Искушение прощением - Донна Леон
Синьора Кросера взяла свое пальто и сумку и подошла к Брунетти.
– Идемте скорее, пока я не передумала.
С этими словами она проследовала к двери и дальше по коридору.
Когда они вышли на улицу, оказалось, что солнце решило с ними немножко пофлиртовать: мощенная камнем кампо была вся в пятнах света, и так тепло, что Брунетти машинально потянулся расстегнуть пуговицы на пальто.
Он свернул направо, к мосту.
– Где вы живете?
– Возле церкви Сан-Стае, – ответила синьора Кросера. – И я предпочла бы пройтись пешком.
Она смотрела прямо перед собой, поэтому не заметила, как комиссар кивнул. Впрочем, какая разница? Дорога-то туда только одна… Возле моста Понте-деи-Джокаттоли женщина спросила:
– Помните магазин игрушек?
Конечно, Брунетти его помнил. Его дети быстро обнаружили этот магазинчик, и пройти мимо него было невозможно: «Зайдем? На минутку! Только посмотреть!» Магазин исчез, как и остальные, те, что торговали игрушками. Вместо них теперь сувенирные лавки с бесполезными сувенирами для повзрослевших детей, сделанными в Китае и притворяющимися венецианскими.
– Мои дети его обожали, – сказал Брунетти.
– И мои тоже.
Поравнявшись с заново отделанным баром-кондитерской Ballarin, комиссар, даже не спрашивая, вошел туда и проследовал прямиком к барной стойке.
– Что вам заказать?
– Макьятоне и бриошь, пожалуйста, – ответила синьора Кросера. И, словно очнувшись ото сна, добавила: – И еще стакан воды.
Брунетти сделал заказ, и вскоре перед ними стояли две чашки кофе и лежала булочка. Подали воду, и профессоресса Кросера жадно ее выпила. Затем пригубила кофе и быстро, с аппетитом съела бриошь. Брунетти расплатился, и они вышли.
За то недолгое время, что они были в баре, на калле собралось столько народу, сколько раньше бывало только на Рождество. В толпе Брунетти и профессорессу так сильно прижали друг к другу, что комиссару пришлось поработать локтем, расчищая пространство. Они перешли через мост и двинулись дальше, вдоль фасада Фондако-деи-Тедески, где шеренги китайских туристов уже приступили к ежедневному ритуалу – посещению нового божества, современного торгового центра.
Брунетти, для которого это зрелище было не из приятных, отвернулся к Гранд-каналу. Его спутница прекрасно знала дорогу, поэтому они синхронно зашагали вдоль рива. Справа возник мост Риальто. Они перешли через него, чувствуя себя чуть ли не на эскалаторе – зажатыми в толпе: ни остановиться, ни увеличить скорость, чтобы обогнать медлительного пешехода, ни притормозить, ведь иначе тебя затопчут те, кто за спиной.
В самом низу моста профессоресса схватила Гвидо за руку и потянула вправо.
– Уйдем отсюда, пожалуйста! – попросила она.
Десяток быстрых шагов строго вперед, потом направо – и они очутились на кампо перед церковью Сан-Джакомо.
Брунетти остановился и повернулся в ту сторону, где в просвете между домами поблескивала вода. Синьора Кросера пошла туда, он – следом за ней. По пути она то и дело посматривала на здание, где некогда располагался Главпочтамт[37]. Профессоресса остановилась в паре метров от Гранд-канала.
– Ничего не могу с собой поделать: вижу его исключительно как венецианка, а не как архитектор, – проговорила она.
– Вам нравится то, что у них получилось? – спросил Брунетти.
Он бывал внутри, видел магазины, а еще выходил на террасу, чтобы полюбоваться городом. Такой Венецию даже ему доводилось увидеть нечасто: прекрасное кольцо, где каждая деталь избыточна и совершенна.
– Нет, результат мне не нравится, – сказала профессоресса. – Но реставраторы потрудились на славу.
– Что именно вам не нравится? – уточнил Брунетти, желая отвлечь ее от мрачных мыслей. Но и услышать ответ ему тоже было интересно.
– Дворец превратился в дорогой магазин, каких полным-полно возле Сан-Марко, с дешевыми масками и стеклом, произведенным в Китае.
Брунетти промолчал. Он думал так же, но любопытно было услышать ее аргументацию.
