за ней немой тенью.
Потом жизнь кое-как уместилась в новую колею, страшную, но неизбежную. И вот тогда к Жене пришли те самые подруги матери и намекнули, что неплохо бы забрать братика. Потому что лимит их доброты почти исчерпан, мальчик не их забота. Да и половина наследства матери ему причитается – официально он ведь был сыном.
Женя ни от кого не скрывала, что собирается отказаться от него. Ей двадцать лет, у нее вся жизнь впереди. Ей не нужен десятилетний пацан, который якорем потянет ее на дно. Она попыталась заставить старших женщин сразу сдать его в детдом, но ей сказали, что система работает не так. Жене нужно было самой заняться этим, ребенок – это не взятый в аренду велосипед, который можно вернуть в любой момент.
Она была спокойна, когда шла на встречу с ним. А уже там, в квартире матери, из которой мелкий паршивец, по сути, выгнал законную наследницу, ее будто прорвало. Женя кричала, и плакала, и обвиняла его. Что это он во всем виноват. Что мама умерла из-за него – потому что кто-то же должен быть виноват! Когда есть виноватый, почему-то становится легче. Что Женя уж точно не возьмет его на воспитание, он ей никогда не нравился. Он – сирота, от которого отказались родители, они сразу поняли, какое он ничтожество. Он отправится в детский дом, хотя лучше бы послать его в зверинец, там ему самое место.
– Видишь, что я сделала? – криво усмехнулась Женя, беспомощно сжимая чашку с остывшим кофе. – Я выплеснула на него всю ненависть, которая была направлена не на него, а на меня. Это себя я винила в смерти мамы… Я же ее бросила! И столько нервов потрепала перед этим… Но тогда я ничего такого не понимала. Я не сдержалась… А он был вынужден все это выслушать. Ему ведь десять лет было! Такое запоминают на всю жизнь.
Женя понятия не имела, почему говорит это сейчас. Заходя в кофейню, она не собиралась откровенничать – напротив, хотелось отвлечься милой, ничего не значащей беседой и позабыть обо всем. А потом правда вырвалась на свободу, и остановить ее было не проще, чем убедить лавину замереть.
Это было отвратительное решение. Женя прекрасно понимала, что после таких признаний потеряет недавнего знакомого, симпатичного ей. Но иногда отвратительные решения остаются единственно возможными.
Сергей, к его чести, не спешил ни обвинять ее, ни уходить. Его лицо оставалось спокойным, а вот очки сейчас раздражали вдвойне. Вместо взгляда, в котором можно прочитать хоть какую-то реакцию, Женя получала зеркало, отражающее ее собственный испуг и слезы, блестевшие у нее на глазах.
– Но ведь в итоге он остался с тобой, – напомнил Сергей, когда она вынуждена была сделать паузу, дать себе передышку.
– Да… Он остался со мной. Это было решено в тот же день.
Отправляясь на
