Неловкая поступь смерти - Наталия Николаевна Антонова
– К Геннадию Сергеевичу Рыбакову, но он сказал, что его дверь обита красным. А здесь ни одной такой двери нет, – придумала на ходу легенду Любава.
Мальчик задумался и сказал, что в их подъезде нет такой двери.
– Может, он ошибся с красным цветом, может, обивка коричневая, – проговорила она и спросила: – Здесь кто живёт?
– Тётя Ира с дочкой Машей…
– Надо же…
– Рыбакова Геннадия Сергеевича здесь точно нет. А чем он занимается?
– Он учёный, зоолог.
– Тогда вы ошиблись подъездом, какой-то учёный живёт в соседнем. Хотя он, кажется, занимается минералогией…
– Как жаль…
– Ничего, – попытался утешить её мальчик, – уточните адрес и найдёте своего знакомого.
– У него ещё сестра в обувном работает, – ни на что не надеясь, проговорила Любава.
– В магазине, но не обувном, а по продаже одежды работает тётя Мила, но она здесь не живёт, только навещает маму, Зинаида Витольдовна живёт здесь, – он указал на дверь напротив. – Но у них нет никаких учёных.
– Спасибо, ты мне очень помог, – поблагодарила Любава.
– Да не за что, – мальчик пожал плечами и полез за ключами от двери в карман.
Щенок всё это время приплясывал на месте от нетерпения и радостно залаял, когда Любава наконец перестала отвлекать хозяина разговорами и направилась к лифту.
– Капитоша проголодался, – услышала она фразу мальчика, сказанную ласковым голосом.
– Ну вот, теперь я хотя бы знаю, в какой квартире живёт Капитоша, – улыбнулась она про себя. Но главное, конечно, то, что она узнала, к кому приехала Горбункова.
Ринат не стал прорываться в подъезд и терпеливо поджидал её возле крыльца.
– Ну что, узнала что-нибудь? – спросил он, едва Любава вышла из подъезда.
– Да, там живёт мать Горбунковой, Зинаида Витольдовна.
– Надо бы её навестить… – проговорил он задумчиво.
– Ну это уж как следователь решит.
– Само собой. – Ринат тронул автомобиль с места.
Несколько метров они проехали молча, а потом Ахметов осторожно проговорил:
– Мне кажется, что в управление возвращаться уже поздно.
– Ага, – согласилась Любава, – попробую Наполеонову сейчас по телефону доложиться. Посмотрим, что он скажет. – И она набрала номер сотового следователя. Наполеонов отозвался сразу, выслушал её внимательно и, к облегчению девушки, сказал, что на сегодня отбой.
– Ну что? – спросил Ринат, когда она отключилась.
– Разбегаемся по домам.
– Тогда я сейчас тебя подвезу.
– Можешь подбросить меня до метро и бежать к своим девочкам, – улыбнулась она.
– Нет уж, сначала доставлю тебя до места прописки. Я человек ответственный.
– Что есть, то есть, – с улыбкой согласилась Любава.
Наполеонов решил тоже отправиться домой.
Он заехал в кулинарию и купил большой торт с розочками и всевозможными завитушками из крема.
Торт следователь по старой привычке покупал именно в кулинарии, хотя там было дороже. Да и срок годности был всего двое суток. Но именно эти двое суток убеждали его в том, что в торте нет консервантов и подобной химии.
Софья Марковна тоже была неравнодушна к тортам из старой кулинарии, сохранившейся ещё из советского прошлого. Она называла её очаровательным осколочком прошлых времён.
После кулинарии следователь заскочил в «Цветочный». И долго выбирал цветы для матери, остановиться он решил на букете из астр и гербер.
Поставив в гараж автомобиль, он вихрем взлетел по лестнице и нажал на кнопку звонка. Не открывали ему довольно долго. Наполеонову показалось, что прошла целая вечность, прежде чем дверь распахнулась.
– Наконец-то! – выдохнул он и приготовился чмокнуть мать в щёку.