– И что же между ними общего?
– Венецианцу нечего купить ни тут ни там. Оливковое масло по цене пятнадцать евро за пол-литра? Ботинки за семьсот? Чашку кофе, которая стоит как две в большинстве баров? – И, прежде чем комиссар успел вставить слово, синьора Кросера продолжила: – Нам просто незачем туда ходить. Ну, скажите, кто из венецианцев захочет приобрести стеклянного слоника или пластмассовую маску?
Эти доводы Гвидо слышал тысячу раз, и тысячу раз сам упоминал в разговоре. Поэтому он сказал:
– Паола часто спрашивает: «Вот где мне купить змейку для одежды?»
Профессоресса метнула в него быстрый изумленный взгляд.
– Паола шьет?
Этот вопрос вызвал у Брунетти улыбку.
– Господи, конечно нет! Змейка в данном случае – метонимия, замещающая то, в чем венецианцы нуждаются и что покупают. Венецианцы, а не туристы. Застежки-змейки, нижнее белье, ножи для чистки овощей… – Он немного помолчал и уже без прежнего запала закончил: – Нитки.
Синьора Кросера отступила на шаг и заглянула ему в лицо.
– Что-то не так? – спросил Брунетти.
Неужели он сказал что-то такое, что ее обидело?
– Полицейский, который использует в разговоре слово «метонимия»! – Профессоресса покачала головой. – Понятно, почему Паола вышла за вас замуж.
Она развернулась и направилась в сторону рынка. В выходные там было не протолкнуться, но сегодня они прошли относительно спокойно. Брунетти отметил, что много торговых мест пустует, там, где раньше были киоски с фруктами и овощами; половина торговцев рыбой тоже отсутствовала.
Миновав рынок, они какое-то время шли вдоль воды, потом – по Калле-деи-Боттери. Один мост, другой… И вот наконец синьора Кросера вынула из сумочки ключи и они вошли в парадную. Женщина заперла за Брунетти дверь и стала подниматься по лестнице на пятый, верхний этаж. Открыла дверь в квартиру, и Гвидо шагнул следом за ней. Через маленький вестибюль синьора Кросера провела его в просторную гостиную с парой удобных диванов и окнами, выходящими в сторону рынка. Вдалеке виднелась кампанила[38] церкви Сан-Франческо-делла-Винья. Профессоресса сняла пальто, бросила на спинку дивана, обошла его и присела на краешек, подальше от входа. На стене за диваном побольше Брунетти увидел четыре черно-белые фотографии. На всех – маленькие круглые капли или шарики, выстроившиеся ровными параллельными рядами.
Любопытство заставило его подойти поближе, и комиссар вспомнил: это серия фотографий Себастьяна Салгаду, сделанных на золотом прииске. Кажется, в Южной Америке? Брунетти оторвался от снимков и глянул на профессорессу Кросеру. Некоторое время она сидела, подавшись вперед и уронив сцепленные руки между коленями, и смотрела в пол. Потом выпрямилась, откинулась на спинку дивана и взглянула на комиссара.
Брунетти отчего-то стало не по себе. Он принес сумочку, которую женщина оставила у входной двери, и поставил рядом с ней на диван.
– Может, вам все-таки позвонить сестре, синьора? – предложил он и направился к дальнему окну.
Пока комиссар разглядывал здания и башни, профессоресса у него за спиной достала из сумочки телефон. Она старалась говорить тихо, но он все равно слышал каждое слово.
Тут Брунетти заметил, что высокое окно справа – это дверь на маленькую террасу. Он открыл его, вышел и притворил дверь за собой. Голос синьоры Кросеры был уже не слышен. Справа Гвидо увидел кампанилу Сан-Марко, стиснутую с двух сторон облаками, которые благодаря какому-то трюку с перспективой казались двумя огромными подушками, собственно, и удерживавшими ее вертикально. Дальше – еще крыши, еще шпили… Почему бы не поиграть в старую любимую игру «Угадай церковь»? Конечно, он тут один и проверить догадки будет сложно, но вон ту наклонную колокольню ни с чем не спутаешь. Санто-Стефано!
Брунетти оглянулся как раз в ту секунду, когда синьора Кросера положила телефонино в сумку и посмотрела в сторону террасы. Комиссар вернулся в гостиную и подошел к хозяйке.