Но оказалось, что на этом празднике жизни он лишний…
В прихожую высыпали ещё три нарядно одетые румяные женщины с подозрительно блестящими глазами. Наполеонов узнал в них приятельниц матери и спросил весело:
– Да вы, барышни, как я смотрю, уже начали праздновать без меня?
– Нет-нет, Шурочка, мы только аперитив пригубили, – ответила за всех Софья Марковна, – и потом, – добавила она, – я почему-то была уверена, что ты сегодня поедешь к Мирославе.
– Мне уйти? – спросил Шура, по-прежнему улыбаясь.
– Нет-нет, что ты, Шура! – закричали все дамы хором. Потом две из них подхватили его под руки и потащили в гостиную.
«И зачем я только не поехал к Мирославе», – ругал себя Наполеонов. Но его уже закружил цветник из материнских подруг, и вырваться из него не было никакой возможности. Поэтому Шура решил расслабиться и получить удовольствие.
Наполеонов обвёл взглядом накрытый стол и присвистнул:
– Да у вас тут девичник. А стриптизёры будут?
К его радости, кроме торта, принесённого им, были и другие торты.
Женщины захихикали, кто-то из них даже замахал на Наполеонова руками: озорник!
– У нас не девичник, – объяснила Софья Марковна сыну, – мы отмечаем день ангела Зиночки!
Зинаида Павловна важно кивнула.
А Софья Марковна продолжила:
– У Зиночки, сам знаешь, особо не разгуляешься, квартирка с гулькин нос и семеро по лавкам.
Наполеонов согласно кивнул. У Зинаиды Павловны была трёхкомнатная квартира в хрущёвке, но кроме них с мужем в ней ещё жили старенькие родители мужа, сын с женой и двойняшками и незамужняя дочь. Старшая дочь с семьёй переселилась в однокомнатную квартиру бабушки и дедушки. А старики переехали к Зинаиде Павловне.
И хоть говорят «в тесноте, да не в обиде», по мнению Наполеонова, жить ввосьмером на пятидесяти пяти метрах в квартире с крохотной кухней и коридорчиком в два метра было сплошным мучением.
Сама же Зинаида Павловна, будучи прирождённой оптимисткой, всем сочувствующим говорила: «Э, милые, вы, видать, в бараке не жили со всеми удобствами на улице».
Муж Зинаиды Павловны играл в оркестре на трубе. Эту квартиру им и дали в молодости после рождения второго ребёнка. А Зинаида Павловна всю жизнь, как говорила мать Наполеонова, скрипела, то есть вела в музыкальной школе уроки игры на скрипке.
Познакомились подруги в ранней молодости на дне рождения одного из приятелей мужа Зинаиды Павловны. Собственно, все подруги матери Наполеонова были из этой самой ранней молодости, и он всех их знал с детства.
– Тётя Зи! – всплеснул он руками, изображая крайнее отчаяние и для усиления эффекта хлопнул себя по лбу. – Я же совсем забыл о твоём дне ангела и явился, как последний оборванец, не только без галстука, но и без подарка и без цветов.
– Цветы-то ты как раз принёс! – подмигнула ему Зинаида Павловна. – Предназначались они, конечно, Софочке, но я их у неё экспроприирую, по-русски говоря, изыму в свою пользу. Ты не возражаешь, Софочка? – обратилась она к Зинаиде Павловне.
– Ну что ты, Зиночка, – рассмеялась та, – они твои.
– А торт твой, Шура, мы сейчас разделим на всех и съедим, – завершила свою мысль Зинаида Павловна. И тотчас все барышни загалдели одновременно.
К утру продолжение праздника почти полностью стёрлось из памяти Наполеонова. Он только помнил, что практически без перерыва танцевал, играл на гитаре, пел. А барышни, ссылаясь на то, что он единственный мужчина на их празднике, тискали его, кружили, чмокали в щёку, точно он всё ещё был тем самым маленьким ребёнком, которого они знали в детстве и, играя с которым, умилялись до слёз, словно своих детей у них не было.
Шёл уже двенадцатый час,
